Зелинский Сергей Алексеевич
Мой психотерапевт /2017/

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Размещен: 25/08/2017, изменен: 25/08/2017. 182k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Психологические романы,художественная проза, (18+)
  • Скачать FB2
  • Аннотация:
    Врач психотерапевт, желая помочь пациенту, погружается в его состояние, и с некоторым ужасом замечает, что фактически это и его мир. Мир детства, из которого когда-то он так хотел избавиться, и даже со временем стал полагать, что это у него получилось. Тогда как на самом деле... Сможет ли он теперь не только заново "понять" самого себя, но и понять настолько, чтобы уже навсегда избавиться даже от возможности какой душевной патологии не только у себя, но и у других. Своих пациентов. Или же ему предстоит оставить практику и начать жить в том мире, который он уже было оставил в прошлом...

  •   
      СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
      
      
      
      МОЙ
      ПСИХОТЕРАПЕВТ
      
      
      
      
      2017
      
      
      
      
      љ C.А.Зелинский. Мой психотерапевт.
      
      Текст печатается в авторской редакции.
      Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
      МОЙ ПСИХОТЕРАПЕВТ
      
      
      
      О романе.
      Врач психотерапевт, желая помочь пациенту, погружается в его состояние, и с некоторым ужасом замечает, что фактически это и его мир. Мир детства, из которого когда-то он так хотел избавиться, и даже со временем стал полагать, что это у него получилось. Тогда как на самом деле...
      Сможет ли он теперь не только заново "понять" самого себя, но и понять настолько, чтобы уже навсегда избавиться даже от возможности какой душевной патологии не только у себя, но и у других. Своих пациентов.
      Или же ему предстоит оставить практику и начать жить в том мире, который он уже было оставил в прошлом...
      
      
      
      Сергей Зелинский
      роман
      Мой психотерапевт
      
      
      
      "Трудное - это то, что может быть сделано немедленно; невозможное - то, что потребует немного больше времени".
      Джордж Сантаяна.
      
      Пролог.
      Он шел по краю пропасти. Пропасть начиналась с конца края крыши двадцатипятиэтажного дома. Была летняя ночь. Он был один. С ним был только ветер.
      Своими внезапными порывами ветер норовил сбросить человека с крыши, но тот лишь улыбался в ответ и что-то напевал себе под нос. Человек был пьян. Не так пьян, чтобы валяться на земле, но достаточно, чтобы не замечать грозившей ему опасности. А опасность была. В любой момент он мог оступиться и оказаться распростертым на асфальте. Вокруг никого. Три часа ночи. Что заставило человека пойти в это время на крышу (да еще в таком состоянии) мне и предстояло выяснить. А чтобы лучше понять, я проделал подобное сам. Выпил - и пошел на крышу. И чуть не свалился вниз. И понял, что пора с алкоголем завязывать. Понял сам, и сказал пациенту. А тот лишь улыбнулся в ответ улыбкой обреченного человека. Он считал, что я не смогу ему помочь. При таком отношении тяжело работать. Но я не мог оставить в беде обратившегося ко мне за помощью человека. Не мог, потому что считал, что во всех бедах если и виноваты сами страдающие люди, то добрая часть вины лежит на тех, к кому эти люди обратились за помощью. Таков был мой кодекс чести. Профессиональной чести как психотерапевта - человека, призванного спасать заблудшие души людей.
      И я следовал своему кодексу. И всегда полагал что прав. Правда, уже после понял, что существует еще что-то вроде предопределенности судьбы. Как в народе говорят - то, что "на роду написано".
      Но я был бы не я, если бы не попытался во всем этом разобраться.
      
      
      Часть 1
      Глава 1
      Спасать заблудшие души мне приходилось и раньше. Можно даже сказать, что я фактически всю жизнь этим занимался. Но вот насколько глубоко я попал в эту трясину жизни сам? Ведь, думая о том, что я могу кому-то помочь, и даже будучи уверенным в этом, я, вероятно, когда-то и потерял ту грань между вымыслом и реальностью, между нормой и патологией, между... Между - даже быть может - добром и злом.
      Впрочем, возможно в последнем я зашел слишком далеко. Хотя?..
      
      Зовут меня Вениамин Петрович. От столь, как казалось мне, смешного имени, я стремился всю жизнь избавиться. Пока вдруг не понял, что нужно не от имени избавляться, а изменить в общественном понимании отношение к своему имени. Ну то есть к себе, иными словами.
      И как только я это понял - практически тут же взялся за дело.
      Дело оказалось непростое. Прежде всего мне требовалось...
      Знаете, я понимал, что время в какой-то мере уже фактически безвозвратно ушло вперед. Если в собственном детстве да юности-молодости я еще искал какие-то способы выхода из ситуации, то с прожитыми годами я видимо такие пути если нашел, то научился попросту приспосабливаться к жизни в социуме. И вот таким образом вдруг начал чувствовать (когда-то...), что смог адаптироваться. Пусть это была, конечно же, некоторая быть может пародия и на самого себя, а я избрал не тот путь, но ведь я стал жить так, как мне комфортно. А если это так, то кто меня может винить, что я жил не правильно?
      И еще. Как раз с годами я понял, что на определенном этапе жизни следует каждому оставить где-то позади собственные надежды на изменения себя в так называемую "лучшую сторону", потому как эта самая "лучшая сторона" наверняка могла казаться таковой лишь с косого взгляда судьбы. Тогда как у каждого из нас тот путь, который ему суждено пройти, и он пройдет его, несмотря ни на что. Потому как такой путь ему ниспослан свыше. Вот только вопрос и загадка: почему? И надо ли было на самом деле проходить этот путь? Или можно в определенный момент повернуть в сторону.
      Нет. В сторону повернуть невозможно. Ибо судьба. Судьба.
      
      
      Глава 2
      Когда я начал копать вглубь себя, обнаружил что когда-то, независимо от самого меня, включилась в работу определенная матрица, которая незримо стала вести меня по пути неведомому мне. Понимаете, раньше-то - по молодости да неопытности - я этого вроде как не замечал. Совершал какие-то поступки, считал, видимо, что они чем-то продиктованы, но было это столь мимолетно, что внимания особого не обращал. Тогда как сейчас вдруг убедился, что и раньше и теперь все совершалось так, что моего собственно участия как такового и не требовалось. Да я, впрочем, и не противился особо. А если бы противился, то все равно ничего бы не вышло. Вот только раньше я еще, бывало, голову ломал почему да отчего такое происходит, а тут все выходило словно само по себе. И от меня даже не требовалось какого-то особого участия. Так, сторонний наблюдатель, который словно во сне видит себя, чувствует как вроде себя, думает, наверное, даже о чем-то, а на самом деле не в силах противостоять той невидимой матрице, в программу которой заложена вся его жизнь. И все, что ему остается, или следовать судьбе - или пытаться вступать в конфликт, который, конечно же, ни к чему не приведет. А значит все в итоге случается так, как оно было изначально запланировано. Кем? Не знаю. Высшими силами. Богом. Дьяволом. Каким-то высшим разумом в общем. И что уж точно, любые мои попытки противодействовать, зачастую, приводят к совсем обратному результату. Когда я вроде как начинаю побеждать себя, а после срываюсь, и все идет так, как то было уготовано задолго, вероятно, еще до моего появления на свет. И сверху лишь улыбаются, как улыбаются попыткам трехлетнего малыша противостоять любым усилиям взрослых. А он видимо еще и удивляется, откуда, мол, они все видят на шаг вперед. Так и я, наверное, удивлялся. Пока не понял, что подобное мне никогда не разгадать. Ибо сила высших... Впрочем, на то они и Высшие, чтобы быть выше нас. Людей. А таких как я ведь миллионы, сотни миллионов, миллиарды, десятки миллиардов. И все что-то хотят от судьбы. И все норовят нет-нет да и противиться ей. Да все впустую. Ибо природу свою если и дано нам понять, то лишь в собственном восприятии бытия. Которое увы - весьма и весьма обманчиво. Даже слишком обманчиво.
      ................................................
      
      Я, конечно же, не сдавался. Я всеми силами верил, что пройдет еще какое-то время, и я наконец-то разберусь со всем происходящим со мной, а то еще (как тешил себя надеждой) научу других.
      Глупец. Самому бы разобраться отчего я делаю то или то-то, когда на самом деле может даже и не желаю того. Но почти тут же чувствую, что нечто незримое ведет меня на пути... Да только ему известному пути. Мне если и дает какие указатели, то только так, не корысти ради, а просто чтобы совсем мне не сойти с ума. Ибо будь кто иной на моем месте - сошел бы, уверяю вас, давно бы уже сошел. Если не с ума, то точно с неких рельс понимания действительности. Бытия в общем. Что, в принципе, одно и тоже.
      Одно и тоже моему восприятию, но, наверное, еще не совсем одно и тоже всему тому, что казалось и тогда и сейчас мне. Когда тогда? Да не в первый же год жизни я начал анализировать (делать неуверенные попытки, точнее) разобраться отчего совершаю я то или это. Так было и раньше. Так и теперь. Так, вероятно, будет происходить после. Вот разве что, как говориться, чем дальше в лес, тем больше дров. То есть чем более анализирую собственную душу, тем больше понимаю всю призрачность разгадки в силу, опять же, понимания величественной многогранности происходящего процесса. И иного не дано. Судьба, однако.
      
      
      Глава 3
      Чем больше я думал о судьбе, тем больше готов был то склониться к величию ее (и, соответственно, ничего больше не предпринимать), то наоборот - хотелось во что бы то ни стало преодолеть загаданность происходящего и сделать что-то совсем не так, что-то из рамок вон выходящее, чтобы сбить с панталыку судьбу.
      Глупец. На то она и судьба, чтобы самой руководить нами.
      ................................................
      
