Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
МОЙ ПСИХОТЕРАПЕВТ
О романе.
Врач психотерапевт, желая помочь пациенту, погружается в его состояние, и с некоторым ужасом замечает, что фактически это и его мир. Мир детства, из которого когда-то он так хотел избавиться, и даже со временем стал полагать, что это у него получилось. Тогда как на самом деле...
Сможет ли он теперь не только заново "понять" самого себя, но и понять настолько, чтобы уже навсегда избавиться даже от возможности какой душевной патологии не только у себя, но и у других. Своих пациентов.
Или же ему предстоит оставить практику и начать жить в том мире, который он уже было оставил в прошлом...
Сергей Зелинский
роман
Мой психотерапевт
"Трудное - это то, что может быть сделано немедленно; невозможное - то, что потребует немного больше времени".
Джордж Сантаяна.
Пролог.
Он шел по краю пропасти. Пропасть начиналась с конца края крыши двадцатипятиэтажного дома. Была летняя ночь. Он был один. С ним был только ветер.
Своими внезапными порывами ветер норовил сбросить человека с крыши, но тот лишь улыбался в ответ и что-то напевал себе под нос. Человек был пьян. Не так пьян, чтобы валяться на земле, но достаточно, чтобы не замечать грозившей ему опасности. А опасность была. В любой момент он мог оступиться и оказаться распростертым на асфальте. Вокруг никого. Три часа ночи. Что заставило человека пойти в это время на крышу (да еще в таком состоянии) мне и предстояло выяснить. А чтобы лучше понять, я проделал подобное сам. Выпил - и пошел на крышу. И чуть не свалился вниз. И понял, что пора с алкоголем завязывать. Понял сам, и сказал пациенту. А тот лишь улыбнулся в ответ улыбкой обреченного человека. Он считал, что я не смогу ему помочь. При таком отношении тяжело работать. Но я не мог оставить в беде обратившегося ко мне за помощью человека. Не мог, потому что считал, что во всех бедах если и виноваты сами страдающие люди, то добрая часть вины лежит на тех, к кому эти люди обратились за помощью. Таков был мой кодекс чести. Профессиональной чести как психотерапевта - человека, призванного спасать заблудшие души людей.
И я следовал своему кодексу. И всегда полагал что прав. Правда, уже после понял, что существует еще что-то вроде предопределенности судьбы. Как в народе говорят - то, что "на роду написано".
Но я был бы не я, если бы не попытался во всем этом разобраться.
Часть 1
Глава 1
Спасать заблудшие души мне приходилось и раньше. Можно даже сказать, что я фактически всю жизнь этим занимался. Но вот насколько глубоко я попал в эту трясину жизни сам? Ведь, думая о том, что я могу кому-то помочь, и даже будучи уверенным в этом, я, вероятно, когда-то и потерял ту грань между вымыслом и реальностью, между нормой и патологией, между... Между - даже быть может - добром и злом.
Впрочем, возможно в последнем я зашел слишком далеко. Хотя?..
Зовут меня Вениамин Петрович. От столь, как казалось мне, смешного имени, я стремился всю жизнь избавиться. Пока вдруг не понял, что нужно не от имени избавляться, а изменить в общественном понимании отношение к своему имени. Ну то есть к себе, иными словами.
И как только я это понял - практически тут же взялся за дело.
Дело оказалось непростое. Прежде всего мне требовалось...
Знаете, я понимал, что время в какой-то мере уже фактически безвозвратно ушло вперед. Если в собственном детстве да юности-молодости я еще искал какие-то способы выхода из ситуации, то с прожитыми годами я видимо такие пути если нашел, то научился попросту приспосабливаться к жизни в социуме. И вот таким образом вдруг начал чувствовать (когда-то...), что смог адаптироваться. Пусть это была, конечно же, некоторая быть может пародия и на самого себя, а я избрал не тот путь, но ведь я стал жить так, как мне комфортно. А если это так, то кто меня может винить, что я жил не правильно?
