Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Совместно с Д.П. Мозговым написана глава
"Принцип построения сигнального биологического поля млекопитающих как
экологической модели"
УДК 159.922.5 + 801.009 + 577.4
ТЕОРИЯ СИГНАЛЬНОГО ПОЛЯ В ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ СЕМИОТИКЕ
2002 Э.Д.Владимирова, Д.П.Мозговой
Статья посвящена проблеме семиотической метафоры в экологии.
Введение
В ходе экологических исследований, ведущихся на кафедре зоологии
Самарского государственного университета, собраны материалы по
средовому обмену информацией в популяциях и коадаптивном комплексе
видов Vulpes vulpes (L.), Martes martes (L.), Mustela nivalis (L.) и
Mustela erminea (L.), обитающих в Самарском Заволжье и Приуралье.
Систематизация и обработка материалов на основе теории биологического
сигнального поля млекопитающих потребовала применения концептуального
базиса, разрабатываемого в настоящее время в биосемиотике (Мозговой,
Розенберг, 1992; Розенберг, Мозговой, Гелашвили, 1999; Владимирова,
2001).
Научные модели в экологии должны, во-первых, учитывать особенности
функционирования объектов исследования (Розенберг, Шитиков, Мозговой,
1993, с.60-71), во-вторых, "ранжировать по степени важности различные
факторы и гипотезы, касающиеся явления" (Менджел, Кларк, 1992, с. 12,
283.). Семиотический подход к экологическим объектам - это подход, в
полной мере учитывающий специфику информационно-коммуникативных
процессов в экосистемах и их роль в поддержании буферных свойств
надорганизменных форм организации жизни. Изоморфизм экосемиотической
понятийной системы экологическому объекту предполагает такую схему
представления знаний, которая применима для описания, объяснения и,
главное, построения прогнозов функционирования экосистем. При этом
понятия экосемиотики не задаются a priori, а определяются способом и
средствами анализа эмпирического материала, организованного на основе
современных экологических теорий.
С нашей точки зрения, попытка выявить "объективный" смысл понятия
"знак" демонстрирует лишь непонимание функций научной терминологии и
свидетельствует о догматичном следовании традициям научной школы,
пытающейся найти "предел семиотики". Язык, живущий "по законам
символической конверсии" (Тодоров, 1998, с. ), не "отражает" мир в
языковом зеркале с той или иной степенью объективной правильности, а
соотносится с референтом, отсылает к нему, характеризует, указывет,
намекает на референт "собственными тропологическими и
парафрастическими языковыми средствами" (Сорокин, 1998, с. ).
Указание на структуру референта следует искать в мотивированности
знака, которая в языке современной науки напрямую связана с
выполнением той или иной функции в построении научной схемы.
В дискурсе каждой эпохи существуют традиционные "упорядочивающие
коды", которые необходимо учитывать, чтобы быть понятым (Фуко, 1994,
с. 33). Конкретные задачи языкового моделирования объекта исследования
в ряде случаев вступают в противоречие с научными традициями, которые
имплицитно предполагают определённое соотношение новаторских и
общепринятых кодов и предметной области их приложения.. Ориентация
исследования в большей мере на получателя знакового сообщения, чем на
отправителя, не традиционна для современной биосемиотики и требует
оговорок. С нашей точки зрения, подобное направление лучше
соответствует экологическим задачам и может оказаться более
плодотворным, чем сложившийся стереотип.
1.Современные проблемы биосемиотики
"Биосемиотика" - одно из новых понятий биологии, получившее
достаточно широкое употребление на рубеже ХХ и ХХI веков. В процессе
интеграции семиотики и биологии просматривается по меньшей мере три
основных направления.
1. Формирование "семиотической парадигмы" в биологии ( T.A.Sebeok
1963, 1976; А.П.Левич, 1983; А.Шаров, К.Кулль, 1990; K.Kull,1990,
1993; A.Sharov, 1992; J.Hoffmeyer, 1997). Для неё характерны
следующие черты: а) представление о семиозисе как эмерджентном,
сверхсуммативном атрибуте жизни. При этом взгляд на природу сквозь
призму семиотического контекста противопоставляется
молекулярно-генетическому и биохимическому редукционизму в
качестве унифицирующего объяснительного принципа; б) толкование
эволюционного процесса как тенденции к увеличению семиотической
свободы; в) неовиталистическая концепция жизни в противовес
механистической концепции; г) включение в арсенал теоретической
биологии понятий "значение", "знак", "цель", "ценность"
для интерпретации процессов адаптации, эволюционного прогресса; д)
поиск смысловых соответствий между физическим основанием
органической эволюции и термодинамикой необратимых состояний.
2. Применение понятийного аппарата семиотики для построения
экспериментальных и объяснительных моделей в этологии, теории
коммуникаций животных, экологии и социобиологии (J. von Uexkuell,
1934; K.Lorenz, 1971 ; Ч.Моррис, 1983; Р.Якобсон, 1985;
T.A.Sebeok, 1976; Н.П.Наумов, 1977; В.И.Марков, 1993). Рефлексия
над традиционно семиотическими понятиями ("Umwelt", семиозис,
значение, смысл) в эколого-этологическом ключе (К.Бюлер, 2000;
Ч.Моррис, 1983; U.Eco,1976; Ю.С.Степанов, 1971; А.П.Левич, 1983;
K.Kull, 1998; W.Noeth, 1998; Д.П.Мозговой, Г.С.Розенберг, 1992).
Выявление "субъективно значимой" части окружающей среды. Данный
подход назван Т.А.Себеоком "экзосемиотическим" (Sebeok ,1976);
3. Сопоставление смысла метаязыковых понятий и понятий физической
теории информации, объяснение процессов кодирования и
развёртывания биологической информации на биохимическом,
биофизическом, молекулярно-генетическом и клеточном уровнях в
семиотическом контексте и/или с использованием одноименных
выражений, которые в последние десятилетия применяются как в
семиотике, так и в естественнных науках (Р.Якобсон, 1996; K.Kull,
1990, 1993; A.Sharov, 1992; J.Hoffmeyer, 1997; В.И.Корогодин,
В.Л.Корогодина, 2000). Это направление названо Т.А.Себеоком
"эндосемиотическим" (Sebeok ,1976).
Показательным в этом отношении явился научный съезд в Копенгагене в
апреле 2001 года, который очертил круг проблем, считающихся
актуальными в среде ученых-биосемиотиков. Ситуация, сложившаяся в
современной биосемиотике, позволяет проследить преимущества и
недостатки конвенциально-традиционного и новаторского употребления
семиотической терминологии. Говорить о биосемиотике как о сложившейся
в биологии отрасли в настоящее время ещё рано. Проблема
терминологической полисемии, к сожалению, зачастую остается основной
темой для дискуссий специалистов - представителей смежных дисциплин:
семиотики, биосемиотики, зоосемиотики и экосемиотики. При этом
выясняется, что употребление семиотических терминов в общепринятом
значении не обязательно служит гарантией взаимопонимания.
Известно, что процесс понимания текста предполагает одновременное
уточнение и контекста сообщения, и правил кодирования информации.
Новые цели биосемиотических исследований задают новые контексты.
Очевидно, что нельзя требовать унификации терминологии, с помощью
которой обсуждается, во-первых, семиотический статус генетического
кода; во-вторых, моделирование знаковых процессов в ходе
взаимодействия живых организмов и среды обитания; в-третьих, создается
объяснительный принцип, претендующий на звание новой парадигмы в
теоретической биологии.
Урегулирование биосемиотической терминологии идет в настоящее время
как минимум в двух направлениях: 1) выявление наиболее общих свойств
живого в оппозиции к неживому, и, на основе этих свойств, поэтапное
построение непротиворечивой понятийной системы; 2) аргументация
"объективной" правильности традиционного для данной школы
использования понятий. Интеграция разнообразных фактов и подходов с
единых общенаучных позиций может только приветствоваться, но
неоговоренная терминологическая полисемия и "борьба" за
доминирование в науке в целом той или иной понятийной системы могут
оказать и уже оказали негативное воздействие на ход дальнейшего
развития различных отраслей биологии и биосемиотики (об этом пишет и
С.В.Чебанов в письме, посвященном подготовке Российского съезда
биосемиотиков).
Подобная ситуация наблюдалась в отечественной семиотике в конце 60-х
годов ХХ века. Ю.С. Степанов писал о том, что наиболее продуктивный,
исследовательский взгляд на семиотику "требует не отбросить те
определения и понятия, которые не согласуются с постулатами автора",
но "терпеливо наблюдать то, что существует в действительном научном
употреблении, - различные, а иногда и противоречащие друг другу
определения и понятия, систематизировать их и по возможности вскрыть
стоящую за ними систему небольшого числа исходных понятий
(постулатов)" (Степанов, 1967, с.73). Мы полагаем, что данные
рекомендации применимы к современной биосемиотике.
Известно, что чем большую часть реальности пытается описать та или
иная дисциплина, тем более общей является используемая этой
дисциплиной понятийная система. С нашей точки зрения, попытка создать
единую биосемиотическую терминологию, адекватную описанию знаковых
явлений на всех уровнях объектов биологической науки, начиная от
молекулярной биологии и заканчивая биогеоценологией, таит известную
опасность - слишком глобальная постановка задачи неизбежно приводит к
обобщениям, которые не будут информативны в той мере, которая
необходима для решения конкретных задач.
Дискуссии, указывающие на необходимость методологической рефлексии над
биосемиотическими понятиями, соответствуют, по нашему мнению, статусу
биосемиотики как новой науки. Традиционный контекст приложения научных
понятий, а также сформировавшееся общепринятое употребление языковых
элементов, слагающих каркас научной схемы, вступают в противоречие с
новыми теоретическими моделями, неизбежно вызывая разногласия.
Проблема решается разъяснением целей, задач и границ приложения
понятий, которые используются в данном научном направлении.