      Иногда пагубные для психики состояния как будто отпускали меня. Но я уже боялся даже радостно вздохнуть, потому что знал, что вскоре все непременно повторится. И может даже с еще худшими для меня последствиями (девиациями души). Поэтому постепенно выработал модель "невмешательства" в происходящие процессы жизни. Словно жизнь и была, но я ее все больше старался замечать лишь как сторонний наблюдатель. Так было легче.
      Легче - еще не значит, что выгодней. И я отдавал полный отчет (пока еще отдавал!), что может никогда и не выберусь из тех кошмаров разума, которые уже начинали периодически преследовать меня. Но пока даже их явное (или неявное) выражение я не мог достаточно четко констатировать. Потому что было пока непременно ясно одно: мне следовало с этим жить. И жить, по возможности, без излишних потрясений. Что я, впрочем, и делал.
      
      
      Глава 4
      Не всегда, конечно, вся эта патология может мешать жить. Случается, что человек к ней приспосабливается. И просто зная себя, ограждает собственное внутреннее пространство от проникновения туда чужеродного информационно-энергетического поля. И в этом случае вполне можно надеяться, что такой человек может не только жить, но и жить достаточно комфортно (если, конечно, считать комфортном вынужденность вносимых ограничений). Поэтому тут я как бы не отчаивался. Я понимал, что вполне разумно мне не подвергать все, что случается со мной, оценке разума, а попросту даже может быть и не думать об этом. Да и вообще, что такое мысли человека, с которым - как со мной - случилась патология души? Мысли - они ведь могут иметь любую, законченную или незаконченную, форму, и это совсем ничего не значит, равно как совершенно все равно как мы воспринимаем окружающий мир, или как этот мир требует какого-то к себе отношения. Все настолько абстрактно и ненадежно, что вы вполне можете выбрать единственное необходимое для себя решение, если это необходимо - даже максимально оградиться от людей, и попросту заниматься своим любимым делом, будучи в какой-то мере этаким отшельником. Ведь это тоже возможно, почему нет. И тогда какая-то ваша легкая непохожесть на других, быть может, и уже не будет так заметна. А может и наоборот, станет некоей изюминкой вас, вот и все. Вашей особенностью. Ведь у каждого есть свои особенности. Как говориться, каждый сходит с ума по разному. И вот почему бы именно вам не "сойти" таким вот образом.
      Вообще, должен заметить, где-то в глубине души, этак потаенно если - мне нравилось мое новое состояние. Ведь раньше мне приходилось о нем знать, большей частью, из книг или наблюдая за пациентами. А вот тут я словно сам погрузился в то нечто, с коим они, бедолаги, мучаются всю жизнь. И, признаться, мне действительно это неожиданно понравилось. И даже не потому, что я хотел отыскать какой-то способ, дабы помочь кому-то выйти из этого состояния. Я понимал, что это весьма затруднено, а может даже невозможно хотя бы по причине того, что люди, раз испытавшие подобное состояние, сами не желают из него выходить. Сознательно там да, на словах, да еще при всех, - и желают и хотят и просят. И даже настаивают. А вот бессознательно - нет. Ни за какие, как говориться, коврижки их не заставишь. Всячески будут цепляться. Делать так, чтобы ты сам запутался в схемам лечения этого больного и отстал от него в собственной печали да недоразумении, а они... А они будут тайно смеяться, мол, вон как легко провели тебя, доктор.
      
      Понятно, я не унывал. Да ведь и понимал я, что мое новое состояние, оно ведь и на самом деле было только моим. Возможно, у кого-то другого все и проявлялось иначе. Возможно, кому-то вообще не под силу когда-либо испытать нечто подобное. Возможно было еще многое из всего, но я сейчас довольствовался тем, что у меня было, и, признаться, в тайне этому радовался.
      Правда не знаю, чем, на самом деле, могла быть продиктована такая радость. Пожалуй, скорее всего тем, что я словно ощущал наигранность всего. Возможность в любой момент прекратить этот загадочный эксперимент, вновь став полноценным членом общества. Но вот чем дальше я заходил вглубь себя, тем более убеждался, что ничто во мне не сопротивляется моему новому состоянию. И даже более того: я словно так все время жил и раньше, и всегда. Только шутил с судьбой, играя, по сути, сам с собой. А на самом деле...
      Конечно, что было на самом деле - я не знал. Я и сейчас в любой момент могу запутаться, приняв правду за ложь и наоборот, приняв обман за реальность и наоборот, приняв истину за ту парадигму правды, коей она, в общем-то, никогда и не являлась. Ибо любая истина - это всего лишь восприятие каждого конкретного человека относительно явлений, замечаемых им и, что важно, именно им же самим и расставляемых акцентов полярности значения событий. Тогда как другой человек поставит полярность уже совсем иную. И там, где один ставит плюс, другой вполне может поставить минус. А кто-то третий и вообще не различить ничего. Не заметить. Не оценить важность. Вообще, быть может, запутать все и вся. И тогда как вроде бы надо начинать сначала, но и этого будет невозможно, потому что все ведь так запутанно...
      
      
      Глава 5
      Конечно, самым неприятным оказались те страхи, которые я невольно словно джина выпустил из бутылки. Раньше мне, помнится, было нечто подобное, но тогда самым до сих пор удивительным образом мне удалось с этим справиться. И вот опять.
      Насколько, конечно, все было в полной мере обосновано? Ведь я знал, что основная причина страха - это неизвестность. А значит мне предстояло заново проанализировать происходящее со мной, и нащупать ту удивительную кнопку в собственном восприятии бытия, нажав на которую я был бы избавлен от всех этих начинавшихся кошмаров судьбы.
      ....................................
      
      Мне во что бы то ни стало захотелось спрятаться куда-то вглубь себя, потому что то, что явилось мне в новом образе (в который, еще раз замечу, я искусственно погрузился), стало каким-то кошмарным несчастьем. При этом я конечно же знал, что существуют силы, способные не дать мне совсем оказаться в пропасти отчаяния. И если я приложу определенное усилие...
      Впрочем, одним усилием, видимо, было не отделаться от так быстро начавшего меня окутывать безумия.
      А что оказалось еще страшнее: я вдруг понял, что фактически мое новое состояние и не является таким уж новым для моей психики. Что когда-то раньше у меня присутствовали и все эти страхи, и волнения, и переживания невиданной силы; просто видимо когда-то мне удалось заглушить их, справиться с ними. Как сейчас оказалось, до поры до времени, потому что все это безобразие легло на сдобренную почву.
      А еще я конечно же понял, что мне нужно изливать на бумагу все это безумное отчаяние собственной психики, ибо только в этом на самом деле таилось и мое исцеление, и спасение для моего пациента. Но как же было, оказывается, тяжело ему! Как вообще тяжело всем этим людям, которые страдают от подобного недуга, совсем не понимая как им выбраться и порой отчаиваясь донельзя.
      Вот только я не отчаивался. Ведь фактически рано или поздно, как я знал, я способен буду выбраться из этих кругов ада. Безумие сознания ведь это ад, и ад ужасный. Даже могу сказать - ужасающий по своей сути. И всему виной то, что на каком-то этапе борьбы у человека вдруг пропадает все желание бороться и он медленно превращается в нечто неживое - но имеющее живую оболочку. И это вот самое ужасное. Вообще, как я понял, во всем подобном слишком много ужасов. Но ведь как все когда-то заканчивается, так и приходит к завершению этот самый ужас. И тогда уже все, что мне остается - фиксировать (еще больше погрузившись в кошмары разума собственной психики) свои новые (или возвратившиеся старые) состояния и... продолжать борьбу. Не останавливаться. Пытаться выбраться. Пытаться спастись. Пытаться...
      В общем, получается, пытаться, пытаться, пытаться...
      Но я верил, что рано или поздно одержу победу.
      
      
      Глава 6
      Сумасшествие, конечно, одновременно и настораживало и удивляло. У меня были все основания считать, что я полностью контролирую процесс. Поэтому, когда становилось действительно грустно, я, дабы не впадать в депрессию, решил воспользоваться старым проверенным способом: стал выпивать.
      Мои алкогольные напитки не отличались особым разнообразием: водка, пиво, коньяк. Изредка ликеры. Состояние после употребления было сродни самому результативному погружению в собственное подсознание. Но при этом заметно отличалось... Впрочем, мне нравился только алкоголь (незначительное по времени увлечение наркотиками, достаточно быстро не понравившихся мне, не в счет). И состояние, в которое я погружался, было весьма и весьма удивительным.
      Конечно, это были мои игры да фантазии, не сравнимые с тем, что началось позже. Представьте, когда вы смотрите на окружающий мир. Именно смотрите. Другие люди могут проживать в нем, могут жить в каком-то параллельном мире, кто-то способен всеми силами противостоять реальности, кто-то наоборот, полностью поглощен ей, а вот вы как будто просто "смотрите" на этот самый мир словно со стороны. И он готов, представьте себе, готов отразиться перед вами различными красками, и при этом совсем не кажется вам ни близким, ни далеким, вообще, по сути, нет никаких эмоций. И вот что тогда? Что, я вас спрашиваю, тогда? А ничего. Почти ничего. Почти совершенно ничего, кроме как совсем нелепого представления о том, что этот самый мир словно сам стремится поглотить вас. Да так, что у вас еще останется представление как жить, но никак это ваше "представление" ни на чем не будет базироваться. Кроме как появления ощущения невыполнимости никаких желаний. Даже мыслей. Понимаете? Ну ладно, вы что-то хотите, а вам это не дают сделать. У каждого есть какие-то мысли, которые он знает, что никогда не воплотит (разве что, если земля не сойдутся с небом). А вот тут, на самом этапе зарождения мыслей, вы как бы уже заранее знаете, что они не способны будут сбыться никогда. А потому незримо растворяются эти мысли еще на этапе зарождения. Чтобы после не появиться уже никогда. А за это... А за это перед вами рождение целого ряда новых мыслей. (Таких же невыполнимых.) Словно вместо одной мысли (еще не уничтоженной, но и уже не рожденной) - одновременно умирают десятки. После все это множится в геометрической прогрессии. И когда вы готовы сойти с ума, где-то краем собственного сознания понимаете, что, собственно, говоря, это уже случилось. Вы сумасшедший.
      Понятно, что так это может выглядеть только в глазах или специалистов или мещан (первые поймут о чем речь, вторые заранее навесят ярлык). Тогда как на самом деле ваше истинное состояние никто, фактически, и не способен определить. Да и как это возможно, - спрашиваю я вас, - если вы - или начинаете предпринимать в несколько раз больше усилий, чтобы не явить свое истинное лицо, или же наоборот - резко уходите вглубь себя, отказываясь от любого мало-мальски вынужденного общения. Заметьте, даже вынужденного, а уж про общение необходимое я и вовсе не говорю, ибо вы его благополучно обходите стороной.
      Что такое общение "вынужденное"? Ну, например, вы едете на автомобиле, и вас останавливает автоинспектор. У вас с ним общение не по вашей инициативе, и более того, от подобного общения вы не можете отказаться. А вот если вам кто-то звонит по телефону, вы уже сами выбираете, общаться с ним или нет. От этого никто не пострадает, и подобное общение (вернее, неделание подобного) не несет в себе каких-либо печальных последствий. Даже если звонивший по каким-то причинам не захочет больше с вами общаться, это не беда: позвонит кто-то другой. Или не станете искать и вовсе никого. Тем более вы как бы уже замыкаетесь вглубь себя. А значит вам никто как таковой и не нужен. Будут только мешать. Отвлекать. Сбивать с толку. Уводить прочь. И дабы подобное вас больше не настораживало, легче попросту не общаться.
      Притом что вы, как мы помним, сходите с ума. А так как еще пока не знаете что это такое, то способны несколько преувеличивать собственные ощущения от жизни.
      Моей проблемой было то, что я как раз хорошо знал, что это такое.
      
