Хоть и старалась бежать изо всех сил к остановке, издалека увидела, как мигнув лампочками, автобус скрылся за поворотом.
Она остановилась, чтобы отдышаться. Ручка от тяжёлой холщовой сумки больно впилась в ладонь. Варя поставила тяжесть на землю и освободила затёкшую руку. На коже отпечатался ярко-малиновый след. С грустью посмотрела на часы. Прикинула, что следующий рейсовый автобус в деревню должен отправиться рано утром, а вахтенный, который развозил рабочих с завода, поедет за полночь.
Вечерело. Жизнь в посёлке затихала.
Неяркое солнце било в стекла маленьких, точно игрушечных, домиков, медью разливалось по палисадникам, крышам, заборам, ставням в кружевах, в бронзу окрасило траву и придорожные пыльные кустики; медленно, нехотя уплывало за горизонт.
Варя тяжело вздохнула. С трудом подняла сумку с продуктами, побрела к остановке. Ещё неизвестно, подумала, притормозит ли автобус с рабочими. Если шоферить будет Петрович, тот ни за что не сжалится, как рукой не маши. Важно проедет мимо, будто не замечая пассажиров, даже головы не свернёт.
Сколько раз приходилось Варе задерживаться в столовой. Поставщики подведут - к примеру, запозднятся, а на приёмку товара час уйдёт, а то и более: каждый мешок взвесь да посчитай. Или грузчик куда отлучится, и не раз Варваре приходилось коробки и фляги тягать на себе. А иной раз Марью - посудомойку - отчитывать станет: скатерти несвежие лежат на столах или цветы в вазах засохли, а той хоть бы что - словно нет ей до безобразия дела, ее это не касается. И посуду моет, оставляя на тарелках разводы. Глаз да глаз нужен за Марьей - и ленивая, и нерасторопная.
Да мало ли что на работе случалось! Столовая - огромное хозяйство, за всем нужно успеть проследить. Весь посёлок, считай, у них кормился, приходилось жужжать и крутиться. И нынче посевная пора на дворе. Трактористы уходили в поле, едва расцветал горизонт, а домой возвращались со звёздами в небе. Погода стояла, время горячее, иной раз и воды людям выпить некогда. До домашних ли обедов?..
Что бы делали в поселке без столовой?
Варя подошла к остановке, подняла сумку на лавку, пристроилась рядом. С тоской взглянула на пустую, залитую солнцем, дорогу.
Сколько раз в своей жизни она намечала переехать из деревни в посёлок, поближе к работе, чтобы не тратить время на тряску по ухабам утром и вечером, не нервничать, боясь опоздать к последнему рейсу, экономить на билетах, в конце-концов!
Да и было бы чего жалеть: деревушка в низине! Кривая улочка и десяток домов. Старики и старушки - ни детского крика, ни веселья. Раньше было иначе... И от дороги деревня лежала неблизко. Считай, километра два приходилось Варе по полю шагать. Хорошо, если погода сухая и теплая, а если дождик? На дворе стужа?
Зимой она по снегу в валенках, бывало, чуть не на животе ползла. Плыла, точно по морю бескрайнему. А весной широко разливался ручеек, так что приходилось босиком по ледяной воде прыгать. В особо холодные снежные зимы Варя даже ночевала на работе, чтобы в поле не застудиться. Бабка Дуся - соседка - ей домик топила и кошку молочком угощала, за хозяйством присматривала.
А какое уж больно у Вари хозяйство - кошка да куры в хлеву...
Зато летом в деревню на луга заливные, к роще, реке охотно приезжали жители города. И Варин маленький дом у ручья привлекал покупателей. Но как представит она, что не пойдёт на рассвете по зелёному лугу по колено в траве, не вдохнёт воздуха, цветами напоенного, не зажмурится от блеска снега в искрах - такая тоска возьмёт! Весь запал переезжать пропадал. Словно не место жительства и не домик свой захудалый менять решалась - судьбу. Так и ездила много лет, чертыхаясь, из деревни в посёлок - на перекладных.
Этим вечером должна была приехать к ней любимая подруга. Встречу они то назначали, то откладывали, считай, с самой зимы свидеться собирались.
Валентина работала в школе, и каждый день у нее было много уроков: и русский с литературой, и математика, и физкультура - учителей в селе не хватало. Хоть и в районном центре подруга жила, а не больно работа в школе молодежь привлекала. Вале приходилось между классами разрываться, тетрадки проверить и к урокам подготовиться.