Вопреки широко распространенной точки зрения, которая предполагает,
что в понятийном аппарате науки нет места метафорам, существует и
другая точка зрения, которая представляется более аргументированной.
Французский философ Винсент Декомб пишет: "Каждый раз, когда
говорящий оказывается перед лицом неизвестного, он не знает, что
сказать, поскольку этой неведомой ситуации в коде не соответствует ни
одно сообщение, позволяющее довести её до другого. Что значит
говорить? Если "что говорить" означает сказать что-то, что стоит
того, чтобы его сказали, то кто же согласится довольствоваться кодом и
обозначать свои наблюдения или свои желания, передавая одно из
сообщений, которые код держит в резерве? Решение в этом случае состоит
в передаче иного сообщения, нежели сообщение, предусмотренное
соглашением, заставляя тем самым слова говорить совсем не то, что они
обозначают в "сокровищнице языка" (Декомб, 2000, с. 94-95).
Метафоричность научной терминологии, в этом "новом смысле,
высвобожденном под прикрытием замены одного означающего на другое",
не только норма, но и необходимое условие для описания ещё не
познанного (Там же). Такими метафорами, с нашей точки зрения, являются
понятия теории биологического сигнального поля млекопитающих.
Основной проблемой современной биосемиотики, с нашей точки зрения,
является проблема трансформации генетического кода, универсального для
данного биологического вида, в семиотические коды более высокой
степени свободы.
Основной биосемиотической проблемой, с нашей точки зрения, является
проблема трансформации генетического кода, универсального для данного
биологического вида, в семиотические коды более высокой степени
свободы.
Генетический код представляет собой структурированную систему с
однозначной референцией к другим формам кодирования: процессам
транскрипции и трансляции. Универсальный генетический код оформлен как
информационная система, в которой процессы декодирования не связаны с
индивидуальными знаковыми коннотациями живого объекта, имеющими
отношение к индивидуальному и групповому научению. Мы полагаем, что
молекулярно-генетические процессы кодирования информации (Уотсон,
1967, Hoffmeyer, 1997) и некоторые этологические феномены - импринтинг
(Lorenz, 1937, 1950), коммуникативное поведение животных, базирующееся
на воздействии инстинктивных релизеров ( Lorenz, Tinbergen, 1938),
"язык пчел" (Frisch, 1967) - могут быть описаны в форме
семиотической системы, обладающей следующими свойствами: 1) "код
предшествует сообщению"; 2) "код определяет все ситуации, в которых
он может быть использован"; 3) "код независим от сообщения"; 4)
"код независим от передающей стороны"; 5) "сообщение не может быть
носителем чего-либо нового или непредвиденного"; 6) "совокупность
возможных сообщений является конечной". Выше перечисленные
требования, по мнению исследователя французского структурализма
В.Декомба, могут быть предъявлены "инженерами по коммуникациям" к
знаковым системам, прагматически ориентированным на передачу только
такого сообщения, смысл которого задан заранее, "уже накоплен в
языке" (Декомб, 2000). Помимо выше приведенных семиотических схем,
животные осуществляют коммуникацию в виде безадресного сообщения,
"записанного" в объектах и событиях внешней среды. Это сообщение
оформляется в текст, последовательно считываемый
животными-реципиентами в процессе их двигательной активности. В
процессе восприятия знаковая информация актуализируется получателем в
виде цепочки двигательных элементов. Сообщение может быть полисемичным
- в пределах, заданных актуальной мотивацией животного-реципиента.
Поведение млекопитающих определяется врожденными механизмами и
приобретенным в онтогенезе опытом. Границы этого опыта определены
генетически, но при этом достаточно широко варьируют. "Субъективный
мир" одной особи млекопитающих ("Umwelt", в терминологии Я. фон
Юкскюлля) может существенно отличаться от "субъективного мира"
другой особи за счет компонента "выученного" поведения.
Поведенческий полиморфизм особей, слагающих популяции млекопитающих,
обеспечивает, в конечном итоге, более устойчивое функционирование
экологических систем (Панов, 1983; Мозговой, 1987; Гиляров, 1990).
Коммуникативные процессы млекопитающих предпочтительнее анализировать
с помощью таких семиотических систем, которые отдают предпочтение
получателю информации, поскольку ценность коммуникации измеряется
принимающей стороной. Экологическая теория сигнального поля
млекопитающих (Наумов, 1977; Мозговой, Розенберг, 1992) предполагает
возможность построения семиотической системы, ориентированной на
получателя.
Проблема неопределенности и многозначности биосемиотической
терминологии трансформируется, таким образом, в проблему аргументации
базисных постулатов, лежащих в основе семиотически оформленных
биологических концепций.
2. Принцип построения сигнального биологического поля млекопитающих
как экологической модели
Биологическое сигнальное поле - это процесс
информационно-коммуникативного взаимодействия млекопитающих со средой
обитания, рассмотренный с позиций получателя знаковой информации.
Различают сигнальное поле отдельных особей, популяций,
внутрипопуляционных групп (например, возрастных или половых),
коадаптивного комплекса близких видов (Мозговой, Розенберг, 1992).
Прежде чем сформулировать теорию биологического сигнального поля в
1992 году, Д.П.Мозговой собирал в зимних условиях, начиная с 1961
года, полевой материал по экологии и поведению млекопитающих. Метод
зимних троплений наследов животных, известный в экологии животных как
"метод А.Н.Формозова/А.А.Насимовича", позволяет изучить
вещественно-энергетические аспекты жизнедеятельности млекопитающих в
зимний период. "За пределами возможностей метода остается не менее
важный информационный аспект функционирования экосистем. Этот
недостаток может быть устранен унификацией метода тропления наследов
животных на основе фиксирования элементарных двигательных актов как
ответа на восприятие объектов сигнального поля и внутренних стимулов,
определяющих доминирующую мотивацию. В этом и состоит специфика
рассматриваемого метода сбора материала в естественных условиях.Умение
"читать" следы животных, без чётко поставленной задачи и без
выделения каких-то элементарных структур поведения, недостаточно для
изучения поведения животных в природе. Необходима определённая
концептуальная основа. Такой основой может быть теория биологического
сигнального поля млекопитающих" (Мозговой, Розенберг, 1992, с.
30-31).
Основная трудность при таком подходе связана с максимизацией
объективного подхода к предмету исследования - двигательной активности
млекопитающих в субъективно значимой для них окружающей среде. Нельзя
допустить подмену восприятия внешнего мира животными восприятием
исследователя, ведущего наблюдение. Объективная интерпретация
активности млекопитающих связана с двумя методическими проблемами:
во-первых, с "калибровкой" сигналов внешней среды, вызывающих
двигательную реакцию животных, то есть с установлением эквивалентности
или не эквивалентности сигналов для животных, мотивированных
определённым образом, что позволило бы проводить измерения, и,
во-вторых, с установлением допустимого уровня "элементарности"
двигательной реакции, осуществленной в ответ на восприятие сигнала.
Во время сбора полевого материала исследователь идет по снеговой
следовой дорожке животного и фиксирует все его двигательные реакции и
все объекты внешней среды, на которые животные ориентируются и
реагируют движением. Чтобы определить по следам на снегу видовую
принадлежность, возраст, пол, мотивацию, функциональное состояние
животного, необходимо иметь длительный опыт полевых наблюдений. Нужно
уметь определять, восприятие каких именно элементов внешней среды
сопровождалось той или иной двигательной реакцией животного. Животные
обладают опредлёнными видовыми стереотипами поведения, поэтому опытный
исследователь может определить, какой сигнал внешней среды и какая
поведенческая мотивация руководила двигательной активностью животного
в каждом конкретном случае. Дикие хищные млекопитающие очень
"экономны" - отвечают движением или пременой типа двигательной
активности только на значимые сигналы среды. Знание экологии животных
- это необходимое условие, делающее исследование по методике
сигнального поля возможным. Исследователь, который не имеет
достаточного опыта полевых наблюдений, эту задачу практически решить
не может.
Теория сигнального поля предполагает, что поведение животных можно
разделить на дискретные двигательные реакции, детерминированные
двояко: с одной стороны - видовой принадлежностью особи, врожденными
разрешающими способностями рецепторов и генетической памятью,
индивидуальными особенностями особи (жизненным опытом, типом нервной
системы, половой и возрастной принадлежностью), конкретной мотивацией
и, в целом, контекстом осуществляемого в данный момент поведения, с
другой - состоянием популяции и объектами внешней среды, воспринятыми
животным. В качестве единицы сбора и дальнейшего анализа полевого
материала исследователь берёт "элементарную двигательную реакцию" -
законченный, далее неделимый без потери качества двигательный акт,
который можно определить по следам животного. Двигательная активность
животного в естественных условиях может быть внешне ничем не
ориентированной. В этом случае его следовая дорожка, как правило,
извилиста. Зачастую следы ориентированы каким-либо объектом или
событием среды: элементами микрорельефа, кустарником, пучком травы,
наледью, следовой дорожкой другого животного, покопкой в снегу,
следами кормления или "комфортного" поведения сородичей, лыжнёй,
"набродами" птиц и т.д. Характер двигательной активности у каждого
объекта, ориентирующего движение животного, может различаться.
Например, для лисицы, на запах или шум грызуна из-под снега, можно
отметить четыре реакции - остановка и настораживание, подкрадывание,
прыжок, поимка. Каждая из названных элементарных двигательных реакций
включает в себя и более мелкие компоненты движения, но их подсчет для
поставленной цели не имеет смысла, в то время как элементарные
двигательные реакции достаточно стереотипны для животных данного вида
в подобных ситуациях и могут быть однозначно соотнесены с тем или иным
событием внешней среды.