      
      Глава 7
      - Венечка, - обратилась ко мне бабушка. - Ты не думал пойти на улицу, например, погулять.
      - Нет, ба, - ответил я.
      - А вот, если мы вместе сходили бы? - не унималась старушка.
      - Нет ба, - осторожно отвечал я, и краем глаза замечая, как еще после нескольких безуспешных попыток она удалялась в свою комнату, вынимал книгу (накрытую от предосторожности учебником - якобы делал уроки) и поглощался в свое любимое чтение.
      В детстве я читал и правда запоем. Сейчас, вспомнив тот случай, моя рука непроизвольно потянулась было сделать тоже самое (убрать несуществующей учебник накрытый несуществующей книги), хотя давно уже не только перешел на легальное чтение (когда мне никто не запрещает читать что я хочу и уж точно не проверяет "уроки"), но и более половины прочитанного читаю в электронном виде. Времена другие. Почти полвека прошло все-таки.
      
      Отчего я вспомнил детство? Да просто все наши корни, как ни крути, именно оттуда. Именно там закладывалось большинство тех психологических установок, которые после превратились в уверенные паттерны поведения. Поступки в общем.
      И потому сейчас, когда я всеми силами решил вникнуть поглубже в интересующую меня проблему, понял, что без детства, собственно, не обойтись. Хотя я уже и начинал догадываться, что многое образовалось после детства. В тот же период отрочества, например. Ведь в детстве, по сути, вы или не осознаете еще свои печали или неудачи (веря в самое лучшее, доброе, честное), или точно также считаете, что когда вырастете, там все будет по другому.
      А вот и не будет. И оказываясь подростком, все также еще по привычке верите, что нынешние неудачи закончатся во взрослой жизни. А когда вырастаете - уже словно и нет времени разгребать все и вся. И вы лишь честно пытаетесь понять: а что же, собственно говоря, произошло? А после убеждаетесь, что уже и возможности выкарабкаться у вас нет. И тогда...
      Что бывает тогда - знает каждый относительно себя. Причем то, что мы знаем, это не значит, что об этом говорим. Людям свойственна тайна. Есть, правда, отдельные индивиды, которых словно тянет поведать все о себе даже первому встречному. Но вот незадача: в большинстве случаев их или не хотят слушать, или же наоборот, то, о чем они говорят, если вдруг и интересно, то не правдиво. Ибо выдумывают все-таки люди...
      
      
      Глава 8
      Обозначая тему любви, мне хотелось бы обратить внимание на то, что как таковой любви у меня никогда не было. Помимо того чувства, что я скорее бы характеризовал как влюбленность (с синонимическими ответвлениями - увлечение и/или страсть), вероятнее всего, я ничего не испытывал. Ничего такого, что на самом деле могло бы не только остаться в памяти, но и пройти через года жизни со всей той психологической эмоциональностью, что свойственна названному чувству, именуемому любовь. Нет. Проходили годы, чувства стирались в памяти, и даже если я помнил отдельные эпизоды этой самой любви, то они напрочь потеряли свою чувственную окраску, уподобившись в лучшем случае бездушным фотографическим открыткам, в противовес картинам, писанным рукой художника. Вроде как и фото и рисунок передают одно и тоже, но первое - это результат механического труда фотомашины, а второе - человеческий труд (не потому ли картины стоят намного дороже фотографий).
      И все-таки женщины в моей жизни, конечно же, были. Пусть их и было не так много, как кому-то казалось, ведь я никогда не рассматривал женщину как нечто, что мне на самом деле необходимо. Необходимо, прежде всего, моей душе. Ведь как ни крути, проходило всего лишь незначительное время (общения с теми или иными представительницами женского пола), и я с грустью убеждался в невротичности души тех особей женского пола, которые попадались на моем жизненном пути. Их может даже словно что-то тянуло показаться хуже, чем они были на самом деле. "Словно черт вселился!", - говорят в таких случаях, но это способно являться верным только если не учитывать одну немаловажную деталь: по одному из образований я ведь был все-таки врач - психиатр. А потому любое мало-мальское отклонение от психической нормы замечал сразу.
      Но, конечно же, не из-за особого женского невротизма я был не склонен заводить серьезные отношения с женщинами. Понимаете ли, в моем представлении женщина все-таки была как то нечто, что стремится заполучить мужчину и при этом сама не отдавая отчет зачем. Получить с него деньги? Родить ребенка? Не быть одной? Причин могло быть множество. Причем, за истинными причинами очень много таилось и причин бессознательных, не оставивших своего следа в сознании. А потому спроси саму женщину, она, вероятней всего, попросту запутается и сама. А ее ответ скорее будет завесь от доли присущей (или отсутствующей) у нее уверенности, нежели чем о чем-то по настоящему правдивом. Притом, что и в первом и во втором случае настоящая причина будет запрятана где-то глубоко в подсознание, даже может настолько глубоко, что будет ее не найти.
      Но сути, конечно же, это не меняло. И в своем отношении к женщинам...
      В общем, мне как-то было спокойнее без них. Понимаете, я ведь был ученым. Мне необходимо много работать, чтобы никто не отвлекал. И сам я точно также не позволял себе отвлекаться на разные там женские штучки. А учитывая, что через время после общения с женщиной я слишком явно начинал видеть ее тот или иной (психопатологический) симптом, то тратить время на то, чтобы ее лечить... В общем, пока я не мог себе этого позволить. Слишком жаль уходящего времени. Хотя и допускаю, что вследствие подобного отношения к женщинам вполне что-то в жизни мог и упустить. Но если так, значит жизнь сама расставим свои акценты, и все обставит таким образом, что я наверстаю упущенное. Я ведь сторонник той теории, что если вам что-то в жизни было необходимо пройти, вы непременно это пройдете. Рано или поздно, но судьба все равно вернет вас на те рельсы, по которым вы должны были двигаться. А значит, если сейчас по каким-то причинам сбиваетесь с пути, значит это попросту необходимо. Ни больше, ни меньше.
      
      
      Глава 9
      Неверно, конечно, замечать, что я всегда и во всем искал только подвоха собственного сознания. Как раз на деле, быть может, даже выходило несколько наоборот. Тем более что я, фактически, был более чем заинтересован в том, чтобы выкарабкаться всеми путями из того обволакивающего меня безумия, в которое меня погружало даже не то что время, а, вероятно, погружался я сам. Пусть даже и не так-то уже к тому стремился. Все-таки ведь очень хотелось выбраться мне обратно.
      Насколько подобное было возможно? Вопрос, вероятно, на который пока я еще совсем не мог дать ответа. Ведь, как ни крути, но во мне еще жило то нечто, что мешало в полной мере осознать собственное "Я". При этом я понимал, что до конца, быть может, и правда, что у меня могло ничего не получится. Как бы в итоге. Ну а пока... Пока я еще пребывал в стадии того состояния, когда вы всеми силами на что-то надеетесь; понимая и, одновременно, не понимая, что у вас ничего не получится.
      
      Сказать, что я запутался, впрочем, тоже не верно. К чему мне путаться в собственной истине, которую я всеми силами искал? "Нет, такое невозможно", - говорил я себе и шел дальше. Шел, искал, спотыкаясь - все равно поднимался в тщетной уверенности дойти до конечной точки. Что означало - разобраться в истине. Истине, которая всеми силами норовила от меня удалиться. И в то же время - как никогда - была близка.
      
      
      
      Глава 10
      Если немного окунуться в детство, то я понимал, что еще тогда там были заметны те незначительные девиации психики, которые уже так или иначе привели ко всем последующим последствиям. В старшем школьном возрасте я начал ощущать то нечто, что - тогда не понимая - принимал за некую форму если не сумасшествия (до подобной характеристики, видимо, все же был не готов додуматься), то уж точно, по меньшей мере, загадочности, вносившей хаос в мою жизнь.
      Однако с таким хаосом я быстро научился бороться, сосредоточившись на двух ипостасях: книгах и спорте. Именно, как я понял уже много позже, сочетание на тот момент, казалось, несочетаемого (так, впрочем, некоторые мыслят до сих пор) позволило мне выбраться из начинавшихся у меня кошмаров разума. Погружаясь в книги, я жил героями произведений, все больше и больше оказываясь в том фантазийном мире, который был очень далек от реальности. А чтобы адаптироваться в социуме, столь же активно - как и чтением книг - занимался спортом.
      В итоге все это позволяло нивелировать развитие какой бы то ни было психической патологии. Да и что говорить, помогало мне выжить. Выжить - и жить.
      