И еще. Как раз с годами я понял, что на определенном этапе жизни следует каждому оставить где-то позади собственные надежды на изменения себя в так называемую "лучшую сторону", потому как эта самая "лучшая сторона" наверняка могла казаться таковой лишь с косого взгляда судьбы. Тогда как у каждого из нас тот путь, который ему суждено пройти, и он пройдет его, несмотря ни на что. Потому как такой путь ему ниспослан свыше. Вот только вопрос и загадка: почему? И надо ли было на самом деле проходить этот путь? Или можно в определенный момент повернуть в сторону.
Нет. В сторону повернуть невозможно. Ибо судьба. Судьба.
Глава 2
Когда я начал копать вглубь себя, обнаружил что когда-то, независимо от самого меня, включилась в работу определенная матрица, которая незримо стала вести меня по пути неведомому мне. Понимаете, раньше-то - по молодости да неопытности - я этого вроде как не замечал. Совершал какие-то поступки, считал, видимо, что они чем-то продиктованы, но было это столь мимолетно, что внимания особого не обращал. Тогда как сейчас вдруг убедился, что и раньше и теперь все совершалось так, что моего собственно участия как такового и не требовалось. Да я, впрочем, и не противился особо. А если бы противился, то все равно ничего бы не вышло. Вот только раньше я еще, бывало, голову ломал почему да отчего такое происходит, а тут все выходило словно само по себе. И от меня даже не требовалось какого-то особого участия. Так, сторонний наблюдатель, который словно во сне видит себя, чувствует как вроде себя, думает, наверное, даже о чем-то, а на самом деле не в силах противостоять той невидимой матрице, в программу которой заложена вся его жизнь. И все, что ему остается, или следовать судьбе - или пытаться вступать в конфликт, который, конечно же, ни к чему не приведет. А значит все в итоге случается так, как оно было изначально запланировано. Кем? Не знаю. Высшими силами. Богом. Дьяволом. Каким-то высшим разумом в общем. И что уж точно, любые мои попытки противодействовать, зачастую, приводят к совсем обратному результату. Когда я вроде как начинаю побеждать себя, а после срываюсь, и все идет так, как то было уготовано задолго, вероятно, еще до моего появления на свет. И сверху лишь улыбаются, как улыбаются попыткам трехлетнего малыша противостоять любым усилиям взрослых. А он видимо еще и удивляется, откуда, мол, они все видят на шаг вперед. Так и я, наверное, удивлялся. Пока не понял, что подобное мне никогда не разгадать. Ибо сила высших... Впрочем, на то они и Высшие, чтобы быть выше нас. Людей. А таких как я ведь миллионы, сотни миллионов, миллиарды, десятки миллиардов. И все что-то хотят от судьбы. И все норовят нет-нет да и противиться ей. Да все впустую. Ибо природу свою если и дано нам понять, то лишь в собственном восприятии бытия. Которое увы - весьма и весьма обманчиво. Даже слишком обманчиво.
................................................
Я, конечно же, не сдавался. Я всеми силами верил, что пройдет еще какое-то время, и я наконец-то разберусь со всем происходящим со мной, а то еще (как тешил себя надеждой) научу других.
Глупец. Самому бы разобраться отчего я делаю то или то-то, когда на самом деле может даже и не желаю того. Но почти тут же чувствую, что нечто незримое ведет меня на пути... Да только ему известному пути. Мне если и дает какие указатели, то только так, не корысти ради, а просто чтобы совсем мне не сойти с ума. Ибо будь кто иной на моем месте - сошел бы, уверяю вас, давно бы уже сошел. Если не с ума, то точно с неких рельс понимания действительности. Бытия в общем. Что, в принципе, одно и тоже.
Одно и тоже моему восприятию, но, наверное, еще не совсем одно и тоже всему тому, что казалось и тогда и сейчас мне. Когда тогда? Да не в первый же год жизни я начал анализировать (делать неуверенные попытки, точнее) разобраться отчего совершаю я то или это. Так было и раньше. Так и теперь. Так, вероятно, будет происходить после. Вот разве что, как говориться, чем дальше в лес, тем больше дров. То есть чем более анализирую собственную душу, тем больше понимаю всю призрачность разгадки в силу, опять же, понимания величественной многогранности происходящего процесса. И иного не дано. Судьба, однако.