Элементарные двигательные реакции легко объединяются в три группы
поведенческих актов, связанных с объектами среды, их значением и
ценностью для животного:
1. ориентация на объекты и события среды (код);
2. поиск объектов и событий или избегание (значение);
3. двигательная активность, связанная с этими объектами, которую
можно выразить определённым числом элементарных двигательных
реакций (ценность).
Эти устойчивые и объективно дискретные элементарные поведенческие акты
предлагается считать основными параметрами сигнального биологического
поля млекопитающих. Элементы движения, поведенческие реакции
одинаковой мотивации и параметры сигнального поля, представляющего
собой сигнально-информационную среду животного, могут иметь числовое
выражение и поддаются расчётам в зависимости от задач исследования.
Важно, что "инструментом", аппаратом выявления параметров поля
выступает сама особь, для которой изучаются сигнально-информационные
внешние связи. Можно исследовать не только индивидуальный, но и
популяционно-видовой и биоценотический уровни организации
информационно-знаковых взаимодействий живого и окружающей среды.
Предлагается два способа организации полевого материала, собранного
методом тропления наследов животных: 1)формализация особи как объекта
взаимодействия со средой обитания с акцентированием на объектах среды,
вызвавших двигательную реакцию; 2)формализация элементарных
двигательных актов и объектов среды с акцентированием на
мотивационнной принадлежности типа поведения особи. В первом случае
"поведение особи редуцируется до элементарных двигательных реакций,
при этом основное внимание исследователя акцентируется на объектах
среды как физических носителях сигналов, вызвавших двигательные
реакции, и на количественной оценке этих двигательных реакций.
Параметры поля задаются при этом подходе не в виде отвлеченных
физико-химических пространственно-временных состояний (не в виде
реальности, отстраненной от воспринимающего объекты внешней среды
животного), а в форме характерного информационного пространства и
времени живой системы. Параметры сигнального поля характеризуют его
структуру, то есть внутреннюю форму организации поля как
сигнально-информационной системы. Эта структура выявляется на основе
отношения, взаимосвязи между объектами среды - носителями сигналов - и
животными, воспринимающими эти сигналы в процессе двигательной
активности" (Мозговой, Розенберг, 1992, с.27-28). Во втором случае
"элементарные двигательные реакции группируются в классы по формам
поведения (ориентировочного, поисково-исследовательского, комфортного,
оборонительного и других типов). Получаются показатели,
характеризующие поведение животного в ответ на воздействие того или
иного сигнала" (Там же).
Формализация пространственно-временного информационного континуума,
слагающего поле, предполагает комплексный учет трех параметров:
величины, анизотропности и напряженности. Структура, функционирование
и основные закономерности динамики сигнального поля могут быть
определены с помощью следующих характеристик:
1. величина поля - совокупность классов объектов и событий
внешней среды,
выявленная через вовлечение их в сферу деятельности получателя
информации, на основании двигательных реакций реципиента в ходе
восприятия среды. Показатель "субъективно" значимой части
окружающей среды, характеризует объем восприятия внешнего мира,
степень соответствия состояния внешней среды ожиданиям
мотивированных животных. Измеряется числом классов объектов;
2. анизотропность поля - совокупность отреагированных объектов.
Поскольку объекты учитываются только при наличии реакций, можно
сказать, что анизотропность --
характеристика, которая выявляется
посредством учета всех, включая повторные ,
двигательных реакций на объекты и
события сходной природы. Эквивалентом, который позволяет
определять различные объекты и события среды как знаки с
идентичным для реципиента значением, выступает однотипная
поведенческая мотивация. Показатель избирательности взаимодействия
животных со средой обитания. Измеряется числом объектов ;
3. напряженность поля - совокупность элементарных реакций,
т.е., параметр, характеризующийся интенсивностью
двигательных реакций в процессе восприятия того или иного объекта
среды. Показатель статуса данного объекта для реципиента.
Измеряется числом элементарных реакций.
(Мозговой, Розенберг, 1992, с.15-17, с уточнениями Э.Д. Владимировой,
сделанными 8 апреля
2014 года).
Одна из основных задач теории сигнального поля млекопитающих - сделать
возможным измерение и сравнение информационного вклада животных разных
видов и темпов жизни в изменение совместной среды существования.
Определение величины, анизотропности и напряженности поля позволяет
формализовать коммуникационные процессы в популяциях и коадаптивном
комплексе млекопитающих близких видов так, чтобы иметь возможность
сравнивать адаптивные поведенческие реакции разных особей, популяций,
видов и представителей различных внутрипопуляционных групп одного вида
(например, возрастных и половых) (Мозговой, 1989, с. 138-150).
Теория сигнального поля обосновывает необходимый набор параметров,
учет которых позволяет моделировать популяционную динамику мелких
хищных млекопитающих, обитающих в Самарском Заволжье (Мозговой, 1983,
с.105-107). Согласно гипотезе саморегуляции популяций (Chitty, 1960,
p.99-113; Шварц, 1980, с. 126, 164-166; Гиляров, 1990, с.105 ), любые
популяции млекопитающих способны поддерживать свою численность на
уровне, адекватном условиям местообитания. Помимо генетических
механизмов, которые обеспечивают доминирование более или менее
плодовитых генотипов в зависимости от численности популяции,
популяционная динамика основывается на механизмах стресса или
"шоковой болезни", которые изменяют поведенческие реакции
млекопитающих и величину реализованной ими экологической ниши ( Дажо,
1975, с. 245, Джиллер, 1988, с. 32). Гипотеза поведенческой регуляции
численности популяций хищных млекопитающих предполагает, что
социальное поведение зависит от плотности популяции в данный момент
времени; эндокринные реакции хищников при повышении плотности
изменяют, в первую очередь, территориальные и репродуктивные
поведенческие реакции посредством "усиления агрессивности особей"
(J.Christian, D.Davis, 1964, цитируется по: Розенберг, Мозговой,
Гелашвили, 1999, с. 213 ).
С помощью теории сигнального поля и соответствующей ей методики
полевых наблюдений был решен ряд конкретных экологических задач,
например, было проведено сравнение реакций организмов и
надорганизменных систем, обитающих в условиях различного
антропогенного прессинга.
3. Особенности организации сигнального поля млекопитающих как знаковой
системы
В теории сигнального поля исследуются млекопитающие, обитающие в
естественных условиях. Животные, слагающие популяции и коадаптивный
комплекс близких видов, использующие знаки в процессе информационного
взаимодействия со средой обитания, могут быть характризованы
следующими свойствами: 1) информационный обмен со средой обеспечивает
большую адаптивность популяций и коадаптивного комплекса близких
видов; 2) особи, участвующие в знаковых процессах, обладают
индивидуальной, групповой и генетически зафиксированной памятью,
следовательно, память о прошедшем опыте всегда присутствует в знаке,
давая коннотации. Знак - отсылка к иной ситуации, которая обладала
значимостью в прошлом и поэтому закрепилась как часть индивидуального
опыта или блокирование такового.
Поведение млекопитающих в сигнальном поле представляет собой процесс,
при котором животные последовательно "считывают" безадресное
сообщение, имеющее отношение к объектам и событиям внешней среды,
ориентирующее их относительно состояния этой среды. Объекты внешней
среды, восприятие которых сопровождается двигательной реакцией, в
теории сигнального поля млекопитающих определяются в качестве
сигнальных объектов, или денотатов знаков млекопитающих. "При
непосредственном общении животных трудно провести границу между
отдельными сигналами, выраженными в движении, позе, звуках и др., и,
следовательно, "текст общения" невозможно разделить на элементы. При
опосредованном же общении через сигналы среды, представляющие собой
долговременно зафиксированный текст сообщения, животное - реципиент
отвечает двигательной активностью на каждый отдельный сигнал, формируя
в целом какое-то поведение, которое можно понять по характеру
активности и которое можно разложить на отдельные звенья - "слова"
ответа на сигнал "текста" (Мозговой, Розенберг, Владимирова, 1998,
с. 17). Следует только сделать оговорку, что сами объекты среды
знаками не являются, а становятся таковыми, будучи преломленными через
восприятие животного-реципиента.
Один из основателей зоосемиотики, Ч.Моррис, писал в работе "Основания
теории знаков", что "не только люди, но и животные реагируют на
некоторые вещи как на знаки чего-то другого" (Моррис, 1983 (1), с.
37). Далее он продолжал: "Функционирование знаков - это, в общем,
способ, при котором одни явления учитывают другие явления с помощью
третьего, опосредующего класса явлений" (Моррис, 1983 (1), с. 43). В
другой работе, "Значение и означивание", он ввёл основные термины
семиотики следующим образом: "семиозис (или знаковый процесс)
рассматривается как пятичленное отношение - V, W, X, Y, Z, - в котором
V вызывает в W предрасположенность к определенной реакции (X) на
определённый вид объекта (Y) (который, следовательно, не действует,
как стимул) при определённых условиях (Z). В случах, где существует
это отношение, V есть знак, W - интерпретатор, X - интерпретанта, Y-
значение [означивание, сигнификация (signification)], а Z - контекст,
в котором встречается знак" (Моррис, 1983 (2), с. 119).
Ч.С. Моррис выводит основные термины семиотики с оговоркой, что делает
это "для целей настоящей работы". Мы полностью разделяем позицию
Ч.Морриса, который не настаивает на том, что его семиотические
формулировки приводятся в качестве "объективных" определений
"знака", считая, что они "просто указывают условия признания
некоторых явлений знаками" (Моррис, 1983 (2), с. 118- 119).