      
      Глава 11
      Как-то раз я стал свидетелем удивительного разговора, который произошел между моим пациентом (с которым я продолжал поддерживать связь, пусть теперь это было и не столь часто, дабы его самого не погрузить в еще большее состояние безумия, нежели чем у него было) и, вероятно, его знакомым. По возможности постараюсь привести их диалог полностью (насколько запомнил).
      Пациент. Мой доктор по ходу сошел с ума.
      Знакомый. Ты ведь сам сумасшедший.
      Пациент. И что?
      Знакомый. Я к тому, как ты мог определить, что он дурак.
      Пациент. Кто дурак?
      Знакомый. Доктор.
      Пациент. Какой доктор?
      Знакомый. Твой.
      Пациент. Кто твой? У тебя кто-то есть?
      Знакомый. Я говорю о тебе.
      Пациент. У тебя есть я?
      Знакомый. Да. А у меня есть ты.
      Пациент. Не понял.
      Знакомый. Доктор знакомый, говорю.
      Пациент. Чей?
      Знакомый. Твой, твой.
      Пациент. И что с ним?
      Знакомый. Мне кажется, он сошел с ума.
      Пациент. Полагаешь?
      Знакомый. Более чем. Или ошибка?
      Пациент. Чья?
      Знакомый. Не знаю. Доктора или моя. А может твоя.
      Пациент. Моя с доктором.
      Знакомый. Или моя.
      Пациент. Думаешь?
      Знакомый. Не знаю, если честно.
      Пациент. Ты хочешь быть честным?
      Знакомый. Иногда.
      Пациент. А кто сошел с ума?
      Знакомый. В смысле?
      Пациент. Ну ты сказал, что кто-то сошел с ума.
      Знакомый. Уже не знаю. И, по-моему, это ты сказал.
      Пациент. С чего тебе так кажется?
      Знакомый. Не знаю. А как было на самом деле?
      Пациент. Я предположил, что мой доктор сходит с ума.
      Знакомый. Ты сказал сошел.
      Пациент. Кто сошел?
      Знакомый. Сошел с ума!
      Пациент. Кто?
      Знакомый. Доктор!
      Пациент. Надо же! (искренне удивляется). Признаться, у меня тоже были такие предположения.
      Знакомый. Так это ты же и сказал.
      Пациент. Да ты что? Однако.
      Знакомый. Что-то не так?
      Пациент. Да нет, все так. Все очень даже так. Просто...
      Знакомый. Что просто?
      Пациент. Просто немного удивительно, что это все так быстро обнаружилось.
      Знакомый. А ты полагаешь, это могло долго скрываться?
      Пациент. Видишь ли... (лицо его приняло несколько загадочное выражение). Мне давно казалось, что я все-таки здоров.
      Знакомый. А болен доктор?
      Пациент. Вот именно!
      Знакомый. А он не верил?
      Пациент. Кто?
      Знакомый. Доктор!
      Пациент. Что с ним?
      Знакомый. Он болен.
      Пациент. Да ты что! А я ведь знал.
      Знакомый. Знал?
      Пациент. Догадывался.
      Знакомый. Это разные вещи.
      Пациент. Полагаешь?
      Знакомый. Уверен.
      Пациент. На все сто?
      Знакомый. Что за сто?
      Пациент. Ну... (задумался) ты уверен на все сто?
      Знакомый. Что такое сто?
      Пациент. А тебе бы как хотелось?
      Знакомый. Ну сто, например, сто граммов.
      Пациент. Водки?
      Знакомый. Почему сразу водки?
      Пациент. Икры?
      Знакомый. Ну той же икры, например. А почему нет?
      Пациент. А что с водкой?
      Знакомый. Какой?
      Пациент. Той же, что и у доктора.
      Знакомый. Он пьет водку?
      Пациент. Кто?
      Знакомый. Доктор.
      Пациент. Я понял.
      Знакомый. Что понял?
      Пациент. Раз он пьет водку, значит от этого сошел с ума.
      Знакомый. Вполне может быть (задумавшись).
      
      Когда я услышал примерно такой диалог, я подумал, что на правильном пути. Я просто обязан был помочь этому человеку. Хотя и уже не был уверен, насколько это будет ему самому необходимо.
      
      
      Глава 12
      Мне очень хотелось разобраться со всем тем, что со мной происходило сейчас. Ведь так получалось, что я вдруг оказался в неком кошмарном ужасе того бытия, в которое фактически сам и погрузился.
      В какой-то мере это было, конечно, и правильно, и преднамеренно. Точнее, преднамеренно - потому что правильно, или наоборот, правильно - потому что преднамеренно. Вероятно, в данном случае от какой-то перемены мест слов - сама суть не менялась; хотя бы потому, что наталкивался я на самое главное: я вдруг разом стал другим.
      Да, это была сейчас не моя настоящая оболочка. Да, некая, даже можно сказать, маска - вымышленный образ самого меня. Но ведь в этом образе я должен существовать. Да еще и всячески сдерживать порывы "излечиться". Просто оттого, что тогда напрасно будут сделанные мной предыдущие усилия. А этого я позволить себе не мог. Нельзя было мне этого делать. Следовало дойти до конца. Необходимо было довести начатое мной расследование глубины себя - до конца.
      Этим я, собственно, и занимался.
      .................................
      
      Труднее было, конечно, непонимание со стороны окружающих. Вот в чем оказался бы главный вопрос, который наверняка бы смог увести меня в сторону, если бы я не закрыл канал. Понимаете? Мне уже давно было совершенно безразлично, кто, что, о чем и как - подумает обо мне. Да, сейчас меня могли считать сумасшедшим. Но если бы я обращал внимание на это, стал бы растрачивать силы для объяснения собственных поступков, и, считай все пропало. Эксперимент смело можно было бы списывать как неудачный. Не потому ли незадолго до этого я словно намеренно (на самом деле, признаюсь, бессознательно) существенно ограничил круг общения, оставшись фактически один. Мне главное, чтобы не мешали. У меня был этакий забег в одиночестве. Мне никто был не нужен.
      И знаете, какое на самом деле у меня оказалось душевное спокойствие, когда я понял, что все делаю правильно! У меня словно выросли крылья. Я парил над этой планетой и мне стал совершенно никто не нужен.
      Более того. Я даже сам оказался не нужен себе. Так стало легко и свободно.
      
      Люди вообще склонны всегда вам мешать, если вы не успели приблизить их к вашему уровню понимания бытия. И это, в принципе, нормально и правильно (и, главное, объяснимо). Потому каждому стоит самому заботиться о мерах безопасности. Я подобные меры предпринял тем, что заметно упорядочил собственное общение: свел его практически к нулю (за исключением только деловых кратковременных контактов).
      
      
      Глава 13
      Конечно, из наиболее печального что происходило - было постоянно ощущение чего-то сверхъестественного, с тобой происходящего.
      При этом вполне понятное дело, что это самое сверхъестественное не было чем-то таким до конца уж чтобы парадоксальным или, скажем, вызывающим какой-то дикий ужас. Нет. Подобного, как говориться, не было в помине. Просто так получалось, что я чувствовал, что мой мозг буквально разрывается, если я в него неким таинственным (на самом деле весьма обычным) образом не стану закачивать гигабайты нужной информации.
      Что происходит после и для чего все это? Ответ прост и до боли тривиален (в моем случае, разумеется). После того, как информация поступила в мозг, она начинала анализироваться, сопоставляясь с информацией, существующей в подсознании (мозг - подсознание - память - суть в данном случае одно и то же), так вот, такая информация начинала анализироваться, сопоставляясь с уже существующей информацией (попавшей в мозг ранее). Начиналась в результате этого удивительная работа, которая приносила незримые плоды: психика разглаживалась, успокаивалась одним словом. Мне становилось душевно комфортно. Я начинал жить полноценной жизнью.
      Да, могу заметить, что, вероятней всего, можно было предположить, что подобной жизнью (душевно комфортной) живет большинство людей. Это понятно и, в принципе, тоже объяснимо. Но ведь я уже не раз замечал, что у каждого из нас свой путь. И следует человек по жизни как раз в рамках вот этого своего пути. А значит, если для меня оказывался удобен именно такой путь, то означало это и невозможность иного выбора. Ломать себя, особенно если вы сформировались как зрелая личность (годы... годы...), является шагом весьма и весьма рискованным, и вполне может быть что даже не нужным. "Да и к чему это?" - спрошу я вас. Вот потому-то и подобное можно делать лишь только в одном случае: если вы действительно хотите каких-либо изменений в собственном сознании.
      Однако, помимо любых изменений необходимо еще и четко взвесить собственные силы. Ведь вдруг может так оказаться, что, закачав в подсознание множество новой информации, подобный объем просто разорвет вас. Вы не выдержите. Не справитесь. Не сможете далее существовать уже в рамках собственной идентичности с земным миром. А в мир небесный уходить еще рано.
      Вот и получится, что поток новой информации окажется пагубным для вашего мозга. А это ни к чему...
      