В прошлом году Валя замуж сходила - да что-то не сложилось у нее с личной жизнью, в семье не заладилось. Может, от учительской нагрузки? Обожглась, и жила одна.
А тут школьников на каникулы отпустили, вот Валентина и выбралась навестить подругу. Собирались встретиться у дороги, чтобы мимо деревенского кладбища по полю пройтись. И к Иринке - однокласснице - вечерком в гости наведаться.
И вот... - Варя нервно вскочила с лавки. - Автобус ушёл...
К встрече Варя все заранее подготовила: холодец в выходные сварила - с травками, чесночком. Конфетами да печеньем в городе сумку набила. Молоком, маслом её бабка Дуся снабжала, а картошка, овощи и соленья были свои; только в погреб нырнуть.
Лишь в последний миг Варя спохватилась, что в доме нет свежего хлеба, и в столовой за день весь выбрали - столько едоков! Рано утром Варя сварила щи. Уходя на работу, оставила чугунок в печке томиться. Какой ужин без хлеба?
. И бабка Дуся просила ее привезти из города высокого, белого; сама хлеб давно не печёт, с тестом ведь столько мороки! Варя в магазин побежала, а там очередь длинная - конец дня.
И потом от магазина летела, что было духу, обратно в столовую, потому что в спешке забыла ключи под половичок положить. Придут рано утром стряпухи тесто ставить, волновалась, а в условленном месте пусто. Не испекут тогда пирогов - через окно не полезешь в столовую. Столько людей Варя накажет...
И вот... Варвара вздохнула. Опоздала...
Подруги долго не виделись, и Варя скучала. В детстве девочки вместе росли, а в классе сидели за одной партой. В куклы играть, задачки решать, в школу, на сенокос - все время были вместе, не разлей водой. Одна беленькая, а другая чёрненькая - только и разницы.
После школы Варя на повариху учиться пошла, а Валя в город уехала, в педагогический институт. Книжки читать любила - стала учительницей литературы.
Варя очень ждала подругу. Тонкая, образованная Валя была ей и другом, и кумиром. Не хватало задушевных разговоров с ней, ласкового юмора подруги, поучительных рассказов.
Чувствовала Варя в последнее время странную пустоту в груди и одиночество. Словно дорожка, по которой прямо шла, вдруг в траве затерялась, от глаз скрыта - не знаешь, куда ступить, дальше двинуться.
Иное дело Валя! Живая, смешливая, озорная, и в жизни у нее все ясно и определённо. Всегда могла рассудить, выход из тупика подсказать, сомнения откинуть. Иной раз поговорят, похохочут, и Варя словно ключевой водой омоется - так хорошо на душе становилось. А Валя и сама была кладезь знаний, и на службы ходила в храм, в церковном хоре пела - на все время могла отыскать.
Очень любила Варя свою подругу!
Делать нечего, вздохнула она, придётся просить Семена домой ее отвезти - больше некого. У него был большой мотоцикл, да и жил он в двух шагах от остановки. Не ночевать же Варваре здесь, на остановке...
Очень не хотелось Варе обращаться к Семёну. Сегодня снова к ней в столовую приходил, опять любезничал да намекал. Не могу, говорил, без тебя жить, Варвара. Отпусти тяжесть сердечную. Стоял набычась, взглядом прилюдно сверлил, было стыдно. Видела Варя в зеркало, как Марья - посудомойка над ними хихикала.
Уж несколько лет Семён не давал Варе проходу, замуж звал. То вечером приходил в столовую коробки грузить, то рано утром ждал у дороги, чтоб подвезти на работу.
И бабы Варвару замучили: пожалей, говорят, мужика - так страдает... И на себя посмотри страстно - хоть и в столовой работаешь, а не королевна. Ещё лет пяток в молодушках побегаешь, а что потом? Как дальше жить будешь? И ребёночка ей родить надобно, говорили, - взрослая серьезная женщина в самом соку, пора матерью стать.
Да, вздохнула Варя. Семён работящий, хозяйственный и не пьёт. Где лучше него найти? Вон дом какой себе выстроил - дворец! Загляденье!
Варя подошла к забору и с уважением посмотрела на высокий, крепко слаженный деревянный сруб. Любая женщина охотно хозяйкой в него пойдёт.
Все так, подумала Варя. Годы идут. Ребёнка родить хочется - от любимого...
Семён обрадовался, увидев на своем пороге смущённую Варю.