Глава 3
Чем больше я думал о судьбе, тем больше готов был то склониться к величию ее (и, соответственно, ничего больше не предпринимать), то наоборот - хотелось во что бы то ни стало преодолеть загаданность происходящего и сделать что-то совсем не так, что-то из рамок вон выходящее, чтобы сбить с панталыку судьбу.
Глупец. На то она и судьба, чтобы самой руководить нами.
................................................
Иногда пагубные для психики состояния как будто отпускали меня. Но я уже боялся даже радостно вздохнуть, потому что знал, что вскоре все непременно повторится. И может даже с еще худшими для меня последствиями (девиациями души). Поэтому постепенно выработал модель "невмешательства" в происходящие процессы жизни. Словно жизнь и была, но я ее все больше старался замечать лишь как сторонний наблюдатель. Так было легче.
Легче - еще не значит, что выгодней. И я отдавал полный отчет (пока еще отдавал!), что может никогда и не выберусь из тех кошмаров разума, которые уже начинали периодически преследовать меня. Но пока даже их явное (или неявное) выражение я не мог достаточно четко констатировать. Потому что было пока непременно ясно одно: мне следовало с этим жить. И жить, по возможности, без излишних потрясений. Что я, впрочем, и делал.
Глава 4
Не всегда, конечно, вся эта патология может мешать жить. Случается, что человек к ней приспосабливается. И просто зная себя, ограждает собственное внутреннее пространство от проникновения туда чужеродного информационно-энергетического поля. И в этом случае вполне можно надеяться, что такой человек может не только жить, но и жить достаточно комфортно (если, конечно, считать комфортном вынужденность вносимых ограничений). Поэтому тут я как бы не отчаивался. Я понимал, что вполне разумно мне не подвергать все, что случается со мной, оценке разума, а попросту даже может быть и не думать об этом. Да и вообще, что такое мысли человека, с которым - как со мной - случилась патология души? Мысли - они ведь могут иметь любую, законченную или незаконченную, форму, и это совсем ничего не значит, равно как совершенно все равно как мы воспринимаем окружающий мир, или как этот мир требует какого-то к себе отношения. Все настолько абстрактно и ненадежно, что вы вполне можете выбрать единственное необходимое для себя решение, если это необходимо - даже максимально оградиться от людей, и попросту заниматься своим любимым делом, будучи в какой-то мере этаким отшельником. Ведь это тоже возможно, почему нет. И тогда какая-то ваша легкая непохожесть на других, быть может, и уже не будет так заметна. А может и наоборот, станет некоей изюминкой вас, вот и все. Вашей особенностью. Ведь у каждого есть свои особенности. Как говориться, каждый сходит с ума по разному. И вот почему бы именно вам не "сойти" таким вот образом.
Вообще, должен заметить, где-то в глубине души, этак потаенно если - мне нравилось мое новое состояние. Ведь раньше мне приходилось о нем знать, большей частью, из книг или наблюдая за пациентами. А вот тут я словно сам погрузился в то нечто, с коим они, бедолаги, мучаются всю жизнь. И, признаться, мне действительно это неожиданно понравилось. И даже не потому, что я хотел отыскать какой-то способ, дабы помочь кому-то выйти из этого состояния. Я понимал, что это весьма затруднено, а может даже невозможно хотя бы по причине того, что люди, раз испытавшие подобное состояние, сами не желают из него выходить. Сознательно там да, на словах, да еще при всех, - и желают и хотят и просят. И даже настаивают. А вот бессознательно - нет. Ни за какие, как говориться, коврижки их не заставишь. Всячески будут цепляться. Делать так, чтобы ты сам запутался в схемам лечения этого больного и отстал от него в собственной печали да недоразумении, а они... А они будут тайно смеяться, мол, вон как легко провели тебя, доктор.
Понятно, я не унывал. Да ведь и понимал я, что мое новое состояние, оно ведь и на самом деле было только моим. Возможно, у кого-то другого все и проявлялось иначе. Возможно, кому-то вообще не под силу когда-либо испытать нечто подобное. Возможно было еще многое из всего, но я сейчас довольствовался тем, что у меня было, и, признаться, в тайне этому радовался.