      
      Главам 14
      Я мог, наверное, задуматься, к чему бы привело то мое состояние, в котором я оказался. Но подобные мысли уже мне самому способны оказаться нелепыми, потому что я, намеренно и сознательно, погружал себя в то состояние, в котором сейчас пребывала моя психика. И если пройдет еще какое-то время, то я увижу уже или путь обратно (и тогда, вероятней всего, смогу излечиться), или же наоборот - я еще больше погрязну в пучину уже собственного безумия. И не будет пути назад.
      Но ведь я такого не хотел. Не хотел и не собирался навсегда оставаться в своем нынешнем варианте безумия, в которое все больше и больше погружался. А погрузившись... погрузившись.... Задумался вот над чем. А останутся ли у меня шансы выбраться наружу после окончания моего эксперимента? И где границы его? И когда он, собственно говоря, может закончиться?
      Вопросов традиционно было больше, чем ответов. Но среди всех этих вопросов уже, так или иначе, намечались варианты ответов.
      Более того. Я вдруг отчётливо стал понимать, для чего мне был нужен этот эксперимент. Ведь помимо всех благородных миссий, о которых я заявил вначале и повторяю периодически, было то нечто, что важно именно для меня. Даже необходимо мне и только мне. Что это было? Да мое самосовершенствование! Мое укрепление, в том числе, и психического здоровья. Собственного. Ведь если я - сначала погрузив себя в хаос души - после смогу выбраться обратно, в мир людей с относительной здоровой психикой, то в этом случае мне уже ничего не будет грозить и в будущем, и когда (если вдруг) случится нечто, что самого меня на миг подвергнет в шок безумия, я смогу, и непременно смогу выбраться обратно и окажусь вновь в мире здоровых людей. Понимаете?! Я делаю все, в первую очередь, для самого себя.
      Впрочем, любой человек, когда над чем-то серьезно работает, уже априори эта работа не может быть альтруистической. Иначе не будет заинтересованности. Когда нам что-то неинтересно, то и результат будет таким же - неинтересным. Ведь даже если человек не получает какой-то материальной выгоды, - выгода может быть душевной. Повышение собственной самооценки, избавление от депрессии, невротических, и даже патопсихических состояний - все это становится возможным в результате труда, творчества, осознавания того, что вы приносите пользу другим людям, и те будут вам за это благодарны. А если благодарны они, значит повышается как бы автоматом и ваша внутренняя самооценка. И вообще, хочу сказать, если что-то вами осознается - значит все совсем даже не безнадежно. Не безнадежно.
      ......................................
      
      Любая форма сумасшествия вообще способна вас, иной раз, заводить в такие дебри, что будет невозможно выбраться обратно.
      Но я не сдавался.
      Я делал все, чтобы хоть как-то закрепиться в том мире, в который я сейчас вступил.
      И при этом я точно также делал все, чтобы мне не выпасть из мира, в котором я доселе существовал - и в который намеревался вернуться.
      Я хотел жить. Но прежде всего мне предстояло понять природу сумасшествия. Той формы, которая вам еще позволяет находиться в социуме, но уже словно намекает, что может так сложиться, что там вам предстоит жить недолго. И в любой момент вы можете погрузиться в хаос мешанины из собственных мыслей, которые вас буквально вырвут из жизни. Нормальной жизни. Жизни, привычной большинству.
      
      
      Глава 15
      Человек выглядел устало изможденным. Насколько я знал, причины для грусти у него не было. Жена, работа, друзья, достаток. Однако это, конечно же, была лишь видимая сторона медали. Тогда как на самом деле - следовало заглянуть глубже. И когда подобное получалось, оказывалось, что ничего хорошего, собственно говоря, и нет. А есть печаль. Этакая огромная печаль, которая, как я понимал, пришла не сейчас, а накапливалась, вероятно, годами.
      Оказалось - десятилетиями.
      .....................................................
      
      
      Как уже упоминал, я периодически встречался со своим пациентом. Делал это потому, что считал неправильным оставлять его на произвол судьбы, пока буду заниматься собственными душевными экзекуциями.
      Недавние мои наблюдения заставили меня несколько пересмотреть как собственную позицию, так и, быть может, даже взглянуть на его проблему шире.
      - Понимаете, доктор, - умоляюще, как мне показалось, взглянул на меня пациент. - Я ведь попал в западню.
      Не перебивая, я внимательно слушал.
      - Я ведь, можно сказать, заигрался, - обреченно продолжил пациент, опустив голову и замолчав.
      - Вы о жене? - уточнил я, замечая, что пауза излишне затягивается, и собеседник все больше погружается вглубь себя; и если я упущу время - вернуть его обратно будет весьма затруднительно, можно упустить такую возможность. А, учитывая, что он и так излишне молчалив, разговорить его пришлось бы нескоро.
      - О ней, - тут же охотно отозвался Борис (так звали пациента).
      Я осторожно посмотрел на него, стараясь сохранить во взгляде внимательность, но не навязчивость.
      - Понимаете, Вениамин Петрович, я ведь даже сам не знаю, люблю ли я ее.
      - А она? Она вас любит? Как вы полагаете?
      - Думаю, что любит, - предположил Борис.
      - А как считаете, догадывается ли, что вы ее не любите?
      - Не знаю,- честно признался он.
      - А что она сама говорит? Как у вас происходит общение? Что-то вместе обсуждаете? Какие-нибудь события, например. Как происходит при этом? Спорите? Или жена вас полностью поддерживает?
      - Да в том-то и дело, - несколько как мне показалось, оживился мой собеседник. - Если она замечает, что я имею какое-либо иное, отличное от нее, мнение, тут же подстраивается под меня.
      - А поначалу высказывает что-то противоположное? - уточнил я.
      - Да, все верно, - согласился Борис. - Но я на нее не в обиде.
      ("Еще бы", - подумал я).
      - А скажите, уважаемый Борис. У вас ни разу не возникала мысль, что вы обрекаете девушку на несчастный брак, живя с ней?
      - Как вы догадались? Ведь именно такие мысли как раз и не дают мне покоя.
      - И вы не видите выхода? - уточнил я.
      - Не вижу, - признался Борис.
      - А если, предположим, вы возьмете и скажете супруге все начистоту? - испытывающее посмотрел я на своего собеседника. - Как полагаете, что произойдет?
      - Я даже боюсь это себе представить, - полушепотом произнес Борис. - Мне кажется... Мне кажется...
      - Что вам кажется?
      - Мне кажется, что она умрет сразу на месте, - ответил Борис.
      - Она такое чуткое создание?
      - Более чем, - несколько радостней обычного, произнес Борис. - Видите ли, она не только очень, - как вы выразились, - чуткое создание, но и весьма женственна и, если так можно сказать... ну как бы не совсем нормальна.
      Я с любопытством посмотрел на своего пациента, подумав, что уж кто-то, а больной всегда узнает больного, по типу как рыбак - рыбака видит издалека, - как говорится в одной поговорке.
      - Я вас понял, - чуть улыбнувшись, ответил я.
      - Доктор? - с опаской посмотрел на меня Борис.
      - Нет, нет, вам совершено не о чем беспокоиться. Я действительно понял о чем идет речь.
      - Спасибо, доктор, - восхищенно произнес пациент.
      
      В течение следующего получаса я выяснил, что девушка, которую Борис считал женой, на самом деле таковой пока еще не является (если брать официальный статус), хотя они и делают очередную (третью? пятую? очередную...) попытку совместного проживания.
      Также я понял, что Борис не любил ее. Но боясь остаться один, словно за спасательную соломинку держался за девушку. Он же как раз и уговорил ее жить с ним. При этом периодически Бориса разрывали двойственные чувства: он хотел быть один, она ему мешала (порой даже откровенно, по его словам), но вот набраться решимости и сказать, что он ее не любит, а живет просто из-за того, что у него никого больше нет и он боится, что никого не встретит, - не мог. Боялся. Боялся, что она уйдет, а он вдруг и на самом деле никого не встретит и останется один. Хотя практика показывает, что никто один никогда не остается, и рано или поздно кто-то обязательно находится. Но вот когда я сказал об этом ем, Борис признался, что, по его мнению, все его последующие девушки были хуже предыдущих. Несмотря на то, что молодой человек (Борису было немного за тридцать, его девушка была чуть моложе) никогда не был женат, видимо его предыдущий опыт именно об этом ему и говорил.
      Брать на себя ответственность и решать, разубеждать или нет своего пациента, я не стал; тем более что понимал, что он все-таки видит все "со своей колокольни", тогда как девушка, вполне возможно, что и не была такая уж наивная (тем более что, как обмолвился Борис, она уже успела два раза побывать замужем). И тогда уже, что, на самом деле, считала она, - остается загадкой. Как минимум пока не удастся выслушать ее. А исходя из того, что подобного видимо не предвидится (в ближайшее время точно, учитывая, что в настоящее время она уехала на месяц к родителям в Воркуту, что от Санкт-Петербурга, где были мы, весьма далеко), я вполне допускал, что она сознательно (или, скорее, конечно же, бессознательно) принимала от своего молодого человека подобный обман, по всей видимости, преследуя какие-то свои цели.
      Вообще, если вспомнить, многие люди вполне спокойно играют в подобные "игры". Ну это к слову.
      
      
      Глава 16
      Я конечно же стремился сделать все, чтобы не сойти с ума. Подобное вообще казалось мне то реально возможным, то наоборот, как-то чрезмерно отдалялось. И тогда становилось легко и комфортно. Как-то по особенному легко - и невероятно комфортно.
      Вообще, если разобраться, я ведь и так всю жизнь балансировал между тем, что называют нормой, и тем, что считается патологией. И пусть истинные границы и того и другого все-таки весьма различны и даже иногда пересекаются, я все равно испытывал какое-то особое состояние, когда мне необходимо было несколько упорядочить весь тот материал, что скопился за жизнь в собственном подсознании.
      Понимаете, мой мозг словно разрывало на части, когда я хоть на какое-то время делал паузу и не закачивал в него новые гигабайты информации.
      Информация могла быть из любого, заслуживающего внимания, источника: лекции, книги, документальные или научно-популярные фильмы, иное.
      При этом, помимо того, что информацию приходилось в себя "вкачивать", не менее важным оказывался и вывод ее во внешний мир. А это, опять же, могли быть те же книги да лекции (только уже не прослушивание да прочитывание, а написание и прочитывание). И для характеристики своего подобного состояния я не использовал значения "плюс или минус", предпочитая не только никак подобное не оценивать, но и вообще, фактически уже давно все принимая как должное.
      Да и не смог бы никак иначе, даже если бы захотел. Ведь когда-то такие правила игры установил не я. И все годы мне приходится лишь подчиняться им. Хотя и подчиняясь, я был не в обиде. Может даже более: оказывался весьма рад таковой своей "особенности". Ну а ведь и действительно - интересно!
      