Мотоцикл ревел, ветер бил в лицо, закручивая пшеничные волосы. Варвара высоко подпрыгивала на ухабах, крепко держалась за ручки, чтобы, не ровен час, из коляски не выпрыгнуть, но встретиться с подругой в назначенном месте все же опоздала.
Как ни уговаривала она Семена вернуться назад, он вызвался проводить Варвару. Поставил мотоцикл под ветлой - ручей хоть и маленький, но технике через него не перескочить, и по узкой тропинке в траве они поспешили к дому.
Семён нёс тяжёлую сумку и все удивлялся, чем только Варя вздумала её нагрузить, словно не любимую подругу встречать собиралась, а полк генералов.
А Валентина не стала долго дожидаться Варвару и направилась одна в деревню через поле. Побоялась стоять вечером на пустой дороге. Да и озябла - солнце скрылось за горизонт, и из рощи пахнуло свежестью.
Варя увидела Валентину в окне в доме бабки Дуси. Затопала обрадовано по крыльцу, вбежала в сенцы. За ней следом, пригибаясь, в избу заглянул Семён.
В комнате по углам было темно, и только тусклый свет лампы, свисающей с потолка, освещал круг над столом, за которым сидели женщины.
Валя подняла голову и строго посмотрела. Протянула руку вперед, останавливая порывистое движение подруги к ней, молча указала ей на лавку. Повинуясь, Варя тихонько села. Семён застыл у порога.
С печки на пол спрыгнула кошка, заурчала, изгибаясь, затёрлась Варе о ноги.
- '17 лет я провела в этой пустыне, словно с лютыми зверями борясь со своими помыслами...', - прочитала Валя в книге.
- С чем борясь? - не поняла Валентину бабка Дуся.
- С помыслами, то есть с желаниями, - пояснила подруга. - 'Когда я начинала вкушать пищу, тотчас приходил помысл о мясе и рыбе, к которым я привыкла в Египте. Хотелось мне вина, потому что я много пила его, когда была в миру. Здесь же, не имея часто простой воды и пищи, я люто страдала от жажды и голода. Терпела я и более сильные бедствия: мной овладевало желание любодейных песен, они будто слышались мне, смущая сердце и слух...'
- Каких песен? - переспросила Дуся.
- Любодейных, баб Дусь! То есть плотских, похотливых.
- А! - понимающе кивнула бабка.
Валя читала Житие Марии Египетской.
На Валентине был тёплый свитер под горло, толстая кофта. Тёмные волосы она собрала в тугой узел и гладко зачёсала наверх. На бледном лице лежала скорбная тень.
Читала подруга монотонно, немного распевно, изредка отрываясь от текста, чтобы перелистнуть страницу или взглянуть на притихших слушателей - и тогда Варя видела за очками с большими линзами её блестящие глаза, восхищенные поразительно чистой историей жизни.
Бабка Дуся неторопливо сматывала нитки в клубок. Изредка вскидывая голову в белом платке от колен, внимательно и удивлённо смотрела в лицо гостье.
В дальнем углу под иконами тлела лампадка.
- 'Я же при появлении окаянных помыслов повергалась на землю и словно видела, что передо мною стоит Сама Пресвятая Поручительница и судит меня...'
С последней их встречи Валентина немного осунулась и похудела. Было видно, что подруга много работает и совсем не успевает отдохнуть. Наверное, и перекусывает-то на бегу, подумала Варя, - столько в школе забот. Она вдруг почувствовала, что и сама сильно проголодалась. За весь долгий день ей не удалось пообедать - в делах и заботах закрутилась... И Семена из-за стола выдернула, виновато подумала.
- Извиняюсь, - затоптался у порога Семён. - Темно на дворе, я поеду. Не обессудьте.
Он повернулся к Варваре.
- До свиданьица, будьте здоровы, - откланялся Валентине.
Подруга отвлеклась от чтения и с чистыми глазами из-под очков с интересом взглянула на Семена. Тоже кивнула ему: 'С Богом!'
Варя вышла из дома проводить друга.
- Спасибо, Сёма, что подвёз меня. Может, поужинать пойдем, я щи сварила... - сказала нерешительно.
- Да где там! - махнул он рукой. - Не буду мешать вам... И поздно.
Немного сутулясь, Семен направился к ручью по тропинке. Сделал несколько шагов, но тут же вернулся к крыльцу, будто вспомнив о чем-то. Сказал, немного стесняясь, не глядя Варе в лицо:
- Ты это... Варвара, ты подумай... - и быстро поспешил обратно, почти побежал от нее. Вскоре походка его успокоилась, шаги стали тише.