Правда не знаю, чем, на самом деле, могла быть продиктована такая радость. Пожалуй, скорее всего тем, что я словно ощущал наигранность всего. Возможность в любой момент прекратить этот загадочный эксперимент, вновь став полноценным членом общества. Но вот чем дальше я заходил вглубь себя, тем более убеждался, что ничто во мне не сопротивляется моему новому состоянию. И даже более того: я словно так все время жил и раньше, и всегда. Только шутил с судьбой, играя, по сути, сам с собой. А на самом деле...
Конечно, что было на самом деле - я не знал. Я и сейчас в любой момент могу запутаться, приняв правду за ложь и наоборот, приняв обман за реальность и наоборот, приняв истину за ту парадигму правды, коей она, в общем-то, никогда и не являлась. Ибо любая истина - это всего лишь восприятие каждого конкретного человека относительно явлений, замечаемых им и, что важно, именно им же самим и расставляемых акцентов полярности значения событий. Тогда как другой человек поставит полярность уже совсем иную. И там, где один ставит плюс, другой вполне может поставить минус. А кто-то третий и вообще не различить ничего. Не заметить. Не оценить важность. Вообще, быть может, запутать все и вся. И тогда как вроде бы надо начинать сначала, но и этого будет невозможно, потому что все ведь так запутанно...
Глава 5
Конечно, самым неприятным оказались те страхи, которые я невольно словно джина выпустил из бутылки. Раньше мне, помнится, было нечто подобное, но тогда самым до сих пор удивительным образом мне удалось с этим справиться. И вот опять.
Насколько, конечно, все было в полной мере обосновано? Ведь я знал, что основная причина страха - это неизвестность. А значит мне предстояло заново проанализировать происходящее со мной, и нащупать ту удивительную кнопку в собственном восприятии бытия, нажав на которую я был бы избавлен от всех этих начинавшихся кошмаров судьбы.
....................................
Мне во что бы то ни стало захотелось спрятаться куда-то вглубь себя, потому что то, что явилось мне в новом образе (в который, еще раз замечу, я искусственно погрузился), стало каким-то кошмарным несчастьем. При этом я конечно же знал, что существуют силы, способные не дать мне совсем оказаться в пропасти отчаяния. И если я приложу определенное усилие...
Впрочем, одним усилием, видимо, было не отделаться от так быстро начавшего меня окутывать безумия.
А что оказалось еще страшнее: я вдруг понял, что фактически мое новое состояние и не является таким уж новым для моей психики. Что когда-то раньше у меня присутствовали и все эти страхи, и волнения, и переживания невиданной силы; просто видимо когда-то мне удалось заглушить их, справиться с ними. Как сейчас оказалось, до поры до времени, потому что все это безобразие легло на сдобренную почву.
А еще я конечно же понял, что мне нужно изливать на бумагу все это безумное отчаяние собственной психики, ибо только в этом на самом деле таилось и мое исцеление, и спасение для моего пациента. Но как же было, оказывается, тяжело ему! Как вообще тяжело всем этим людям, которые страдают от подобного недуга, совсем не понимая как им выбраться и порой отчаиваясь донельзя.
Вот только я не отчаивался. Ведь фактически рано или поздно, как я знал, я способен буду выбраться из этих кругов ада. Безумие сознания ведь это ад, и ад ужасный. Даже могу сказать - ужасающий по своей сути. И всему виной то, что на каком-то этапе борьбы у человека вдруг пропадает все желание бороться и он медленно превращается в нечто неживое - но имеющее живую оболочку. И это вот самое ужасное. Вообще, как я понял, во всем подобном слишком много ужасов. Но ведь как все когда-то заканчивается, так и приходит к завершению этот самый ужас. И тогда уже все, что мне остается - фиксировать (еще больше погрузившись в кошмары разума собственной психики) свои новые (или возвратившиеся старые) состояния и... продолжать борьбу. Не останавливаться. Пытаться выбраться. Пытаться спастись. Пытаться...
В общем, получается, пытаться, пытаться, пытаться...
Но я верил, что рано или поздно одержу победу.
Глава 6
Сумасшествие, конечно, одновременно и настораживало и удивляло. У меня были все основания считать, что я полностью контролирую процесс. Поэтому, когда становилось действительно грустно, я, дабы не впадать в депрессию, решил воспользоваться старым проверенным способом: стал выпивать.