На первый взгляд, представления Ч.Морриса о знаковом поведении
животных отличаются от представлений, предложенных авторами теории
биологического сигнального поля млекопитающих, но более глубокое
рассмотрение проблемы показывает, что отличия касаются того, какого
рода анализ, статический или динамический, взят за основу
моделирования знаковых явлений. То, что при статическом подходе
получило название "предрасположенности к определённой реакции"
(Моррис, 1983 (2), с. 119), при динамическом подходе и является
"элементарными двигательными реакциями на объекты и события среды"
(Мозговой, Розенберг, 1992, с. 15), или интерпретантой, в терминологии
Ч.Морриса. Эту предрасположенность "можно интерпретировать, исходя из
понятия вероятности, как вероятность определённой реакции в
определённых условиях при появлении определённого знака". [...] "Или
же, как мы увидим дальше, интерпретанту можно рассматривать как
промежуточную переменную, которая постулируется в теоретических целях
и контролируется косвенными эмпирическими данными" (Моррис, 1983 (2),
с. 120).
Близкую теоретическую позицию занимает Ч.Осгуд, развивший теорию
смысла, в которой смысл понимается как "свернутое воспроизведение
реального поведения в отношении опредлённых предметов" (Osgood,
1957). На основе этой теории был разработан метод семантического
дифференциала.
Приведем те определения понятия "семиозис" и "знак", которые
согласуются, с нашей точки зрения, с представлениями о
информационно-знаковых процессах в теории сигнального поля
млекопитающих. Рефлексия по поводу этих определений помогает лучше
понять особенности подхода авторов теории биологического сигнального
поля к изучению эколого-этологических проблем.
Если перед зоосмиотикой ставятся экологические задачи, то наиболее
адекватными представляются следующие характеристики семиозиса: это
процесс, энергетическое явление, адаптационный механизм,
обеспечивающий взаимодействие особи или более крупной живой системы с
внешней по отношению к этой живой системе средой. Функция понятия
"знак", при данном подходе, - показывать релятивистский характер
соотнесения означающего преимущественно с внешним миром, а означаемого
- с внутренним и, по возможности, учитывать их единство в конкретных
исследованиях. Обычно о "семиозисе" говорят как о реальном
энергетическом явлении, а о "знаке" - как о модели этого явления,
ориентированной, в первую очередь, на внешнюю среду. Понятие фон
Юкскюлля "Umwelt", означающее "семиотический мир организма" и
включающее "все значимые аспекты мира для частного организма",
(Kull, 1998, p.302) используется в модели семиозиса, подчеркивающей
уникальность индивидуальных особенностей особи (Kull, 1998, p. 302),
её ограниченные возможности к восприятию внешней среды (Дьюсбери,
1981, с. 21) зависимость этого процесса от мотивации и ранее
сформированного "образа искомого" (Хайнд, 1975, с. 135-136).
Представления о знаке как о "модели, обобщающей функциональные
свойства данного предмета или явления", а не как о "реальном
предмете или явлении действительности" (Леонтьев, 1967, с. 37), с
нашей точки зрения, не противоречат изложенным выше представлениям,
поскольку механизмы психики как раз и заключаются в построении
адаптивных, для данного уровня функционирования, моделей
действительности, в том числе научных. Разделение на "реальность" и
"моделирование реальности" базируется на отрицании того факта, что
научный дискурс уже предполагает языковое моделирование
действительности. Полагаем, что именно такое понимание знака
свойственно Ч.Моррису, Я. фон Юкскюллю, современным биосемиотикам,
авторам теории сигнального поля и многим другим исследователям.
"Ведущийся в настоящее время спор о "природе значения" имеет лишь
видимость того, будто речь идет о природе какого-то определенного в
своих границах понятия или явления языка. На самом же деле, как и в
ряде других подобных случаев, спор сводится к решению более простого,
по существу технического вопроса: какое свойство знака следует (или
было бы наиболее целесообразно) называть термином "значение", -
пишет А.С.Мельничук (Мельничук, 1968, с. 43). Техника полевых
наблюдений по методике сигнального поля млекопитающих предполагает
ассоциировать "значение" в первую очередь с анизотропностью поля.
Значение понимается в качестве "оператора реорганизации целостной
совокупности" (Леви-Стросс, 1999, с. 127, 129), где целостность
текста задается биологической мотивацией (намерением) животного.
Если в зоосемиотике дифференцировать понятия "знак", "семиозис",
"значение" и "смысл знака", то семиозис можно описать с помощью
параметров биологического сигнального поля: индивидуальную
совокупность знаков (словарь) можно условно соотнести с "величиной
сигнального поля", значение текста для одной особи можно сравнить со
значением текста для другой особи с помощью понятия "анизотропность
сигнального поля", а смысловые (ценностные) различия текста для
разных особей можно измерить с помощью понятия "напряженность
сигнального поля". Соотнесение понятий лингвистики с понятиями теории
сигнального поля означает не контекстную эквивалентность этих понятий,
выявленную, скажем, методом коммутации, а возможность проакцентировать
различные стороны менее дифференцированной знаковой системы животных
по аналогии с естественным языком человека. В прагматически
ориентированной теории сигнального поля "величина поля выступает как
"синтаксическая" составляющая информации (форма), напряженность поля
характеризует "прагматическую" составляющую информации (ценность),
анизотропность поля позволяет учесть "семантическую" составляющую
информации (значение)" (Розенберг, Мозговой, Гелашвили, 1999, с.
115); ещё раз подчеркнем, что данные сближения подчеркивают лишь
смысловые акценты, которые можно расставить при изучении единого
процесса семиозиса у млекопитающих.
И.Ф.Вардуль пишет: "В теории информации изучается количество
информации безотносительно к её предметности. В лингвистике (и шире -
в семиотике) изучается предметность информации безотностительно к её
количеству" (Вардуль, 1967, с. 9). Исследования по методике
сигнального поля позволяют, по нашему мнению, учитывать и количество,
и предметность знаковой информации.
Итак, в зоосемиотике возможны следующие определения понятия "знак":
1. знак - то, что стоит вместо чего-либо (замещает что-либо);
2. знак - то, что отсылает пользователя знака к чему-либо,
отличающемуся от самого знака;
3. знак - то, что вызывает представление о чем-либо, отличающемся от
воспринятой формы;
4. знак - то, что вызвает двигательный ответ, если означаемое
соотносится с доминирующей мотивацией адресата;
5. знак - движение от воспринятой формы (означающего) к некоторому
содержанию (означаемому) из видового или индивидуального опыта
пользователя знака;
6. знак - то, что побуждает к деятельности, соответствующей
доминирующей мотивации (намерению) пользователя, с вероятностью
менее ста процентов. Если "знак" однозначно вызывает какую-либо
деятельность - мы имеем дело не со знаковым, а
причинно-следственным взаимодействием.
Элементарный двигательный акт в теории сигнального поля соответствует
такой единице членения движения животного, которая определяется
соответствием между означаемым и означающим. Сохраняется возможность
членения планов выражения и планов содержания на единицы, не имеющие
соответствия в противоположном плане, но такое дробление единого
процесса движения животных будет ошибочным. Для животных означаемое,
определенное "объективно" - элемент их жизненного опыта, частично
соответствующий "образу искомого".
Проблема эквивалентности знаков сигнального поля находит свое
соответствие в лингвистике. "Сведение бесконечного разнообразия
реализаций знаков в конечное число инвариантов основано на бюлеровском
принципе "абстрактной релевантности", "в соответствии с которым во
внимание принимаются не все субстанциальные характеристики знака, а
только те, абстрагированные из целого, характеристики, которые
выполняют семиологическую функцию и определяются - так как речь идет о
системе знаков - системными противопоставлениями". ( Т.В.Булыгина,
1967, с.8-9).
Применительно к человеку Ч.С.Пирс пишет: "Знак, или репрезентамен, -
есть нечто, что замещает собой (stands for) что-либо для кого-то в
некотором отношении или качестве. Он адресуется кому-то, то есть
создает в уме этого человека эквивалентный знак, или, возможно, более
развитый знак. Знак, который он создает, я называю интерпретантом
первого знака. Знак замещает собой нечто - свой объект. Он замещает
этот объект не во всех отношениях, но лишь отсылая (in reference) к
некоторой идее, которую я иногда называю основанием (ground)
репрезентамена" (Пирс, 2000, с. 48). Это определение кажется вполне
подходящим, чтобы пользоваться им при изучении биологического
сигнального поля млекопитающих в качестве предмета исследования, то
есть в метаязыковом описании особенностей знаковых систем животных.
Поскольку предметы или явления внешнего мира могут соответствовать или
не соответствовать ожиданиям мотивированных животных, знаковое
взаимодействие особей с внешней средой выступает структурированной
системой значений, а научный дискурс, включающий описание характера
этого взаимодействия исследователем - социальным явлением, которое
зависит от изменения и перестройки собственной структуры.
Приведем аргументы в пользу семиотики получателя информации перед
семиотикой отправителя в области экосемиотики.
1.Изучение знаковых систем с позиций реципиента более адекватно целям
экологического исследования, так как при таком подходе знак - всегда
актуален, как нечто, выхваченное вниманием особи во внешней, по
отношению к особи, среде. Внимание может отличаться степенью
интенсивности. С одной стороны, знак востребован мотивацией
реципиента, обусловлен индивидуальным и видовым опытом, с другой
стороны, знак рождается внешней по отношению к реципиенту реальностью,
если она адекватна намерениям и воспринимающему аппарату реципиента.
Что будет "высвечено" особью в её приспособительном поведении в
качестве знака? Как определить роль среды и роль функционального
состояния особи в процессе семиозиса? Казалось бы, в семиотике,
ориентированной на получателя знаковой информации, "всё" может стать
знаком. Гештальтпсихологи указывали на существование фигуры и фона в
восприятии: при этом фигуры отличаются от фона богатством деталями и
определённой структурированностью. Поскольку актуальный семиозис
всегда меньше по объёму, чем потенциальный, в реальном мире,
окружающем особь, всегда имеются объекты и события, которые не входят
в "Umwelt" ("окружение", "субъективный мир особи"), используя
терминологию Я. фон Юкскюлля (Uexkuell, 1934). Воздействие внешней
среды на особь во многом превосходит возможности особи к восприятию.