Варя долго смотрела вслед удаляющейся фигуре - до тех пор, пока силуэт Семена не превратился в маленькую точку, а потом и вовсе растаял в вечерних сумерках.
Она вдруг почувствовала ком в горле, ей до слез стало жаль печального друга. Улыбнись, протяни руку - и не будет счастливее Семена на свете человека. Получается, одной Варваре это было по силам. Она неожиданно рассердилась на себя: не следовало ей к Семёну обращаться за помощью; лучше бы ночной, вахтенный автобус дождалась - все равно некогда Валентине.
Она вернулась в избу бабки Дуси.
Подруга встала из-за стола, шагнула ей навстречу. Наконец, они обнялись.
В небольшом домике неподалеку от бабки Дуси Варя жила одиноко. Её родители помогали по хозяйству брату, нянчились с внуками, она изредка навещала родных в соседней деревне.
- Здесь Иринка живёт, - показала она Вале на покосившийся сруб, когда шли вдвоем к дому. У ворот в сумерках играли ребятишки. - Завтра наведайся сюда, побудь с ней, поговори. Нынче поздно уже.
- Как она поживает? - спросила Валя.
- Мается Иринка со своим алкоголиком. Смотри, детей сколько, - кивнула на громкоголосую ребятню, - мал мала меньше... А он не только зверски пьёт, им ещё... как ты в книжке читала? 'Овладевает желание любодейных песен'.
Валя усмехнулась:
- А Иринка что же?
- Прощает.
- Прощает?
- Жалеет мужика, вон детей сколько - отец он им, родня.
- Да какой он отец! - в сердцах воскликнула Валя, и Варя увидела, как гневно сверкнули её глаза.
- Да что уж теперь говорить - муж, не чужой. Вот и мается Иринка. Мучается и терпит.
- Эх, Ра-ассея! - Из груди Валентины вырвался надрывный стон.
В палисаднике у домика пышно расцветала сирень. Нежное благоуханье тянулось по воздуху. Проходя мимо кустов, Варя пригнула ветку и ткнулась лицом в душистые соцветья, зажмурилась от блаженства.
- Сейчас окно в доме раскрою, в комнату аромат впущу, чтобы сладко спалось, - сказала.
- Хорошо у тебя тут, привольно... - Валя остановилась у крыльца, тоже полной грудью вдохнула.
Валентина пошла с дороги умываться, а Варя, ополоснув руки, кинулась накрывать стол. Заглянула в печку. Хорошо протопленная с утра, она хранила тепло. И щи в печи не остыли.
Варвара приноровилась готовить еду на углях, на живом огне, избаловалась. И блины на электричестве ей были не те, и каша казалась невкусной, а уж про щи или солянку говорить не приходилось.
Крепкое, ладное тело Вари бесшумно двигалось по комнате и казалось невесомым. Она наклонялась, поворачивалась, неслышно ступала по хлипким половицам. Изогнувшись, потянулась в печку открыть заслонку и зацепила ухватом с длинной ручкой закопчённый чугунок; ловко вытянула его наружу, не боясь обжечься.
Руки Варвары легко, проворно порхали над столом, доставали с полки салфетки, красивые тарелки, приборы, выгружали на лоток холодец, резали хлеб, вскрывали банку с соленьями, красиво раскладывали в миски квашеные огурцы, помидоры, грибочки; украшали.
Казалось, над поляной летают бабочки.
Нарядив стол, Варя достала стопочки.
- А вот это не надо, - остановила подругу Валентина. - В постный день пить не положено, - Гостья повернулась к иконе. Осенив себя крестом, прошептала молитву и только потом, как положено, села к столу.
- У тебя пост? - охнула Варя.
- Пост не у меня, - строго произнесла Валя, поджав губы. - У православных.
Валины руки-бабочки упали вдоль тела.
- Столько всего на столе. Напрасно, излишества это, совсем ни к чему, - Валентина укоризненно посмотрела. - И время на дворе позднее. А это что? - подняла крышку на кастрюльке. - Я только огурчик возьму. И помидорку, - положила овощи в тарелку. - Достаточно.
- Что же, и щи есть не будешь? - расстроилась Варя.
- С мясом?
- На курином бульоне.
- Не положено, - ответила подруга.
А Варя так старалась!
- Нельзя тело ублажать, - Валя недовольно кивнула на миску с холодцом. - О душе радеть нужно.