Мои алкогольные напитки не отличались особым разнообразием: водка, пиво, коньяк. Изредка ликеры. Состояние после употребления было сродни самому результативному погружению в собственное подсознание. Но при этом заметно отличалось... Впрочем, мне нравился только алкоголь (незначительное по времени увлечение наркотиками, достаточно быстро не понравившихся мне, не в счет). И состояние, в которое я погружался, было весьма и весьма удивительным.
Конечно, это были мои игры да фантазии, не сравнимые с тем, что началось позже. Представьте, когда вы смотрите на окружающий мир. Именно смотрите. Другие люди могут проживать в нем, могут жить в каком-то параллельном мире, кто-то способен всеми силами противостоять реальности, кто-то наоборот, полностью поглощен ей, а вот вы как будто просто "смотрите" на этот самый мир словно со стороны. И он готов, представьте себе, готов отразиться перед вами различными красками, и при этом совсем не кажется вам ни близким, ни далеким, вообще, по сути, нет никаких эмоций. И вот что тогда? Что, я вас спрашиваю, тогда? А ничего. Почти ничего. Почти совершенно ничего, кроме как совсем нелепого представления о том, что этот самый мир словно сам стремится поглотить вас. Да так, что у вас еще останется представление как жить, но никак это ваше "представление" ни на чем не будет базироваться. Кроме как появления ощущения невыполнимости никаких желаний. Даже мыслей. Понимаете? Ну ладно, вы что-то хотите, а вам это не дают сделать. У каждого есть какие-то мысли, которые он знает, что никогда не воплотит (разве что, если земля не сойдутся с небом). А вот тут, на самом этапе зарождения мыслей, вы как бы уже заранее знаете, что они не способны будут сбыться никогда. А потому незримо растворяются эти мысли еще на этапе зарождения. Чтобы после не появиться уже никогда. А за это... А за это перед вами рождение целого ряда новых мыслей. (Таких же невыполнимых.) Словно вместо одной мысли (еще не уничтоженной, но и уже не рожденной) - одновременно умирают десятки. После все это множится в геометрической прогрессии. И когда вы готовы сойти с ума, где-то краем собственного сознания понимаете, что, собственно, говоря, это уже случилось. Вы сумасшедший.
Понятно, что так это может выглядеть только в глазах или специалистов или мещан (первые поймут о чем речь, вторые заранее навесят ярлык). Тогда как на самом деле ваше истинное состояние никто, фактически, и не способен определить. Да и как это возможно, - спрашиваю я вас, - если вы - или начинаете предпринимать в несколько раз больше усилий, чтобы не явить свое истинное лицо, или же наоборот - резко уходите вглубь себя, отказываясь от любого мало-мальски вынужденного общения. Заметьте, даже вынужденного, а уж про общение необходимое я и вовсе не говорю, ибо вы его благополучно обходите стороной.
Что такое общение "вынужденное"? Ну, например, вы едете на автомобиле, и вас останавливает автоинспектор. У вас с ним общение не по вашей инициативе, и более того, от подобного общения вы не можете отказаться. А вот если вам кто-то звонит по телефону, вы уже сами выбираете, общаться с ним или нет. От этого никто не пострадает, и подобное общение (вернее, неделание подобного) не несет в себе каких-либо печальных последствий. Даже если звонивший по каким-то причинам не захочет больше с вами общаться, это не беда: позвонит кто-то другой. Или не станете искать и вовсе никого. Тем более вы как бы уже замыкаетесь вглубь себя. А значит вам никто как таковой и не нужен. Будут только мешать. Отвлекать. Сбивать с толку. Уводить прочь. И дабы подобное вас больше не настораживало, легче попросту не общаться.
Притом что вы, как мы помним, сходите с ума. А так как еще пока не знаете что это такое, то способны несколько преувеличивать собственные ощущения от жизни.
Моей проблемой было то, что я как раз хорошо знал, что это такое.
Глава 7
- Венечка, - обратилась ко мне бабушка. - Ты не думал пойти на улицу, например, погулять.
- Нет, ба, - ответил я.
- А вот, если мы вместе сходили бы? - не унималась старушка.