Поскольку иного способа "проникнуть" во внутренний мир животных,
кроме наблюдения за ними, у нас нет, имеет смысл, для достижения
сравнимых объективных результатов, отмечать только те объекты внешней
среды, на которые животные отвечают двигательной реакцией.
Концептуальные положения теории сигнального поля млекопитающих во
многом напоминают взгляды необихевиористов, основное отличие состоит в
том, что теория сигнального поля, созданная для решения конкретных
экологических задач, имеет дело, в качестве объектов исследования, как
с особями, так и с надорганизменными системами.
Кроме того, в отличие от необихевиористских построений, теория
сигнального поля млекопитающих работает с текстом, а не с единичным
стимулом. Исследования коммуникаций млекопитающих по методике
сигнального поля позволяют выявить особенности основных видов языковой
деятельности - селекции и комбинации. Так, превышение порога
встречаемости знаков одного вида приводит к изменению типа активности
особи (Мозговой, Розенберг, 1992, с. 47). С двумя способами
организации сигнального поля млекопитающих, аналогично организации
текста, - парадигматическим и синтагматическим - соотносится,
во-первых, поведенческий самостимулирующий эффект, то есть
"стимуляция поведения подобным ему поведением, что продлевает
выполняемый поведенческий акт", и, во-вторых, "смещение доминатного
типа поведения", "появление субдоминантной активности" по принципу
"разделения времени" (Мозговой, Розенберг, Владимирова, 1998. с. 7).
Итак, теория сигнальных полей млекопитающих апеллирует к семиотике
адресата в большей мере, чем к семиотике адресанта. В зоосемиотике и
семиотике в целом находит своих сторонников и противоположная позиция.
Проблема возможности "семиотики реципиента" в зоосемиотических
исследованиях.
Биосемиотик А.Шаров, разотождествляясь, по его мнению, "с позицией
зоосемиотиков", указывает на способность животных обладать
"врожденной знаковостью", которая "зашита в геноме". Он пишет:
"Животные часто подают сигнал и ожидают ответа. Это значит, что
сообщение имеет знаковый характер в момент передачи. Но знаковость не
обязательно связана с договорным кодом. Помимо жизненного опыта
индивидуума, существует жизненный опыт эволюционной линии, проходящей
через тысячи и миллионы поколений, игнорирование эволюционного
жизненного опыта - это основной недостаток зоосемиотики" ( Sharov,
http:// [1]www.ento.vt.edu/~sharov/biosem/biosem.html#papers) . Мы
Точка зрения А.Шарова, предполагающая в знаковой деятельности
животных, в первую очередь, инстинктивную коммуникативную интенцию,
безусловно, заслуживает право на существование. Семиотика,
ориентированная на отправителя знакового сообщения, позволяет, в
первую очередь, сделать акцент на тех сторонах знаковой функции,
которые К.Бюлер назвал симптомом (Бюлер, 2000, с. 34).
Находясь в определенном мотивационном состоянии, животные могут
осуществлять "холостые" инстинктивные действия, подавая сигналы не
партнёрам по коммуникативной деятельности, а неодушевленным объектам,
обладающим свойствами инстинктивных релизеров. (Например, вспомним
широко известные опыты Н.Тинбергена со "сверхоптимальными
раздражителями", в которых птенцы серебристой чайки выпрашивали корм
у картонной модели, несущей преувеличенные релизерные признаки головы
взрослой чайки). В рамках аутэкологии ( экологии особей), в
зависимости от поставленных задач, подход, предложенный А. Шаровым,
может оказаться более продуктивным, чем подход авторов теории
сигнального поля. Безусловно, авторы теории сигнального поля
млекопитающих предполагают "врожденную знаковость" животных и ни в
коей мере не игнорируют эволюционный жизненный опыт млекопитающих
изучаемых видов - знание инстинктивных свойств животных, в частности,
особенностей восприятия, характера врожденных поведенческих реакций,
является необходимым условием работы по методике сигнального поля.
Коммуникативно-информационные процессы в сообществах животных, ведущих
одиночный образ жизни, роль внешней среды в хранении и передачи
информации в экосистеме, могут быть изучены с помощью
этолого-семиотического подхода, ориентированного на анализ знаковой
деятельности получателя сообщения.
2.Попытки описывать знаковые процессы с позиций адресанта сообщения
наталкиваются на методические трудности, подобные отмеченным в статье
А.А.Никольского и авт. (1975). Авторы пишут: "Определение границ
(сигнала - Д.М., Г.Р.) связано с большими методическими трудностями,
вызванными необходимостью определения затухания сигнала в среде. Кроме
того, при установлении границ поля необходимо вводить "поправку" на
порог обнаружения и порог реагирования животных на сигнал" (с. 101).
Никакой поправки не нужно, если используется реакция самого животного
на сигналы среды. Нет у биологического сигнального поля физических
пространственно-временных границ. У него другие границы, определяемые
сущностью сигнала и информации - информационные границы.
Опосредованное изучение биологических сигнальных полей переносит их
трактовку на качественно иной уровень, где изучаются не материальные
объекты в их физических пространственно-временных границах, а
отношения, имеющие свои характерные границы (границы осуществленного
животным в виде двигательной реакции восприятия сигнала). И коль скоро
эти отношения - сигнальные (или информационные), то и
пространственно-временные параметры сигнального поля должны носить
информационный характер.
Действительно, сигнал - это процесс или явление, несущее сообщение о
каком-либо событии и ориентирующее живую систему относительно этого
события. Информация же создается и воспринимается только в движении
при энергетическом взаимодействии, осуществляемом через посредство
нервной связи между воздействующей и воспринимающей воздействие
системами. Если такие определения верны, то предложенные параметры
сигнального поля отражают именно сигнальные (или информационные)
пространственно-временные характеристики. Поскольку поле изучается
опосредованно, через двигательные реакции животных, то эти реакции
можно расценивать как показатели сигнальных (информационных) процессов
в живой системе. Тогда темп двигательной активности животного в
сигнальном поле, то есть темп восприятия сигнала и информации, можно
назвать информационным временем, характерным для каждой особи"
(Мозговой, Розенберг, 1992, с.27).
Итак, с нашей точки зрения, экологическая "семиотика адресата"
придает исследованиям более комплексный характер и более объективна
(пользуется более унифицированной методикой).
Сравнение некоторых параметров знаковых систем животных и человека.
После публикации статьи "Описание информационно-коммуникативных
процессов..." (Владимирова, 2001), автор получила от признанного
современного биосемиотика А.А.Шарова (США) ряд замечаний. А.А. Шаров
(A.Sharov) совершенно верно указал на некоторые недоговоренности
объема приложения употребленных в статье понятий.
Зачастую, имея в виду выученное знаковое поведение млекопитающих
(именно выученное, приобретенное опытом, а не инстинктивное), это не
оговаривалось, так как существование инстинктивных релизеров, имеющих
отношение к знаковым означающим, после работ К.Лоренца не вызывает
полемики. Проблемы семиотики знаков, приобретенных в онтогенезе
человека и животных, представляются в большей мере способными вызвать
разночтения и дискуссии.
Возможны разночтения смысла понятия "символическая способность"
млекопитающих. Наше понимание термина "символичность" сложилось, в
основном, на основании работ психоаналитика Ж.Лакана и структуралиста
Ц.Тодорова. Вполне возможно вкладывать в понятие "символ" иной
смысл, но наше понимание оговорено библиографическими ссылками на
французских структуралистов. Интересны также рассуждения Карла Бюлера
("Теория языка") о представлении знаковых функций в виде сигнала,
симптома и символа: в отличие от множества интересных классификаций
Ч.Пирса, К.Бюлер изначально имеет в виду и человека, и животных.
Представляя графически модель языка в виде треугольника, К. Бюлер
пишет: "Множество линий символизирует семантические функции
(сложного) языкового знака. Это символ в силу своей соотнесенности с
предметами и положением дел, это симптом (примета, индекс) в силу
своей зависимости от отправителя, внутреннее состояние которого он
выражает, и сигнал в силу своего обращения к слушателю, чьим внешним
поведением или внутренним состоянием он управляет так же, как и другие
коммуникативные знаки" (Бюлер, 2000, с. 34).
Символ человека, который может быть и не языковым, образован "особым
образом". Этот особый механизм представлен в поэтических тропах:
метафоре, метонимии, иронии и их комбинациях.
Символы приматов, по видимому, ассоциируются с референтом и его
денотатом положительным подкреплением (подкреплением, которое имеется
в естественной среде обитания, или подкреплением, которое
обеспечивается исследователем, как в опытах Келлогов, Хейсов,
Гарднеров, Паттерсон, Терраса и других американских исследователей,
делавших попытку обучить обезьян языку человека), либо символы
приматов относятся к референтам по принципу: "связь реального явления
и символически отображенного возникает благодаря однотипным движениям,
которые производит орган, например, глаз, воспринимающий реальный
предмет и его символическое замещение (рисунок предмета или схема
предмета может восприниматься с помощью тех же движений, которые глаз
производит, когда рассматривает реальный предмет). По всей видимости,
все референты у млекопитающих имеют реальные денотаты. У человека
референт может не иметь реального денотата. Символы человека, по
мнению Ц.Тодорова, возникают благодаря социальной цензуре
(табуирование имени вождя и цепи соответсвующих коннотаций приводит к
синтаксическим смещениям и семантическим сгущениям). На изначальную
метафоричность дискурса субъекта указывает Ж. Лакан ( например, в
работе "Функция и поле речи и языка в психоанализе", М., "Гнозис",
1995, - 101 с.)
С большой натяжкой можно предположить, что нечто подобное есть и у
млекопитающих. У бурого медведя агрессия на возможного чужака на
границе индивидуальной территории может быть направленной не на
сородича, а "символически" выплеснуться в отдирание коры на дереве -
в данном случае мотивация защиты территории является основой для
обобщения.