      
      Глава 17
      Вообще, в последнее время как будто все больше стало происходить удивительных событий. Ну или - скорее для меня такие события вдруг приобрели характер удивительных, хотя, конечно, на деле они, вероятно, оставались такими же, как были раньше.
      Кстати, после последнего разговора весьма активизировался мой пациент. Он вдруг на время даже стал чем-то сродни "нормальному" (или я все больше становился "ненормальным"). Со своей девушкой у него нормализовались вполне отличные отношения. Когда я стал выяснять, оказалось, что ничего сложного не было: вероятней всего, как я предположил, он находился от нее в какой-то загадочной гипнотической зависимости. И не имея точного мнения относительно их совместной жизни, его мозг попросту приспособился таким образом, что полностью зависел от мыслей девушки относительно любви. Если она всячески шла навстречу и, нивелировав любое недовольство с его стороны, подстраивалась под него - у него все было хорошо. Он ее любил. Если она выказывала какое-либо "непонимание" - стремился расстаться. И такие "шараханья" из стороны в сторону еще, конечно же, нельзя было назвать любовью, но эта самая любовь зависела от того, как девушка к нему относится: если проявляла любовь - и он ее любил. Если ненавидела - у него проявлялось аналогичное чувство. При этом, как ни странно, для самого него подобное оказывалось весьма позитивным, так как он сам не заметил, как у него исчезли все какие-либо мало-мальские признаки душевных невзгод. Борису стало комфортно жить. У девушки видимо сейчас был период любви. Потому и он ее любил, напрочь забыв о тех разногласиях, которые возникали еще недавно. Я мог предположить, что если у девушки изменится настроение, то и жизнь моего пациента уже не покажется ему столь радужной. Я бы вообще предпочел настолько закалить его характер, чтобы ничто уже не выбивало его из колеи. Но в данной ситуации сам решил взять паузу. Все-таки Борис должен побыть в том хорошем настроении, в коем пребывал сейчас. Чтобы это состояние у него (по возможности) не только закрепилось, но и успокоились его нервы. А к тому же, чем черт не шутит, возможно, что и дальше у них все будет хорошо. Тем более мне было понятно, что проблема таилась не в самой девушке (этой, другой, третьей), а в нем самом. И при обострении его психического состояния - было уже совсем все равно, как себя будет вести любая спутница жизни моего пациента: он все равно станет воспринимать ее поведение через призму собственной патологии души. А для того, чтобы такая патология не наступила (наступит она рано или поздно все равно, но сейчас можно было отдалить ее "наступление", продлив позитив души), для этого сейчас надо было выждать время, чтобы на протяжении этого самого времени Борис побыл в хорошем настроении. Как бы укрепил себя. Набрался сил. А уже после...
      Впрочем, что будет "после" - не знали ни он, ни я. В епархии господа бога правит только бог - и никому из смертных не раскрывает он своих секретов. А если кто-то и надеется найти какой-нибудь алгоритм (путем анализа предыдущих жизней других людей), то это оказывается не больше, чем гипотеза, которая, как показала жизненная практика, может с легкостью опротестовываться.
      ................................................
      
      Мои эксперименты над мозгом продолжались. С недавних пор в это я втянул Бориса. Отчего-то мне захотелось сделать из него другого человека. Понаблюдать, что произойдет, если его в корне переделать. Чтобы он стал другим. Изменится ли тогда его жизнь?
      
      Надо заметить, что я уже сейчас заметил, что Борис здорово изменился. Он уже не столь серьезно стал относиться ко всему, что его раньше пугало. С девушкой расстался. Встретил другую. Одновременно стали происходить и изменения в моей личности. Мы с ним словно поменялись местами. Борис даже, было, хотел взять мое имя и отчество (дав мне свое), и мне пришлось настоять, чтобы он не делал столь серьезного шага. Ведь и так получалось, что он уже становился частью меня. А я - частью его. Вернее, что касается меня, я все также оставался собой; но при этом приобрел некоторые черты, свойственные Борису. Тому прежнему Борису, с которым я начал работать, и который теперь столь удивительным образом изменился, став - мной.
      
      - Почему вы расстались с девушкой? - спросил я, когда мы с Борисом как будто случайно (на самом деле преднамеренно со стороны меня) пересеклись в одном из торговых центров, куда Борис пришел покупать новый смартфон (каюсь, узнал о предстоящей покупке из соцсетей - для этого пришлось какое-то время отслеживать его страницу).
      - Она перестала меня устраивать, - честно признался молодой человек.
      - Но ведь, насколько я помню, она не устраивала вас и раньше?
      Борис утвердительно кивнул.
      - И что же помогло вам решиться в этот раз?
      - Понимаете, доктор, - Борис задумался. - Я как бы понял, что для меня нет смысла излишне тратить время на эту девушку. Долго жить с ней - я бы все равно не смог. А давать ей надежду, живя со мной, понял, что не имею права.
      - А как отреагировала она?
      - А вы знаете, - с некоторым озорством посмотрел на меня Борис, - с радостью.
      - С радостью? - удивился я (удивился или показал свое удивление, что в какой-то мере одно и тоже, учитывая, что в общении с любым человеком я продолжал свою исследовательскую роль изучения поведения человека).
      - Вот именно! - восторженно произнес Борис.
      - То есть, она словно ждала чего-то подобного от вас, и когда вы ей в этом признались, у вас обоих словно спал камень с души.
      - Все было именно так, - подтвердил Борис.
      - И Вы сейчас намереваетесь искать другую девушку?
      - Зачем же искать, - улыбнулся Борис. - Уже нашел.
      - Уже? - улыбнулся я.
      - Уже, - улыбнулся Борис.
      - И кто она?
      - Ваша жена.
      - Что? - не понял я. - Повторите, пожалуйста, мне послышалось или...
      - Вам не послышалось, - ответил Борис. - Моя нынешняя девушка - ваша бывшая супруга.
      - Однако, - присвистнул я. - А какая по счету?
      - По моему третья, - с видом знатока (у меня действительно было много жен) ответил Борис. - А может пятая. Седьмая. Не помню. Но не из последних.
      - Это уже радует.
      - Нет, правда, - решив, видимо, что я уйду, пожелал обратить на меня внимание Борис. - Я сейчас впервые оказался очень счастлив.
      - Ну, счастливы вы не из-за того, что встретили такую уж замечательную девушку, а скорее из вашего бессознательного желания еще больше соединиться со мной.
      - На ментальном уровне? - пошутил Борис.
      - В том числе, - серьезно ответил я. - Понимаете, суть в том, что ваше подсознание удивительным образом сканировало в том числе и меня...
      - А помимо вас? - перебил Борис.
      - Сканировало меня, - продолжил я, - и словно показало вам, что это будет лучшая модель для вас - взять на вооружение именно мою модальность восприятия бытия. И ничего лучшего ваш мозг не придумал, как начать жить с тем человеком женского пола, с которым жил когда-то я. Вот только вы не учли одного.
      - Чего же? - еще, было, полушутливо произнес Борис, но я уже видел, что он заинтересовался моими словами и явно ждет продолжения.
      - Вы не учли, что эта женщина была в моем прошлом. И когда я уже начал изменяться, она осталась на прежнем уровне. Я перешел дальше и со временем изменился, а она все также осталась как и была, на том самом уровне, на котором я ее когда-то встретил. И оставил. Потому что мне стало с ней неинтересно.
      
      На том наша беседа завершилась, каждый пошел по своим делам, но вот встретившись всего через день (инициатором встречи, как я и предполагал, стал Борис), наш разговор продолжился.
      
      - Я расстался с ней, - с гордостью поведал мне молодой человек.
      - Вам тоже стало с ней неинтересно? - пошутил я.
      - Нет, - Борис уверенно посмотрел мне в глаза. - Она для меня слишком старая.
      - Старая? - удивился я. - Та девушка, о которой идёт речь, если я правильно понял что это она - судя по ее любопытству к экстриму - младше вас, как минимум, лет на пять.
      - На семь, - поправил меня Борис.
      - На семь, - согласился я. - И вы хотите сказать...
      - Да, - перебил меня Борис. - Я хочу сказать, что все те, кто не младше меня на два десятилетия - для меня являются старыми.
      - Учитывая, что вам тридцать...- с серьёзным видом принялся я размышлять.
      - Ну, на пятнадцать, нет, десять, ну, в общем, больше десяти, - быстро заговорил Борис, как я обратил внимание, немного занервничав.
      - Не переживайте вы так, - чуть улыбнувшись, произнёс я. - Когда-нибудь вам обязательно встретится та девушка, которая вам будет нужна. Причем, если вам необходим мой совет... (я мельком взглянул на Бориса: вид у него был жалкий; он снова стал тем человеком, который когда-то ко мне обратился за помощью - моим пациентом), - так вот, если вам понадобится мой совет, то знайте, я помогу вам. Даже не взирая на вашу неудачную попытку возвыситься надо мной. Хотя, как понимаю, от подобных стремлений вы избавляться не собираетесь.
      - Не собираюсь, - честно признался Борис.
      - У вас есть одна удивительная особенность, которая мне очень нравится.
      - Какая?
      - Вы всегда говорите правду.
      - Это так, - самодовольно произнес Борис.
      - Ну вот видите, - улыбнулся я. - Вам совершенно не о чем переживать.
      - Вы полагаете?
      - Конечно. Ведь я с вами.
      - Со мной.
      - С вами.
      - Со мной.
      - С вами, с вами, - повторил я, улыбаясь.
      - И это значит, что у меня все будет хорошо, - посмотрел на меня, стараясь поймать мой взгляд, Борис.
      - Да, - это значит именно это, - уверенно ответил я.
      
      На этом мы на время расстались.
      
      
      Глава 17
      Вообще, конечно, я мог бы заметить, что после бесед с Борисом в какой-то мере стало меняться и мое сознание. Но так обычно это всегда происходит независимо с кем вы общаетесь: через время личность такого человека (особенно, если она к тому же насыщена некой эмоциональной составляющей для вас, проявляющейся, скажем, в речи - манере говорить, поступках, и даже просто во внешнем образе) начинает поглощать вас, или, как минимум, оказывать на вас свое воздействие. Вопрос: положительное или отрицательное - второстепенный. Важен сам факт.
      Вот нечто подобное случилось и со мной.
      Более того.
      Я, как бы понимая, что уже не принадлежу сам себе, с какой-то даже потаенной радостью погружался в это новое для себя состояние. Чтобы там...
      