- Нет ба, - осторожно отвечал я, и краем глаза замечая, как еще после нескольких безуспешных попыток она удалялась в свою комнату, вынимал книгу (накрытую от предосторожности учебником - якобы делал уроки) и поглощался в свое любимое чтение.
В детстве я читал и правда запоем. Сейчас, вспомнив тот случай, моя рука непроизвольно потянулась было сделать тоже самое (убрать несуществующей учебник накрытый несуществующей книги), хотя давно уже не только перешел на легальное чтение (когда мне никто не запрещает читать что я хочу и уж точно не проверяет "уроки"), но и более половины прочитанного читаю в электронном виде. Времена другие. Почти полвека прошло все-таки.
Отчего я вспомнил детство? Да просто все наши корни, как ни крути, именно оттуда. Именно там закладывалось большинство тех психологических установок, которые после превратились в уверенные паттерны поведения. Поступки в общем.
И потому сейчас, когда я всеми силами решил вникнуть поглубже в интересующую меня проблему, понял, что без детства, собственно, не обойтись. Хотя я уже и начинал догадываться, что многое образовалось после детства. В тот же период отрочества, например. Ведь в детстве, по сути, вы или не осознаете еще свои печали или неудачи (веря в самое лучшее, доброе, честное), или точно также считаете, что когда вырастете, там все будет по другому.
А вот и не будет. И оказываясь подростком, все также еще по привычке верите, что нынешние неудачи закончатся во взрослой жизни. А когда вырастаете - уже словно и нет времени разгребать все и вся. И вы лишь честно пытаетесь понять: а что же, собственно говоря, произошло? А после убеждаетесь, что уже и возможности выкарабкаться у вас нет. И тогда...
Что бывает тогда - знает каждый относительно себя. Причем то, что мы знаем, это не значит, что об этом говорим. Людям свойственна тайна. Есть, правда, отдельные индивиды, которых словно тянет поведать все о себе даже первому встречному. Но вот незадача: в большинстве случаев их или не хотят слушать, или же наоборот, то, о чем они говорят, если вдруг и интересно, то не правдиво. Ибо выдумывают все-таки люди...
Глава 8
Обозначая тему любви, мне хотелось бы обратить внимание на то, что как таковой любви у меня никогда не было. Помимо того чувства, что я скорее бы характеризовал как влюбленность (с синонимическими ответвлениями - увлечение и/или страсть), вероятнее всего, я ничего не испытывал. Ничего такого, что на самом деле могло бы не только остаться в памяти, но и пройти через года жизни со всей той психологической эмоциональностью, что свойственна названному чувству, именуемому любовь. Нет. Проходили годы, чувства стирались в памяти, и даже если я помнил отдельные эпизоды этой самой любви, то они напрочь потеряли свою чувственную окраску, уподобившись в лучшем случае бездушным фотографическим открыткам, в противовес картинам, писанным рукой художника. Вроде как и фото и рисунок передают одно и тоже, но первое - это результат механического труда фотомашины, а второе - человеческий труд (не потому ли картины стоят намного дороже фотографий).
И все-таки женщины в моей жизни, конечно же, были. Пусть их и было не так много, как кому-то казалось, ведь я никогда не рассматривал женщину как нечто, что мне на самом деле необходимо. Необходимо, прежде всего, моей душе. Ведь как ни крути, проходило всего лишь незначительное время (общения с теми или иными представительницами женского пола), и я с грустью убеждался в невротичности души тех особей женского пола, которые попадались на моем жизненном пути. Их может даже словно что-то тянуло показаться хуже, чем они были на самом деле. "Словно черт вселился!", - говорят в таких случаях, но это способно являться верным только если не учитывать одну немаловажную деталь: по одному из образований я ведь был все-таки врач - психиатр. А потому любое мало-мальское отклонение от психической нормы замечал сразу.