Встает проблема поиска смысловых соответствий между организацией
языковых систем животных и языковых систем человека.
У человека обмен информацией через среду обитания (книги, журналы,
телевидение, радио, сценические декорации в театре, правила
организации помещения и иные языковые и неязыковые знаки, объединеные
в систему) происходит принципиально иным способом, чем у животных, и
базируется на определении границ приложения кодовых правил, принятых в
данной социальной группе, в частности, уточнении конвенциально
допустимых "норм" однозначной референции и поливариантных способов
обозначения. Социальное правило против инстинктивно определённых кодов
и семантических полей их приложения - вот что отличает средовой обмен
информацией в человеческом социуме от такового, наблюдаемого у
млекопитающих в природе. Границы выученного поведения животных, в
конечном итоге, тоже определены инстинктивно.
Объекты внешней среды, на которые животные реагируют как на знаки,
принципиально отличаются от означающих нелингвистической природы в
знаковом поведении человека, поскольку означающие человека продуцируют
поле, организованное языком Другого. О роли Другого в продуцировании
означающих подробно рассуждает Ж.Делёз в послесловии к работе Мишеля
Турнье "Пятница, или тихоокеанский лимб" (Делёз, 1999, с. 282-302).
Используя терминологию Ю.М.Лотмана, можно сказать, что говорящий
субъект продуцирует тексты, будучи сам сформирован как таковой в
семиосфере.
Действия животных в сигнальном поле можно, в некотором смысле,
уподобить знаковой деятельности человека, которую К.Леви-Строс назвал
бриколажем. Он пишет, что в ситуации, когда бриколер поджидает
сообщения, "речь идет о сообщениях, в каком-то смысле переданных
ранее; он их собирает подобно коммерческим кодам, которые, конденсируя
прежний опыт профессии, позволяют быть готовым ко всем новым ситуациям
(однако при условии, что что они принадлежат к тому же классу, что и
прежние". [...] "Образ не может быть идеей, но может играть роль
знака или, точнее, сосуществовать с идеей в знаке" (Леви-Строс, 1999,
с. 129).
Структуралисты полагают, что движение мысли от частного к общему
(генерализация) и от общего к частному (партикуляризация) возможно на
основании не только словесных, но и вещественных бинарных означающих.
Результатом такого мыслительного процесса могут быть не только слова и
предложения, но и символы (знаки), обладающие промежуточным логическим
статусом между конкретно-чувственными образами и абстрактными
понятиями. (Проблема означаемого в биосемиотике требует дальнейшей
разработки и сопоставления с проблемой "символизации" в животном
мире и проблемой абстрактного мышления).
Несколько замечаний по поводу проблем современной семиотики человека,
которая выступает, в опредлённом смысле, базисной, концептуальной
основой для зоосемиотики, поскольку инициирует рефлексию по поводу
зоосемиотических понятий.
1. На каком основании мы считаем, что животные не обладают мотивацией
к совместным координированным действиям, кроме инстинктивно
осуществляемого группового поведения?
2. Почему в семиотике, изучающей естественный язык человека, возможно
определить функции знака не как "конвенциальную трансляцию
значений от отправителя к получателю" (Никитин), а иным способом?
Используя терминологию Ж.Лакана, можно сказать, что соблюдение кодовых
правил, заданных Другим, в семантических полях собщений, сопоставимых
с опытом Другого, представляется необходимым условием совместных
скоординированных действий говорящего субъекта (Ж. Лакан, 1995, работа
"Субверсия субъекта и диалектика желания во фрейдовском
бессознательном"). Поскольку мотивация к совместным скоординированным
действиям иногда исчезает даже у людей ("субъектов психоза"), сложно
допустить наличие такой мотивации у животных. Определённые видовой
принадлежностью контексты и коды сообщений животных поддаются
дешифровке без заранее заданного дискурса, принадлежащего Другому.
Моделируя функциональную совокупность означающих говорящего субъекта в
виде круга, Ж.Лакан пишет в связи с этим: "Чистый субъект
означающего, о котором идет речь, входит в круг со стороны точки А,
точки Другого (Autre), он сохраняет роль господина в гегелевском
смысле слова. Введение в круг Другого (чистого субъекта) делает
возможным кодирование (установление изоморфизма означающего и
значения), поскольку код всегда возможен лишь уже как код Другого. Это
значит, что всякое послание, которое эмитирует (испускает) субъект, он
получает только от Другого. Другой оказывается начальным условием
артикуляции субъекта в высказывании, локусом вхождения субъекта в
высказывание. Локус Другого определяет местоположение речи. В субъекте
психоза в чистом виде различимы кодовые послания и послания кодов,
поскольку субъект психоза удовлетворяется тем предварительным Другим,
то есть локусом речи, отходя от первичной идентификации и
идеала-"меня". Тот Другой и свидетельствет истину (Ж. Лакан, работа
"Субверсия субъекта и диалектика желания во фрейдовском
бессознательном". 1995, с. 517).
Используя терминологию Ю.М.Лотмана, можно сказать, что говорящий
субъект продуцирует тексты, будучи сам сформирован как таковой в
семиосфере.
Объекты внешней среды, на которые животные реагируют как на знаки,
принципиально отличаются от означающих нелингвистической природы в
знаковом поведении человека, поскольку означающие человека продуцируют
поле, организованное языком Другого. О роли Другого в продуцировании
означающих подробно рассуждает Ж.Делёз в послесловии к работе Мишеля
Турнье "Пятница, или тихоокеанский лимб" (Делёз, 1999, с. 282-302).
Формирование и существование человека в языковом поле Другого (в
семиосфере) позволяет существовать, в качестве научного подхода,
семиотике, ориентированной, в первую очередь, на получателя знакового
сообщения. Эти аргументы представляются решающими для того, чтобы
ответить на замечание из статьи М.В.Никитина "Предел семиотики",
по-видимому, содержащее намек на душевнобольных с синдромом
открытости. М.В.Никитин пишет: "Между тем всякий, кто считает красный
закат знаком ветреной погоды, а отражение неба в воде - его знаковым
субститутом, должен спросить себя: кто и с какой целью посылает ему
эти знаки?". (Никитин, 1997, с.4). Мы можем ответить: "Эти знаки
посылает опыт предыдущих поколений, зафиксированный в языке в виде
дискурса Другого". Иной вопрос, какая именно мотивация привела к
структурированию красного заката и отражения неба в воде в форме
знаковых означающих, "высветив" эти явления из множества явлений
окружающего мира. "Высказывание порой говорит о том, о чем запрещает
говорить языковое соглашение, - о смысле желания" (В.Декомб, 2000, с.
95).
Представляется, что, если бы в неком виртуальном эксперименте можно
было бы проследить всю цепь денотаций и коннотаций данного
символического означающего ретроспективным движением, то эта цепь
привела бы в конечном итоге к ситуации, при которой основной
мотивацией семиозиса было бы послушное следование призыву соотносить
желание с языковыми формами, содержащимися в дискурсе Другого,
разрешающими данную форму указания на желание. "Я счастлив говорить
на твоем языке" - вот основная мотивация семиозиса. В конкретный
момент времени связь означающего и означаемого может выглядеть
немотивированной; в случае успешного функционирования субъекта в
социуме не требуется сеансов структурного психоанализа, чтобы
"докопаться" до глубинной мотивации.
В "Слове о полку Игореве" описана ситуация, когда жизненный опыт
поэта, разделённый жизненным опытом социума, позволил истолковать
редкое, необычное, и потому пугающее явление солнечного затмения как
знак будущей опасности для войска. С точки зрения современной науки,
конечно, нет оснований расширительно толковать связь непредсказуемых
явлений природы и явлений жизни общества, но для мифически
организованной коллективной психики такая связь представляется
обоснованной. Антрополог и лингвист Ц.Тодоров приводит множество
параллелей между механизмами построения мифических зависимостей и
механизмами образования метафоры и метонимии (Тодоров, 1998).
Ц.Тодоров подчеркивает, что нераспознанная структура мифических
сближений чаще всего имеет метонимический, а не метафорический
механизм образования. Здесь метонимия - это поэтическая фигура (троп),
которая уравнивает означающие вне связи с контекстом, а метафора -
фигура, уравнивающая контексты при наличии разных означающих.
Б.Пастернак указывал, что тропы, которые указывают на глубинные мотивы
создания того или иного поэтического произведения, в большей мере
организованы на основании смежности, а не сходства (Пастернак, 1990,
с. 125-126). Цепь ассоциативных сближений, которая представляет собой
чередующиеся метонимии и метафоры, распознать достаточно сложно. Опыт
антропологов, психоаналитиков и лингвистов показывает, что эта задача
вполне разрешима.
С помощью семиотических методов можно "расшифровать" смысл
человеческих ритуалов, обычаев, традиций, театральных действий, смысл
текстов на исчезнувших языках, смысл асоциальных действий отдельных
людей или маргинальных групп, смысл психопатологических симптомов.
(Такими примерами полна книга М.Фуко "История безумия в классичесскую
эпоху"). Антропологическая семиотика основана на утверждении, что
люди, выросшие в обществе, производят знаковые сообщения, в принципе
поддающиеся расшифровке другим человеком; успех толкования зависит
размера текста и сходства жизненного опыта. Основные кодовые правила
различных языков человека базируются на общечеловеческом социальном
опыте, включая опыт обладания телом Хомо сапиенса. Иначе говоря, даже
самые оригинальные и экзотические языки взаимно переводимы, поскольку
непривычный для данного социума языковой код имеет структуру
онирического дискурса или, иными словами, его "диалект" имеет форму
снолекта. Ж.Лакан пишет: "Если психоанализ способен стать наукой (ибо
он ею ещё не стал), и если ему не суждено выродиться в чистую технику
(похоже, это уже произошло), мы обязаны его опыт заново переосмыслить.