      Я не знал, если честно, для чего и что мне это даст. В какой-то мере предполагал, что исходя из того, что это для меня что-то новое, подобное даст свои плоды. Опять же, какие: положительные или отрицательные - подобных границ я не ставил. Да и к тому же продолжал проводить свой эксперимент. В результате которого все-таки изучал и психологическую составляющую личности этого человека. Рассудив, что раз он мне дан свыше (а все, кто встречаются на нашем пути - уже не просто так), то значит, что это для чего-то необходимо. Как минимум необходимо. Или, скажем, чтобы вам помочь. Или наоборот, чтобы помешать совершить что-то, а равно - проверить вас. Испытать. Закалить ваш характер путем противостояния. Путем возможного противостояния на пути жизни. Вашей жизни. Жизни, которую можно воспринимать просто как нечто усредненное да ненужное, и жизни, которая все-таки возникла не просто так.
      И хотя бы в рамках собственного бытия вы должны ее прожить неким соответствующим образом. Пусть даже и соответствующим только вам.
      .........................................................
      
      Проходили дни. На какое-то время я потерял Бориса из видимости. Но начавшиеся в моем сознания процессы уже было не остановить, тем более мне самому - пока я их контролировал - подобное было ненужно. Все-таки очень хотелось найти свой знаменатель.
      Другими словами - мне просто необходимо было еще больше погрузиться вглубь себя, чтобы там найти все то, что после поможет выбраться наружу и, одновременно с этим, спасти и моего пациента Бориса, и других людей. Которые мучились такими же, как и он, душевными проблемами.
      
      
      Глава 18
      - А как вы смотрите на то, чтобы включить вашу жизнь в план какого-нибудь научного изучения, - обратился я как-то к Борису, решив прощупать его на предмет чего-то своего, интересного мне.
      Подобное, случалось, на меня находило. И тогда я начинал проводить эксперименты над людьми. Безобидные, конечно, эти эксперименты, по сути, не несли никакого вреда людям, особенно, если никто не замечал их. А вот если замечали...
      - Зачем вы хотите доктор, чтобы я стал подопытным кроликом? - несколько, как мне показалось, даже обиделся (или захотел, чтобы я подумал, что он обиделся) Борис.
      - Ни в коем случае, - как можно дружелюбнее улыбнулся я. - Я просто предположил, что для вас это было бы неплохим уроком жизни. И вы возможно сможете что-то из этого вынести.
      - Я не хочу, - категорично произнес Борис.
      - Почему?
      - Просто не хочу и все, - ответил он.
      - Ну послушайте, нельзя же так сразу, - удивился я. - Вы ведь еще не знаете условий. Некоторые иностранные университеты, за возможность провести подобные опыты, заплатили бы приличные деньги.
      - А что нужно делать? - оживился Борис.
      - Да почти ничего, - ответил я. - Просто жить. Ведь вы уже сами по себе являетесь любопытным, я вам скажу, экземпляром. Одна ваша смена настроений чего стоит. А если предположить, что...
      - Я не стану ни в чем участвовать, - вновь запротестовал Борис, перебив меня.
      - Ну, не станете, значит не станете, - охотно согласился я. - Значит будем считать, что и разговора такого не было.
      - Хорошо, - кивнул он. - Не было.
      - Значит согласны?
      - В чем? В том что не было разговора?
      - О чем?
      - Что о чем?
      - О чем разговора?
      - Какого?
      - Которого не было.
      - Вполне.
      - Я тоже так думаю.
      - Вы уверены?
      - Вполне.
      - Я тоже.
      - И что тогда?
      - Да, полагаю, уже ничего.
      - Значит вопрос закрыт?
      - Полностью.
      - Ну, тогда я спокоен.
      - В чем вы спокойны? - не удержался Борис через время после образования паузы в нашей беседе.
      - Спокоен, что если когда-нибудь вам кто-то предложит нечто подобное, вы согласитесь, - спокойно ответил я.
      - А что, могут предложить?
      - Вполне, - предположил я
      - А можно будет мне в таком случае - если подобное произойдет - посоветоваться с вами?
      - Можно, конечно можно, - улыбнулся я.
      На этом мы тогда и закончили. А еще через время Борис сделал попытку суицида, бросившись под поезд. Остался жив. Но словно поменялся не только внешне, но и внутренне.
      
      
      Часть 2
      Глава 1
      Человек шел по краю пропасти. Жизнь сама по себе ему уже оказывалась не так нужна, как то понимание бытия, которое он открыл для себя. С недавних пор ему стало казаться, что он понял закон мироздания. Ему стало легче жить. Пусть даже (он допускал) им был не открыт закон, а только понят. Пусть даже мир вокруг еще до конца ему не раскрылся. Человек способен был допустить многое. Но вот ощущение чего-то разливающегося внутри него; да так, что становилось действительно легче жить - это уже было не отнять.
      ..............................................................
      
      В самое ближайшее время он намеревался поменять свою жизнь. Прежде всего, его интересовал быт. Жил он доселе в небольшой квартирке на окраине Москвы. Переехал в Питер. Именно в этом городе, как ему казалось, присутствовал тот дух бунтарства (город трех революций!), который для него был так необходим. Сменил место работы. До этого работал (скорее числился) в захудалом НИИ (научно-исследовательском институте), где все сотрудниками занимались исследованиями, суть которых до конца никто не понимал. Так же как и необходимость их. Сейчас он ушел из НИИ (в связи с переездом и отсутствием в другом городе филиала прежнего НИИ) и устроился на работу в частный университет. Он верил, что должен был начинать именно с этого. Подумывал, было, начать со школы, но решил, что для старта следует взять несколько высшую позицию, да и мало кто из школьников помнит своих учителей (по прошествии времени память стирает все лишнее, оставляя, в лучшем случае, воспоминания, но совсем не помня деталей). Человек хотел, чтобы о нем не только помнили, но и со временем его ученики стали его последователями.
      ..............................................
      
      Прошло еще какое-то время. Защитив кандидатскую и докторскую диссертации, человек получил звание профессора. После стал сначала членом корреспондентом академии наук, после академиком. Он все время стремился достигнуть того, что до него удавалось немногим. И вот когда уже, казалось, у него все было (о чем он когда-то мог только мечтать, но на удивление не мечтал), человек решил заново пересмотреть свою жизнь. Было ему тогда уже почти пятьдесят лет. И он взял паузу (от жизни), и решил заняться бизнесом. Крупным.
      
      Никто не знает как, но вскоре человек стал председателем совета директоров крупнейшей металлургической компании. Это казалось еще удивительнее от того, что всю жизнь он занимался исключительно гуманитарными науками.
      Еще через время он собрал свой первый миллиард.
      Вскоре собранный им миллиард рублей перерос в миллиард долларов. После этого человек вновь все оставил, и стал заниматься творчеством. Писал картины, сочинял книги, записывал песни. Не только научился играть на нескольких музыкальных инструментах (фортепьяно, саксофон, гитара, аккордеон, скрипка), но и выступал с собственными концертами. Концерты были среди закрытого сообщества миллиардеров. Так он собрал свой следующий миллиард. Деньги удивительным образом сами стали липнуть к нему. Если раньше он не понимал, как преодолеть планку даже миллиона, теперь такие миллионы приходили сотнями, переходившими в тысячи. Все изменилось. Причем все не только изменилось, но и поменялось мировоззрение человека. Его уже не так умиляло то, что раньше вызывало восторг, а в иных случаях взгляды поменялись на противоположные. Что он хотел от жизни? Такой вопрос человек перестал себе задавать. Сам не зная когда, на каком-то очередном этапе бытия, в нем родилось то нечто, что теперь направляло его путь, давая душе необычайное воодушевление и рождая представления благополучия, которое в скором времени проявлялось и на самом деле. Мечты становились реальностью. Вслед за этим бытие определяло сознание, формируя его. Тогда как в подсознании он давно уже жил в другом мире.
      .....................................................
      
      На каком-то этапе жизненного пути человек перестал различать грань между правдой и вымыслом, между сознанием и подсознанием. В его голове словно все стерлось; причем раз - и навсегда. Теперь все было до боли понятно, приятно, и всегда приемлемо. Закрытых тайн не существовало. Любые возникающие вопросы разрешались мгновенно. Ничто не способно было ни повергнуть в шок, ни удержать от тотчас же реализуемого желания глубже вникнуть в вопрос. Запретных тем не было вовсе. Как он - так и ему - можно было обо всем говорить. Как он - так и ему - можно было возражать. Как он - так его - можно было не слушать вовсе. Полный либерализм. Полная свобода. Полная симпатия всегда и везде.
      
      Однако проходило время, и человеку стало скучно. Все, что было возможно (и что необходимо ему), у него уже было. Не стало ничего нового под солнцем, что будет - то уже было, а что было - то точно также будет. Мир идет по кругу, заключил он. И то, что до него это понимали другие (Экклезиаст) - убедило его в том же самом. Значит, нужен был порыв. Значит, нужно было именно сейчас, когда он столь удивительным образом (удивительным для других, но не для себя) всего достиг, найти то нечто, что способно будет вернуть вкус к жизни.
      И у него это получилось. На этом он заработал свой следующий миллиард. После чего к миллиарду приписал нуль. Умножил полученную сумму сначала в двое, после втрое. Понимал, что нужно остановиться, но уже не мог. Когда сумма его личных сбережений превысила отметку сто миллиардов долларов...
      
      
      Глава 2
      Проект знание - как человек назвал собственное изобретение - приносило свои плоды. Раньше у него самого, нет-нет, да возникали мысли по поводу того, что ничего не выйдет. Но если подобные мысли и начинали зарождаться, они никогда не доходили до своего финала, полностью стираясь из памяти.
      И он шел дальше.
      Он все время шел дальше. Это единственное (одно из единственных?!), что его отличало от других. Когда-то давно он часто испытывал недовольство от непонимания со стороны других. Научился не замечать этого, допуская, что люди - это просто люди. Со всеми своими природными страхами, комплексами, невротическими привычками. Это помогло ему не останавливаться. Это помогло ему выжить. Это помогло ему понять (для самого себя) механизмы любого понимания бытия. Осознав, что не бытие определяет сознание, а то, что у нас внутри - способно проектировать себе такое будущее, какое необходимо; и даже сверх того, если есть к тому умение преодолеть природное сопротивление.
      Подобное сопротивление человеку приходилось взращивать. Поначалу было трудно. Он стал искать выход. Со временем понял (озарило...), что для победы над жизнью ему нужны знания. Вооружен - значит защищен. И он стал накапливать эти знания.
      