Но, конечно же, не из-за особого женского невротизма я был не склонен заводить серьезные отношения с женщинами. Понимаете ли, в моем представлении женщина все-таки была как то нечто, что стремится заполучить мужчину и при этом сама не отдавая отчет зачем. Получить с него деньги? Родить ребенка? Не быть одной? Причин могло быть множество. Причем, за истинными причинами очень много таилось и причин бессознательных, не оставивших своего следа в сознании. А потому спроси саму женщину, она, вероятней всего, попросту запутается и сама. А ее ответ скорее будет завесь от доли присущей (или отсутствующей) у нее уверенности, нежели чем о чем-то по настоящему правдивом. Притом, что и в первом и во втором случае настоящая причина будет запрятана где-то глубоко в подсознание, даже может настолько глубоко, что будет ее не найти.
Но сути, конечно же, это не меняло. И в своем отношении к женщинам...
В общем, мне как-то было спокойнее без них. Понимаете, я ведь был ученым. Мне необходимо много работать, чтобы никто не отвлекал. И сам я точно также не позволял себе отвлекаться на разные там женские штучки. А учитывая, что через время после общения с женщиной я слишком явно начинал видеть ее тот или иной (психопатологический) симптом, то тратить время на то, чтобы ее лечить... В общем, пока я не мог себе этого позволить. Слишком жаль уходящего времени. Хотя и допускаю, что вследствие подобного отношения к женщинам вполне что-то в жизни мог и упустить. Но если так, значит жизнь сама расставим свои акценты, и все обставит таким образом, что я наверстаю упущенное. Я ведь сторонник той теории, что если вам что-то в жизни было необходимо пройти, вы непременно это пройдете. Рано или поздно, но судьба все равно вернет вас на те рельсы, по которым вы должны были двигаться. А значит, если сейчас по каким-то причинам сбиваетесь с пути, значит это попросту необходимо. Ни больше, ни меньше.
Глава 9
Неверно, конечно, замечать, что я всегда и во всем искал только подвоха собственного сознания. Как раз на деле, быть может, даже выходило несколько наоборот. Тем более что я, фактически, был более чем заинтересован в том, чтобы выкарабкаться всеми путями из того обволакивающего меня безумия, в которое меня погружало даже не то что время, а, вероятно, погружался я сам. Пусть даже и не так-то уже к тому стремился. Все-таки ведь очень хотелось выбраться мне обратно.
Насколько подобное было возможно? Вопрос, вероятно, на который пока я еще совсем не мог дать ответа. Ведь, как ни крути, но во мне еще жило то нечто, что мешало в полной мере осознать собственное "Я". При этом я понимал, что до конца, быть может, и правда, что у меня могло ничего не получится. Как бы в итоге. Ну а пока... Пока я еще пребывал в стадии того состояния, когда вы всеми силами на что-то надеетесь; понимая и, одновременно, не понимая, что у вас ничего не получится.
Сказать, что я запутался, впрочем, тоже не верно. К чему мне путаться в собственной истине, которую я всеми силами искал? "Нет, такое невозможно", - говорил я себе и шел дальше. Шел, искал, спотыкаясь - все равно поднимался в тщетной уверенности дойти до конечной точки. Что означало - разобраться в истине. Истине, которая всеми силами норовила от меня удалиться. И в то же время - как никогда - была близка.
Глава 10
Если немного окунуться в детство, то я понимал, что еще тогда там были заметны те незначительные девиации психики, которые уже так или иначе привели ко всем последующим последствиям. В старшем школьном возрасте я начал ощущать то нечто, что - тогда не понимая - принимал за некую форму если не сумасшествия (до подобной характеристики, видимо, все же был не готов додуматься), то уж точно, по меньшей мере, загадочности, вносившей хаос в мою жизнь.
Однако с таким хаосом я быстро научился бороться, сосредоточившись на двух ипостасях: книгах и спорте. Именно, как я понял уже много позже, сочетание на тот момент, казалось, несочетаемого (так, впрочем, некоторые мыслят до сих пор) позволило мне выбраться из начинавшихся у меня кошмаров разума. Погружаясь в книги, я жил героями произведений, все больше и больше оказываясь в том фантазийном мире, который был очень далек от реальности. А чтобы адаптироваться в социуме, столь же активно - как и чтением книг - занимался спортом.
В итоге все это позволяло нивелировать развитие какой бы то ни было психической патологии. Да и что говорить, помогало мне выжить. Выжить - и жить.