И самое лучшее, что мы можем для этого сделать, это вернуться к учению
Фрейда... Раскройте одно из первых произведений Фрейда (Traumdeutung),
и эта книга напомнит вам, что сон имеет структуру фразы или,
буквально, ребуса, т.е. письма, первоначальная идеография которого
представлена сном ребёнка и которое воспроизводит у взрослого то
одновременно фонетическое и символическое употребление означающих
элементов, которое мы находим и в иероглифах Древнего Египта и в
знаках, которые по сей день используются в Китае... Лишь с переводом
текста начинается самое главное - то главное, что проявляется, по
словам Фрейда, в разработке сновидения, т.е. в его риторике.
Синтаксические смещения, такие как эллипс, плеоназм, гипербата,
силлепс, регрессия, повторение, оппозиция; и семантиченские сгущения,
такие, как метафора, катахреза, антономазия, алегория, метонимия и
синекдоха, - вот в чем учит нас Фрейд вычитывать те намерения -
показать или доказать, притвориться или убедить, возразить или
соблазнить, - в которых субъект моделирует свой онирический дискурс"
(Лакан, 1995, "Функция и поле..", с.37-38).
Современные психоаналитики считают, что можно определить смысл любого
языкового сообщения говорящего субъекта, включая патологические
симптомы, выраженные через речь: "симптом целиком разрешается в
анализе языка, потому что и сам он структурирован как язык, речь
которого должна быть освобождена" (Ж. Лакан, 1995, работа "Функция и
поле речи и языка в психоанализе", с. 39).
Приведенное выше замечание М.В.Никитина ("Между тем всякий, кто
считает красный закат знаком ветреной погоды, а отражение неба в воде
- его знаковым субститутом, должен спросить себя: кто и с какой целью
посылает ему эти знаки?"), замечание, обслуживающее, по всей
видимости, идеологическую функцию разотождествления М.В.Никитина со
"всякими, кто считает...", не доказывает, с нашей точки зрения,
антинаучный статус семиотики, предполагающей получателя в ещё большей
мере, чем отправителя.
Обращаясь к "Списку литературы" из двадцати девяти источников,
приведенному в статье М.В.Никитина (М.В.Никитин, "Предел
семиотики"), в котором пятой по счёту стоит фамилия Ю.С.Степанова,
невольно вспоминаешь слова известного французского психоаналитика
Ж.Лакана: "Неужто разум наш так слаб, чтобы не увидеть себя и в
глубокомыслии научного дискурса, и в первичном обмене символическими
объектами одним и тем же, чтобы не разглядеть и в том, и в другом
общую меру собственного изначального лукавства?" (Лакан, 1995,
"Функция и поле...", с. 76). Полисемия числа пять, этого символа,
имеющего отношение к человеческой руке, слишком хорошо известна из
психоаналитической литературы, чтобы спекулятивно толковать о
возможных выгодах психической защиты подобного рода в данном случае.
С нашей точки зрения, деление семиотики в той области, в которой она
изучает дискурс, на науку, отдающую предпочтение получателю сообщения,
и науку, отдающую предпочтение отправителю, условно. В этой связи
Ж.Лакан пишет: "Как знать, быть может вездесущее человеческого
дискурса и узрит когда-нибудь отверстые небеса общедоступности своего
текста. Я не хочу сказать, что он станет от этого гармоничнее. Перед
нами поле, поляризация которого в нашем опыте создает в нем отношения,
которые являются двухсторонними лишь по видимости, ибо любая
навязываемая этому опыту двоичная структура столь же неадекватна ему в
теории, сколь губительна для его техники" (Лакан, 1995, "Функция и
поле..", с. 35).
Теория сигнальных полей млекопитающих апеллирует к семиотике адресата
в большей мере, чем к семиотике адресанта. В зоосемиотике и семиотике
в целом находит своих сторонников и противоположная позиция. Так,
М.В.Никитин, автор статьи "Предел семиотики", считает, что "...знак
интенционален и предполагает отправителя в ещё большей мере, чем
получателя". Указывая, что в определение знака "непременно должно
входить то, что это - конвенциальный транслятор значений от
отправителя к получателю", М.В.Никитин считает, что функция знаковой
конвенции заключается в том, "чтобы посредством означающего
отправитель знака мог по своей воле и желанию актуализировать значения
в сознании получателя". С точки зрения М.В.Никитина, таким образом,
зоосемиотика не имеет права на существование. Автор пишет: "Такое
понимание знака включает в их число естественные языки и вторичные
знаковые системы, но исключает все ситуации, в том числе значимые, где
нет отправителя с коммуникативным намерением, актуализирующего в
получателе определённое, по его замыслу, информационное состояние
посредством специально согласованных между ними средств - знаков, тем
самым знаковая деятельность выводится из цепей, зависимостей, связей
отражаемого сознанием мира (из "фреймов" этого мира) и
противопоставляется ему как его знаковое отражение. Иначе говоря, из
знаков исключаются пирсовские индексальные и иконические знаки в той
мере, в какой под первыми имеются в виду пропущенные через сознание
наблюдателя собственные связи и изобразительные подобия вещей и
событий". По мнению М.В.Никитина, причиной "необоснованного"
включения в ряд знаков индексальных и иконических "неинтенциональных
псевдознаков без отправителя" было ошибочное следование семиотики в
понимании знака за Ч.Пирсом, а не за Ф.де Соссюром.
Представляется, что позиция М.В.Никитина, хотя и претендует на
дифференцирование знаковой деятельности и "мыслительного отражения
импликационной зависимости вещей и событий", на самом деле
обслуживает такую идеологическую позицию, при которой знак - это некий
объект или явление, вызывающий исключительно социально допустимое и
привычное представление о чем-то, отличающемся от самого объекта или
явления.. Идеальная модель знаковой деятельности, предложенная
М.В.Никитиным, имплицитно предполагает, что адресант и адресат
сообщения не имеют каких-либо различий в опыте использования языковых
кодов и общаются друг другом только в пределах фиксированной
предметной области. Языковое общение, по Никитину, лишено, таким
образом, свойства быть продуктивным. Такая языковая функция, как
познание интуитивным методом и методом откровения, когда, говоря
словами "Нобелевской лекции" И.Бродского, "будущее языка
вмешивается в его настоящее", по всей видимости, для языковеда
М.В.Никитина либо представляется выдумкой поэта, либо не входит в
пределы семиозиса. В модели М.В.Никитина адресант идентичен адресату,
так как добровольного подчинился общепризнанному социальному правилу,
в рамках которого полностью исчерпался. Знак, по Никитину, лишен
индивидуально-авторских коннотаций, а психическая деятельность
отправителя знакового сообщения, как и психическая деятельность
получателя, урезана до сознания. Предложенная М.В.Никитиным модель
языкового знака описывает язык с прагматикой армейских команд. Между
тем Ф.де Соссюр, по всей видимости, понимал сущность знака иначе.
Обратимся к определению языковой системы, предложенному Ф.де Соссюром
в "Курсе общей лингвистики": "Язык - это система знаков, в которой
единственно существенным является соединение смысла и акустического
образа, причем оба эти элемента знака в равной мере психичны"
(Соссюр, 1977, с.53). Очень важно привести его полностью, так как в
этом определении часто обрезают заключительные слова о психичности
знака. "Если язык психичен, то речь, в отличие от языка,
психофизична", - совершенно справедливо указывает Т.А.Амирова
(Амирова, 1999, с. 9). Каждый отдельный субъект речевой деятельности,
в отличие от бездушного механизма, вооруженного системными правилами
образования языковых сообщений, обладает уникальной психикой, которая
помнит травмы индивидуальной и общественной жизни.
"История, без сомнения, повторяет самое себя: в конце концов, как и у
человека, у неё не слишком велик выбор. Но, по крайней мере, должна
быть доступна роскошь отдавать себе отчет, жертвой чего именно ты
становишься, имея дело со странной семантикой, управляющей такой
чуждой сферой, как русская жизнь. Иначе попадешься в западню
собственных концептуальных и аналитических навыков, например, привычки
использовать язык для расчленения действительности, тем самым лишая
собственное сознание выгод интуитивного постижения. Ибо, при всей их
красоте, отдельные концепции всегда означают сужение значения,
обрезание болтающихся концов. Тогда как в феноменальном мире в
болтающихся концах-то все и дело, ибо они переплетаются" (Бродский,
1992, с. 336).
ЛИТЕРАТУРА
1. Chitty D. Population process in the vole and their relevance to
general theory // Canad. J. Zool. 1960. Vol. 38, N.1. P. 99-113.
2. Eco U. A theory of semiotics. Indiana Universiti Press,
Bloomington, London, 1976. P. 12.
3. Hoffmeyer J. Biosemiotics: Towards a New Synthesis in Biology//
European Journal for Semiotic Studies. 1997. Vol. 9. No. 2. P.
355-376.
4. Kull K. Semiotic Paradigm in Theoretical Biology // Kull K.,
Tiivel T. Lectures in Theoretical Biology: The Second Stage.
Tallin: Estonian Academy of Sciens. 1993. P. 52-62.
5. Kull K. On Semiosis, Umwelt, and Semiosphere// Semiotica.1998.
Vol.120 (3/4). P. 299-310.
6. Kull K. Semiotic ecology: different natures in the semiosphere //
Sign Systems Studies. Tartu:University Press, 1998. No. 26. Pp.
344-371.
7. Kull K. Copy versus translate, meme versus sign: development of
biological textuality // European Journal for Semiotic Studies.
2000, No. 12(1). Pp. 101-120.
8. Lorenz K. Studies in Animal and Human Behaviour. Vol. 2.
Cambridge: Harvard University Press, 1971.
9. Lorenz K. The comparative method in studying innate behaviour
patterns, Symp. Soc. exp. Biol., 4, 1950. Pp. 221-268.