- Хоть каши-то зачерпну? Ещё тёплая, - несмело предложила Варя.
Валентина согласилась и подставила тарелку под рассыпчатую крупу.
Варя налила себе наваристых щей, сдобрила сметаной. Сметана потекла, растворяясь в золотистом бульоне. Приподняв со дна янтарного цвета картошку, изумрудно-зелёную капусту, морковку, коренья, она помешала ложкой щи в блюде. Кинула сверху в бульон укропчик. С тоской посмотрела на сиротливый огурчик в тарелке подруги. Есть ей расхотелось.
- А что за мужчина с тобой был? - спросила Валентина. - Печальный...
- Это Семён. Прорабом в поселке работает, дома строит, бани.
- Представительный, крепкий.
- Ходит он за мной, Валечка, по пятам, не даёт проходу. Замуж зовёт.
- А ты?
- А я все раздумываю. Разум говорит - пора замуж. Засиделась я в девках-то, занежилась.
- А что же тебя останавливает?
- Ты видела мужиков наших? Один другого краше...
- И в нашем поселке одни алкоголики да тунеядцы, - согласилась подруга и кивнула.
- Вот, а я про что говорю! Работящий мужик Семён - в нашем поселке на вес золота. Лучше него по всей округе не сыщешь.
- Так выходи замуж, что думаешь?
- Ой, Валечка! - Варя отложила ложку. - Как же без любви замуж?
В горьком вздохе Вари было столько отчаяния, что Валентина перестала хрустеть огурцом. Тревожно вгляделась в голубые, отчаянно глубокие, распахнутые ей навстречу глаза подруги и, не выдержав жгучей боли, отвела взгляд в сторону.
- Я же, Валечка, и деток родить мечтаю... - немного стесняясь, произнесла Варя, и яркий румянец пролился на щеки. - Только думаю, а вдруг кого ещё в жизни встречу? Куда потом от любви побегу - с детками?
Подруги замолчали. В комнате стало тихо. Было слышно в окно, как на краю деревни лениво ворчали собаки. Стучали часики на стене, и в углу тоненько жужжала муха.
- Лежу я иногда, Валечка, ночью без сна, в потолок гляжу. Или на крыльцо выйду, под звезды... До утра сижу на воздухе, аж продрогну. Думаю, что есть же где-то на свете мой родной человек, мне предназначенный. Без меня живёт на земле, без любви мается...
Она замолчала, устремив глаза, окутанные светлой печалью, в черный квадрат окна.
- И он тоже где-то живёт, меня ждет. Голову вверх задирает, меня в тёмном небе ищет... Почему, скажи, Валечка, - она повернулась к подруге, - Господь не пошлёт нам встречу?
- Потому что не обращаешься к Господу.
- Как не обращаюсь! Говорю же, на крыльце сижу...
- Не на крыльце молятся! В храме! Только там можно осознать глубину грехов своих и покаяться. А тебя в церковь не загонишь и молитв ты не знаешь. Заповедей Христовых не соблюдаешь. Знаешь заповеди-то?
- А вот и нет! - обрадовано воскликнула Валентина. - Самая первая, главная заповедь - почитай Господа своего. О Боге надо думать, а не о том, кто без тебя на белом свете мается. Может, никого и нет, все выдумки. Так, блажь, похоть... Черт тебе спать не дает, шепчет на ушко песню любодейную, смущает.
Варя пристыжено уткнулась в тарелку. Взяла в руки салфетку. Её тонкие пальцы нервно подрагивали.
- Давно в храме была? - Яркими глазами Валя строго посмотрела на подругу.
От её взгляда Варе стало не по себе.
- Вижу, давно была - осуждающе подытожила Валя. - Редко в церковь заходишь - одним словом, захожанка. И икон у тебя мало. - Валя осмотрелась по сторонам. - Крест-то хоть носишь?
- Он со мной с детства. - Варя нащупала под одеждой крестик.
- Сходи в храм и купи ленту Живые помощи.
- Что за лента?
- С молитвой. Носи всегда при себе - это защита и благодать Божья. И книжек духовных, вижу, у тебя нет. Что читаешь? - Валя повернула голову к шкафу. - Чехов, Куприн, Лев Толстой - смешно! Школьная программа. Каждый ребёнок эти книги знает. А для души?
- Скажу честно, Валечка, читаю мало. И эти книжки, - Варя повернула голову к шкафу, - уж не помню, когда с полки снимала. Так на работе закрутишься... Домой без ног приползаю. А разве есть что лучше для души, чем классика?