Глава 11
Как-то раз я стал свидетелем удивительного разговора, который произошел между моим пациентом (с которым я продолжал поддерживать связь, пусть теперь это было и не столь часто, дабы его самого не погрузить в еще большее состояние безумия, нежели чем у него было) и, вероятно, его знакомым. По возможности постараюсь привести их диалог полностью (насколько запомнил).
Пациент. Мой доктор по ходу сошел с ума.
Знакомый. Ты ведь сам сумасшедший.
Пациент. И что?
Знакомый. Я к тому, как ты мог определить, что он дурак.
Пациент. Кто дурак?
Знакомый. Доктор.
Пациент. Какой доктор?
Знакомый. Твой.
Пациент. Кто твой? У тебя кто-то есть?
Знакомый. Я говорю о тебе.
Пациент. У тебя есть я?
Знакомый. Да. А у меня есть ты.
Пациент. Не понял.
Знакомый. Доктор знакомый, говорю.
Пациент. Чей?
Знакомый. Твой, твой.
Пациент. И что с ним?
Знакомый. Мне кажется, он сошел с ума.
Пациент. Полагаешь?
Знакомый. Более чем. Или ошибка?
Пациент. Чья?
Знакомый. Не знаю. Доктора или моя. А может твоя.
Пациент. Моя с доктором.
Знакомый. Или моя.
Пациент. Думаешь?
Знакомый. Не знаю, если честно.
Пациент. Ты хочешь быть честным?
Знакомый. Иногда.
Пациент. А кто сошел с ума?
Знакомый. В смысле?
Пациент. Ну ты сказал, что кто-то сошел с ума.
Знакомый. Уже не знаю. И, по-моему, это ты сказал.
Пациент. С чего тебе так кажется?
Знакомый. Не знаю. А как было на самом деле?
Пациент. Я предположил, что мой доктор сходит с ума.
Знакомый. Ты сказал сошел.
Пациент. Кто сошел?
Знакомый. Сошел с ума!
Пациент. Кто?
Знакомый. Доктор!
Пациент. Надо же! (искренне удивляется). Признаться, у меня тоже были такие предположения.
Знакомый. Так это ты же и сказал.
Пациент. Да ты что? Однако.
Знакомый. Что-то не так?
Пациент. Да нет, все так. Все очень даже так. Просто...
Знакомый. Что просто?
Пациент. Просто немного удивительно, что это все так быстро обнаружилось.
Знакомый. А ты полагаешь, это могло долго скрываться?
Пациент. Видишь ли... (лицо его приняло несколько загадочное выражение). Мне давно казалось, что я все-таки здоров.
Знакомый. А болен доктор?
Пациент. Вот именно!
Знакомый. А он не верил?
Пациент. Кто?
Знакомый. Доктор!
Пациент. Что с ним?
Знакомый. Он болен.
Пациент. Да ты что! А я ведь знал.
Знакомый. Знал?
Пациент. Догадывался.
Знакомый. Это разные вещи.
Пациент. Полагаешь?
Знакомый. Уверен.
Пациент. На все сто?
Знакомый. Что за сто?
Пациент. Ну... (задумался) ты уверен на все сто?
Знакомый. Что такое сто?
Пациент. А тебе бы как хотелось?
Знакомый. Ну сто, например, сто граммов.
Пациент. Водки?
Знакомый. Почему сразу водки?
Пациент. Икры?
Знакомый. Ну той же икры, например. А почему нет?
Пациент. А что с водкой?
Знакомый. Какой?
Пациент. Той же, что и у доктора.
Знакомый. Он пьет водку?
Пациент. Кто?
Знакомый. Доктор.
Пациент. Я понял.
Знакомый. Что понял?
Пациент. Раз он пьет водку, значит от этого сошел с ума.
Знакомый. Вполне может быть (задумавшись).
Когда я услышал примерно такой диалог, я подумал, что на правильном пути. Я просто обязан был помочь этому человеку. Хотя и уже не был уверен, насколько это будет ему самому необходимо.
Глава 12
Мне очень хотелось разобраться со всем тем, что со мной происходило сейчас. Ведь так получалось, что я вдруг оказался в неком кошмарном ужасе того бытия, в которое фактически сам и погрузился.