10. Noeth W. Ecosemiotics// Sign Systems Studies. Tartu, 1998. No. 26.
P. 332-343.
11. Osgood Ch. The Measurement of Meaning. 1957.
12. Sebeok T. Contributions to the Doctrine of Signs. Bloomington, IN:
Indiana University Press.
13. Sebeok T. The Estonian connection// Sign Systems Studies. Tartu:
University Press. 1998 . No. 26. Pp. 20-41.
14. Sebeok, Thomas A. (ed.) (1968). Animal Communication: Techniques
of Study and Results of Research. Bloomington: Indiana University
Press.
15. Uexkuell J. von. Umwelt und Innenwelt der Tiere. Berlin. 1909.
16. Uexkuell J. von. Streifzuege durch die Umwelten von Tieren und
Menschen, Berlin, Springer Verlag. Translated in Instinctive
Behaviour, 1934, London, Methuen.
17. Uexkuell J. von. Theoretische Biologie. Frankfurt a/M:
Suhrkamp.1973.
18. Амирова Т.А. Из истории лингвистики ХХ века. М.: ЧеРо, 1999. С.9.
19. Бродский И. А. Меньше, чем единица // Форма времени.
Стихотворения, эссе, пьесы. В 2-х т. Минск, 1992, Т.2.
20. Булыгина Т.В. Особенности структурной организации языка как
знаковой системы и методы её исследования // Язык как знаковая
система особого рода. Материалы к конференции. М.: Наука, 1967. С.
8.
21. Бюлер К. Теория языка. М.:Прогресс, 2000. С. 34.
22. Вардуль И.Ф. К вопросу о собственно лингвистическом подходе к
языку // Язык как знаковая система особого рода. Материалы к
конференции. М.: Наука, 1967. С.9.
23. Владимирова Э.Д. Описание информационно-коммуникативных процессов
в экосистемах с использованием семиотической терминологии //
Вестник СамГУ - Естественнонаучн. серия. Самара: Изд-во "Самарск.
ун-т", 2001. No. 2 (20). С. 163-177.
24. Гиляров А.М. Популяционная экология. М.: Изд-во "Московск.
ун-т", 1990. С.105.
25. Дажо Р. Основы экологии. М.: Прогресс, 1975. С. 245.
26. Декомб В. Современная французская философия. М.: Весь мир, 2000.
С. 90-93.
27. Делёз Ж. Мишель Турнье и мир без Другого // М.Турнье. Пятница, или
тихоокеанский лимб. Спб.: "Амфора", 1999, с.282-302.
28. Джиллер П. Структура сообществ и экологическая ниша. М.: Мир,
1988. С.32.
29. Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир,
1981б с. 21.
30. Корогодин В.И., Корогодина В.Л. Информация как основа жизни.
Дубна: Феникс, 2000, -207 с.
31. Лакан Ж. Субверсия субъекта и диалектика желания во фрейдовском
бессознательном. Графы желания. Изложение С.Б.Долгопольского. //
Культурология. Под ред. Г.В.Драча. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995,
с.516-527.
32. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.:Гнозис,
1995., С.39 .
33. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М.: Республика", 1999. С.
129, 376.
34. Левич А.П. Семиотические структуры в экологии, или существует ли
экологический код? // Человек и биосфера. М.: Изд-во МГУ, 1983.
No. 8. С. 68 -77.
35. Леонтьев А.А. Языковой знак как проблема психологии // Язык как
знаковая система особого рода. Материалы к конференции. М.: Наука,
1967. С.37.
36. Марков В.И. Продуктивность коммуникативной системы дельфина
афалины: к проблеме внечеловеческих языковых систем // Язык в
океане языков. Новосибирск: Сибирский хронограф,1993. С. 86 - 147.
37. Мельничук А.С. О знаковой природе предложения // Язык как знаковая
система особого рода. Материалы к конференции. М.: Наука, 1967.
С.43.
38. Менджел М., Кларк К. Динамические модели в экологии поведения. М.:
Мир, 1992. - 300 с.
39. Мозговой Д.П. Влияние регулирования стока р.Волги на животный мир
поймы Самарской Луки // Проблемы рационального использвания и
охраны природного комплекса Самарской Луки. Куйбышев: Изд-во
"Куйбышевск. ун-т", 1983. С.105-107.
40. Мозговой Д.П. Временная характеристика сигнальных биологических
полей млекопитающих как информационных систем // Вопросы лесной
биогеоценологии, экологии и охраны природы в степной зоне.
Куйбышев: Изд-во "Куйбышевск. ун-т", 1989. С.138-150.
41. Мозговой Д.П., Розенберг Г.С. Сигнальное биологическое поле
млекопитающих: теория и практика полевых исследований. Самара:
Изд-во"Самарский ун-т", 1992. 119 с.
42. Мозговой Д.П., Розенберг Г.С., Владимирова Э.Д. Информационные
поля и поведение млекопитающих. Самара: Изд-во "Самарский ун-т",
1998. 92 с.
43. Моррис Ч.У. (1) Основания теории знаков // Семиотика. М.: Радуга,
1983. С. 37-89.
44. Моррис Ч.У. (2) Значение и означивание // Семиотика. М.: Радуга,
1983. С. 118-132.
45. Наумов Н.П. Биологические (сигнальные) поля и их значение в жизни
млекопитающих // Успехи современной териологии. М.: Наука, 1977.
С. 336-398.
46. Никитин М.В. Предел семиотики // Вопр. языкознания, 1997. No. 1.
С.3-14.
47. Никольский А.А., Новикова О.Б., Наумов Н.П.
Пространственно-временная характеристика биологического
сигнального поля (на примере рева бухарского оленя Cervus elaphus
bactrianus Lydekker // Экология. 1975. No.1. С.100-102.
48. Пастернак Б. Вассерманова реакция // Борис Пастернак об искусстве.
М.: Искусство, 1990. С.125-126.
49. Пирс Ч. Логические основания теории знаков. СПб.: Алетейя, 2000.
С. 48-59.
50. Розенберг Г.С., Мозговой Д.П., Гелашвили Д.Б. Экология. Элементы
теоретических конструкций современной экологии. Самара: Самарский
научный центр РАН, 1999. - 396 с.
51. Розенберг Г.С., Шитиков В.К., Мозговой Д.П. Экологическая
информатика. Самара. "Самарский университет", 1993. С. 60-71.
52. Руднев В. Словарь культуры ХХ века. М.: "Аграф", 1997.
53. Сорокин Ю.А. Предисловие // Тодоров Ц. Теории символа / Перевод с
французского Б.Нарумова. - М.: Дом интеллектуальной книги, Русское
феноменологическое общество, 1998. - 408 с.
54. Степанов Ю.С. Структура современной семиотики и её основные
понятия. // Язык как знаковая система особого рода. Материалы к
конференции. М.: Наука, 1967. С.73-77.
55. Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука, 1971. С. 27-32, 82.
56. Тодоров Ц. Теории символа. М.: Дом интеллек. книги, Русск.
феноменолог. общ-во, 1998. - 408 с.
57. Фуко М. Слова и вещи. Спб.: А-сad, 1994. - 406 с.
58. Хайнд Р. Поведение животных. Синтез этологии и сравнительной
психологии. М.: Мир, 1975. С. 135-136.
59. Шаров А.А., Кулль К. Определение и элементарные реквизиты
самовоспроизведения систем // Журнал общей биологии. 1990. No. 51
(6). С. 723-730.
60. Шварц С.С.Экологические закономерности эволюции. М.: Наука, 1980.
С. 126, 164-166.
61. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М.:
Петрополис, 1998.
62. Якобсон Р. Жить и говорить //Язык и бессознательное. М.: Гнозис,
1996. С.199-222.
63. Якобсон Р. Язык в отношении к другим системам коммуникации //
Якобсон Р.
Избранные работы. М.: Прогресс, 1985.
A:8" align="left" >
Владимирова Элина Джоновна, кафедра зоологии, генетики и общей
экологии, Самарский государственный университет, 443011, Самара, ул.
Акад. Павлова, 1; E-mail: [2]elvlad@newmail.ru , [3]bestar@rambler.ru.
A:8" align="left" >
Мозговой Джон Поликарпович, , кафедра зоологии, генетики и общей
экологии, Самарский государственный университет, 443011, Самара, ул.
Акад. Павлова, 1
A:8" align="left" >
Новаторский подход требует особых оговорок. Так, культуролог
В.П.Руднев, характеризуя исследование семантических примитивов А.
Вежбицкой как "прагматически ориентированную" теорию, "во многом
изменившую наши представления о значении", указывает на
"необычность" текстов А.Вежбицкой (Руднев, 1997). Подход А.Вежбицкой
интересен для нас в качестве семиотической позиции, ориентированной на
получателя знакового сообщения в большей мере, чем на отправителя. В
экологической семиотике подобная ориентация кажется более современной
и подвергается необоснованной, с нашей точки зрения, критике.
Горожанам, не имеющим опыта общения с зимней природой, не умеющим
ходить на лыжах, сложно освоить "тропление" снеговых наследов
животных. Известно, что наука - прерогатива городских жителей, которые
в общей своей массе имеют достаточно расплывчатое представление о
жизни животных в природе, особенно зимой. "Наступление" мегаполисов
на природу, массовое появление снегоходов в пригородных зонах делают
работу по методике сигнального поля все более сложной. Все эти факты
послужили причиной того, что интереснейшая методика исследования
экологии животных методом сигнального поля не получила широкой степени
признания. Кроме того, экологам, как правило, достаточно трудно
освоить круг проблем семиотики.
A:8" align="left" >
1
5
Ссылки
1. http://www.ento.vt.edu/~sharov/biosem/biosem.html#papers).%D0%9C%D1%8B
2. mailto:elvlad@newmail.ru
3. mailto:bestar@rambler.ru.
Связаться с программистом сайта.