- Вот и плохо! Говорю же, что не думаешь ты о душе, Варвара! Не молишься и не каешься! 'Вера твоя спасла тебя, иди с миром', - сказал Господь блуднице Марии Египетской, когда она искренне осознала погибель свою и раскаялась в содеянном.
- И что же? Она полюбила? - Варя взволнованно потянулась к подруге и с надеждой на нее посмотрела.
Под ее взглядом Валентина занервничала:
- Мария стала подобно ангелу: когда молилась, то поднималась на локоть выше земли - такова была её святость.
- А ребёночка? Родила?
- Нет, не смогла. Умерла в пустыне, в святости... - тихо ответила Валя, потупив взгляд.
- Жалко... - жалобно протянула Варя и взволнованно провела рукой по пушистым волосам, собранным в косу. - Выходит, жизнь свою погубила, борясь с помыслами...
- Да, с похотливыми желаниями.
Они замолчали.
- А ты? - вдруг спросила Варя.
- А что я?
- Но ведь и ты одинокая женщина. Как ты-то борешься?
- С чем?
- С помыслами...
Валя нахмурилась, недовольно дёрнула плечом:
- А у меня нет никаких помыслов. Я молитвы читаю, к Господу обращаюсь.
- Валя, но Господь дал и тебе, и мне, и любой другой женщине не только душу, но и тело. Руки, ноги, грудь.
Она склонила голову и посмотрела себе на колени и выше на живот, вытянула вперёд руку, задрала рукав кофты, обнажив локоть. Провела пальцами по нежно-розовой, почти прозрачной коже. Повернула руку ладонью вверх.
- Тело же - чтобы чувствовать, слова произносить, молиться. Благодарить... Любить... - Варя смотрела на подругу, недоумевая. - Видеть - глазами. Думать - головой. - Она ткнула ладонью в висок. - Каяться - сердцем. Почему, скажи, плохо... скверно... о теле думать?
- О душе думать нужно, не о теле, - повторила Валя и на носу у неё образовалась сердитая складка.
- Так чем же думать о душе? Телом же! - воскликнула Варя. - Или у тебя в голове... - Она запнулась. Ещё ничего не произнесла, но глаза ее уже округлились от ужаса. - Чтобы думать... мякина? - сказала и тут же пожалела о содеянном.
Валентина резко откинулась на стуле. Закатив к потолку глаза, покачала головой. Тяжело выдохнула. Было видно, как она оскорблена.
- Ты вот, Валечка, гляжу, осунулась, похудела. Наверное, работаешь не покладая рук; на тело свое рукой махнула. О душе страдаешь, но сама-то бледная и каменная, будто неживая. И думаешь недобро, и нетерпимая... На себя не похожа. Не узнаю я тебя... - Варя с опаской оглянулась на икону, ища поддержки у Господа. Пугаясь своих слов, перекрестилась.
Валя внимательно слушала подругу, и на её лице медленно проступал страх. Она боролась с противоречивыми желаниями. Ей хотелось вскочить и гневно закричать Варе, чтобы она не смела так говорить и замолчала; возникло нестерпимое желание пристыдить, отчитать любимую подругу, отхлестать за дерзость.
Бранные слова рвались наружу, Валя задыхалась. Но какая-то внутренняя сила не давала ей проявить себя. Она крепко - до хруста в челюстях - сжала зубы и закрыла рот рукой, чтобы только не разразиться ругательствами. Внезапно она вскочила со стула и подбежала к окну. Взглянув в кромешную тьму, кинулась к прежнему месту, схватила кофту и стала торопливо одеваться.
- Валечка! Прости меня! - подбежала к подруге Варя. - Прости меня, дуру окаянную. - Она потянула Валину кофту к себе. - Сама не помню, как вырвались из меня эти поганые слова - не со зла я сказала, а от дремучести своей и большой глупости. Совсем я, Валечка, одичала в нашей деревне. Огрубела душой и сердцем, очерствела, каюсь... Прости, прости меня, милая...
Казалось, Валя её не слышит. Она пыхтела и беспорядочно прыгала по комнате, как упругий пышущий жаром шар, не совсем понимая, что ей следует сделать. Шар отскакивал от стен, дивана, стола, подоконника. Наконец, Валя подбежала к плачущей подруге, выдернула из ее рук кофту, оттолкнула ее от себя и кинулась к порогу. Стала надевать плащ, не попадая руками в рукава.
- Куда на ночь глядя? - во весь голос запричитала Варя. - Ой, что же делается! Господи, помоги! Валечка, прости, ну прости меня, Бога ради. Неразумная я, чего говорю, не ведаю, - Варя громко плакала, обнимая подругу за плечи; крепкими руками схватила ее в кольцо, не давая двинуться.
Валя дёрнулась. Не сумев вырваться из объятий, обмякла. Внезапно силы ее оставили.
- Прости меня, Валечка, за то, что я погорячилась, - все еще плача, говорила Варя. - Пойдём, пойдем к столу. Будем чай пить, - подтолкнула она гостью, всхлипывая и вытирая слезы. - Я чайник поставлю.
Сурово поджав губы, Валентина покачала головой - наотрез отказалась. Вырвалась из заточения Вариных рук, подошла к полке с книжками. Взяла толстый потрёпанный томик. Раскрыла наугад книгу, уткнулась в страницу - отгородилась от всего мира.
В комнате воцарилось напряженное молчание.
Отпустив подругу, Варя в возбуждении метнулась к столу и стала собирать горой посуду. Рискуя завалить стопку, понесла к мойке. Зачерпнула ковшиком из кастрюли горячей воды, налила в тазик. Погрузила в него тарелки. Повернулась к Вале и виновато посмотрела. Ее покрасневшие от слез глаза ярко блестели.
- Чтобы завтра ногами двигать, Валечка, фляги и мешки таскать на хребте, мне же хоть иногда поесть надо! - сказала спокойнее, оправдываясь. - Встаю рано, трактористов кормлю... Они землю пашут. Как голодной?
Валентина сосредоточенно листала книгу, чуть шевеля тонкими подрагивающими губами. Казалось, она не слушает Варю.
Варвара опустила голову к мойке. Из раковины в ведро переливалась вода.
Она вымыла и вытерла все тарелки, стряхнула со скатерти крошки.
- Я тебе, Валечка, на диване постелю. Здесь спать хорошо, нежарко. - Варя сняла с антресолей подушку и одеяло. - А если кошка прыгнет к тебе, гони ее, нечего приучать к кровати.
Валентина молча кивнула, хмурясь.
- А может, на улицу пойдем? Воздух сладкий, свежий. Сирень цветет - дух пить можно. Оденемся потеплее, до колодца прогуляемся, - Варя с мольбой смотрела на подругу. - Спать совсем не хочется. Столько не виделись! Я так скучала...
- Нет, поздно уже, я устала, - нехотя процедила Валентина. - Продрогла, тебя на остановке ожидая, пока ты со своим поклонником... - Она сделала ударение на последнем слове и красноречиво замолчала, вновь склонившись над книгой.
- Да что ты такое говоришь, Валечка! - со слезами в голосе воскликнула Варя, подошла к дивану и села рядом с подругой. - Никакой Семён мне не поклонник! Говорю же, замуж зовёт, а я не люблю. Не хочу обманывать его, нам обоим жизнь портить. Как можно жить с нелюбимым, Валечка? Как спать? В постель ложиться? - Варя смотрела на подругу, не мигая. В больших глазах застыли боль и смятение.
Валентина не знала, куда спрятаться от жгучего взгляда, чувствовала, как печет ей лицо, хотя по-прежнему не смотрела на Варвару.
- Ты мне объясни, пожалуйста, Валечка, - Варя потянула к себе книгу, которую листала подруга. Закрыла. - Вот эта святая, о которой ты читала, Мария Египетская. Говоришь, она блудницей была...
- Да. Распутница и любодейка... - сквозь зубы вымолвила Валя и снова нахмурилась.
- То есть спала с кем придется? С первым встречным?
- Думала, что смысл жизни состоит в утолении похоти.
- А мое тело не откликнется, если любви нет, Валечка. А ночью лежу без сна, знаю, что где-то любимый, мне предназначенный, ждёт меня... - От волнения она задохнулась. - В груди жжется... Вся полыхаю.
- Может, и никакой нет любви, сказки все это, - Валентина устало зевнула и отвернулась от подруги.
- Как нет! Я уверена, Мария Египетская любовь искала, родного человека ждала. Жаль только, не дождалась... Выходит, мы об одном и том же страдаем... Грешницы...
В комнату из окон просочилась печаль.
- Валечка, но не зря же Мария по пустыне столько лет ходила и страдала? - нарушив тишину, спросила Варя.
Подруга ее не слышала.
- Может, и мой грех на себя взяла? Чтобы я полюбила?
За окном шелестел ветер.
- Ложись, милая, отдыхай. Я свет погашу, - вздохнув, Варя устало поднялась с дивана. Щелкнула выключателем, и комната погрузилась во мрак.
- Разве это грешно - о любви мечтать? - собираясь отправиться в комнату на покой, стоя на пороге, вдруг снова спросила Варя, но подруга ей снова не ответила.
Было слышно, как из рукомойника в ведро звонко падают капли.
- Ребёночка родить мне хочется, Валечка - сына или доченьку. Не для того же я живу на земле, чтобы трактористам щи наливать... - Варя горько усмехнулась, но тут же поспешила оправдаться: - Нет, Валя, ты не думай, я работу свою люблю. Людей кормить - дело благородное. Но должно же моё тело ещё для чего-нибудь сгодиться, кроме как у печки стоять и фляги тягать, - Варя вдруг погладила свой живот. - Тело дано мне, чтобы ребёночка выносить и грудью вскормить, в руках малыша баюкать.
Варя вернулась к дивану и с босыми ногами забралась к подруге под одеяло. Прижалась с Вале, дрожа всем телом.
- Господь не мог сказать про тело, что оно скверно, Валечка. Это люди выдумали, все с ног на голову перевернули - не поняли Господа.
Валентина по-прежнему хранила молчание.
- Ты вот учительница, - произнесла Варя с гордостью и с уважением посмотрела на подругу. В темноте не было видно ее лица, но Валентина чувствовала, как тепло Варя на нее смотрит. - Ты деток к классике приучаешь. В церковном хоре поешь... Житие Святых читаешь... А я... Живу в захудалой деревне, с кошкой дружу... - Варя бесшумно поднялась с дивана и отправилась к себе в спальню.
- Я утром рано на работу пойду, не буду тебя будить. Ты, Валюша, отдыхай - в рощу сходи, на речку, - крикнула Варя из темноты.
- Я к Иринке схожу, - наконец, ответила гостья.
- Сходи, поддержи ее. Тяжело ей - мается.
Варя долго лежала без сна. Слышала, как в комнате на диване ворочалась Валя, силясь уснуть. Во дворе, отсчитывая часы, кричали петухи, приближали рассвет. Наконец, и Варвара уснула.
Во сне она шла по изумрудно-зеленому полю. Пронзительно синий, сверкал над головой небосвод. Тихой походкой навстречу к ней приближалась невысокая женщина. Длинная накидка из струящейся ткани полностью скрывала её хрупкое тело, прозрачным шлейфом тянулся за спиной невесомый шарф. Шаги её были легки и неслышны, казалось, незнакомка парит в воздухе. Следом за ней бежал весёлый малыш, и теплый ветерок играл его золотыми кудрями.
Женщина улыбнулась Варе, и на нее вдруг пролился тёплый живительный свет. Хотелось плыть в тихом лучезарном потоке. Глаза незнакомки лучились, но не жгли - лишь ласкали. Варя вдруг поняла, что где-то видела эти взгляд и лицо, женщина была ей знакома. Даже имя ей вспомнилось...
Мария протянула малышу руку, и, тот, звонко рассмеявшись, подбежал к матери. Прыгая от радости, схватился пухлыми ладошками за алые щёчки.
Они прошли совсем близко от Вари, и она почувствовала на лице лишь легкое движение воздуха.
На дворе рассвело. В палисаднике тонко запел скворец. Потягиваясь и улыбаясь, Варя с трудом разомкнула глаза. Она услышала в передней спокойное дыхание подруги - Валя спала.
Варя обхватила руками свое здоровое, сильное тело. Положила ладонь на живот. Провела рукой по крутому бедру, налитой груди, нашла упругий сосок. Снова увидела веселого румяного малыша - Мария Египетская вела его ей навстречу.
Семена Варя заметила, не доходя до ручья. Он стоял на обочине дороги у железного коня и, нервно покуривая, смотрел в противоположную сторону. Льняные волосы сверкали в лучах восходящего солнца.
От земли шла испарина, день занимался жаркий. Желтое от одуванчиков поле распростёрлось до горизонта.
Варя замедлила шаг и остановилась. Вдохнув полной грудью, вскинула к небу руки. Подставив лицо под струю тёплого воздуха, нежась, ласкаясь, зажмурилась от солнца.
Семён увидел Варвару и шагнул ей навстречу, и она вдруг звонко рассмеялась - от любви и счастья.