      Период накопления знаний проходил порой и странным и загадочным образом. Не всегда ему все удавалось. Из случайных сбоев он не только находил выход, но и обращал их во благо себе. Жизнь постепенно приобретала свой удивительно-загадочный колорит, который способствовал тому, чтобы не только жить, но и жить весьма успешно. Успешность в таком случае было сродни чему-то до запредельности прекрасному, в чем-то таинственному, отчасти удивительному, а также познавательному и необходимому, прежде всего, для него. Если кто-то говорил ему что-то против, он находил, что такой человек его не понимает, и чтобы не тратить собственное время жизни и силы (ибо при споре всегда безвозвратно расходуются душевные способности и впустую прожигается жизнь), человек вычеркивал того, кто мешает, ему из собственной жизни, подумав при этом, что если бы он был диктатором как в своё время Гитлер или Сталин, наверное, такого спорщика следовало расстрелять. Но так как времена другие, да и он не диктатор (любой диктатор все равно будет осужден современниками и останется в памяти потомков, потому диктаторы в отличие от других людей, могли делать что хотели), в общем, человек попросту исключал тех, кто мешал ему по жизни из собственных прижизненных контактов (рассудив, что если угодно богу и он ошибся, после смерти они встретятся на небесах или в аду - и там разберутся да договорятся). Человек всегда предпочитал "договариваться".
      
      
      Глава 3
      Событийные механизмы восприятия жизни, которые удивительным образом наталкивались друг на друга, начинали было мешать жить, если бы человек не придумал способ избавления от них. И можно даже сказать, что присутствующий в нем разум в отдельные моменты отчаянно как будто сигналил. Словно говоря о том, что надо делать нечто совсем даже иначе, чем то происходило доселе. Но человек научился перестать реагировать на все, что мешало ему на пути к достижению цели. А совсем скоро и вообще так получилось, что жизнь его подчинилась единому ритму "жития" (как он в шутку это называл), и уже ничего не волновало его и не оказывало какого-то пагубного влияния. Мир вокруг стал видеться ему другим. Очертания чего-то, понятно, что присутствовали, - ибо как и краски мира, этого было не отнять. Но вот человек вдруг начал замечать психологическую, душевную, составляющую этого мира. И все происходящее вокруг в какой-тот определенный момент стало укладываться в единую цепочку формул, комбинаций, алгоритмов действий. Он стал видеть то, что неподвластно большинству.
      Правда, была в этом и оборотная сторона. Окружающий мир и так его давно уже не интересовал в той мере, как на него принято смотреть взглядом других людей. А тут еще получалось так, что после того, как он стал видеть все в совсем ином цвете (цвета были те же - характеристики изменились), перед ним начали вдруг открываться составляющие горизонта вообще всей жизни на земле. Он словно стал смотреть на мир глазами бога. Точнее, и бога, и дьявола (потому что не решал что выбирать для того или иного человека - полезное или вредное для него: это все-таки ведение служителей своих епархий - адовой, подсознательной и подземной - то есть дьявола, или небесной, сознательной, той, что в раю - то есть бога). А у человека (стал он, впрочем, уже не совсем "человек") напрочь сменились ориентиры восприятия бытия. И мир вокруг оказался таким, каким он и был на самом деле.
      И вот тогда увидел человек, что заметно отличается этот мир от того, каким видят его и современники, и древние мудрецы. И это открытие настолько поразило его, что если бы не единая цель, существующая в нем, впал бы человек в отчаяние.
      Но не до того ему было. Подобное осознание мира ему пришло ведь, когда он еще работал в НИИ. А результатом последующих достижений как раз и стало то, что человек не стал размениваться на совсем ненужное ему. Он не стал ни учителем, ни проповедником. "После, может быть, все после", - говорил он сам себе. Пока не пришло его время. И оказался по своему прав. Потому что когда собрал личного материального блага на сотни миллионов долларов и даже сверх того, тогда и понял, что вся эта финансовая составляющая необходима лишь для других людей; для их понимания, что знаниями можно добиться несравненно большего, нежели чем любыми иными фантазиями разума в виде таких приложений умственной энергии как бизнес и еже с ним.
      Хотя и сама по себе понятийная категория бизнеса может весьма разниться. Ведь кто-то мог сказать, что и то, чем занимался он, было тоже сродни бизнесу. Тем более, что толком никто не знал, как ему удалось собрать такой капитал. И тем более все растерялись, когда сумма его состояния увеличилась сначала вдвое, а после и превысила отметки пятьсот миллиардов долларов. Теперь он допускал, что никто не сможет даже приблизиться к нему, и можно, наконец, уйти на покой.
      Но вдруг оказалось, что как такого - покоя у него не могло быть по факту. Ибо стало это - его платой за понимание мира. Ведь он не один понял законы мироздания. Кто-то еще и до него это понял. Но люди не стали пользоваться знаниями для обогащения. Понимая, что после придёт расплата - смерть. Ибо на каком-то этапе захочется, как в мультфильме про золотую антилопу, сказать: "довольно". Но ведь дальше было известно: как только произнесете это - тотчас же закроются все духовные каналы. И наступит смерть. Земная. А на небесах ведь богатства нет. Там иная шкала ценностей.
      Оттого и задумался человек: как же теперь найти новые законы мира? Чтобы после достижения всего - суметь еще и сохранить это при жизни да пользоваться вечно.
      Вот над этим он и стал теперь думать. Потому что понял, что не как заработать несметные богатства - есть закон жизни, а как сохранить да и безвредно для себя преумножить собранное.
      
      
      Глава 4
      Человек задумался над жизнью.
      Не сказать, чтобы он раньше не думал о чем-то таком, жизненном. Но вот словно нахлынули на него различные жизненные идеи. Захотелось ему вдруг чего-то такого на удивление прекрасного, чтобы, значит, жить - и больше ни о чем не думать. Вообще не думать. Но не так, чтобы он не имел бы возможности думать, нет. "Можно при случае и поразмышлять иной раз", - решил он. Но вот так, чтобы не было совсем никаких проблем. Ведь думаем мы, в большинстве случаев, когда нас что-то беспокоит. И тогда мы пытаемся решить этот вопрос. А значит - размышляем. Пусть каждый и по своему.
      ...............................
      
      Перед человеком открывались безграничные возможности. Сейчас трудно сказать (любые предположения останутся пока лишь таковыми, то есть недостоверными), когда впервые он почувствовал нечто подобное. Но он благодарил судьбу за то, что, когда это случилось - не смалодушничал, решив не заметить нечто, открывшееся в его сознании, а осторожно наблюдая за этим, со временем развил до таких возможностей, которые в итоге принесли ему достаточно комфортные условия существования. Тем более что такие условия - это не только когда у вас имеется материальная сторона, но удовлетворены ваши порывы власти (то, что скрыто глубоко в подсознании каждого - стремление к власти, доминированию), и на фоне этого - что немаловажно - был какой-то особенный душевный комфорт. Последнее, зачастую, невозможно достигнуть вкупе с первыми двумя факторами. (Отдельно достигается в монастырях, например, - то есть там, где возможен максимальный отрыв от социума и, соответственно, уединение.) Все три возможно (не каждому, но возможно) достигнуть по отдельности. У него же получилось все вместе.
      .....................................................
      
      Мне сложно было говорить правду, но и врать я не мог. Отец Бориса, тот самый "человек" описанный выше, смотрел на меня немигающим взглядом после рассказа о себе и, вероятно, ждал комментария. Но не о себе, а о сыне.
      - Почему о сыне? - словно оттягивая время, спросил я.
      - На основании наших родственных связей мне бы хотелось получить генетическое прогнозирование, - попросил он, наконец-то начав уточнять первоначальную просьбу ("Я расскажу как есть, а вы решите что делать и возможно ли").
      - Я могу уже сейчас сказать, что вы различны. Но это касается данного этапа жизни, - осторожно начал я. - Вероятно, вы слишком долго жили отдельно ("взгляд на отца Бориса - его утвердительный кивок"), кроме того, проходили совсем разные жизненные пути ("повторение предыдущего - взгляд, кивок"). При этом Борис не то, что поздно обратился ко мне (никогда не бывает поздно уже как бы по факту), но у него сформировалось определённое мировоззрение, и мы занимались... ("я задумался"), наверное, даже не изменением. А, скорее, корректировкой его ("наконец-то, - подумал я, - нашел удачную фразу").
      - Спасибо, - поблагодарил отец Бориса.
      - Спасибо, - повторил за ним сидевший рядом Борис.
      Я посмотрел на обоих. Чем-то они были даже похожи. Хотя, если присмотреться, сходства особого не наблюдалось. Борис, высокий молодой человек, ростом почти под два метра и весом с центнер, с голубыми глазами и ясным взглядом, походил скорее на какого-то инопланетянина, нежели чем на реально существующего человека. Никто бы не сказал о наличии у него какого-то психического или нервного заболевания. Вряд ли было сразу заметно, что он живет одновременно как минимум в двух мирах (мире реальности - и мире грез; причем второй мир с возрастом явно начинал доминировать над первым, и ценой серьезных усилий мне хоть как-то удалось замедлить это процесс, хотя и до полного исцеления было еще очень далеко). Отец же Бориса скорее походил на какую-то древнюю рептилию. Весом килограммов под сто пятьдесят при росте не более метра восьмидесяти, он был абсолютно лыс, и при этом носил длинную седую бороду, чем напоминал ваххабита. Глаза при этом имел раскосые, зубы золотые, одежда его чем-то напоминала монашеское одеяние, и вообще, всем своим видом человек явно показывал, что у него то ли какой-то протест по отношению к обществу, то ли он нарочно так выглядит, чтобы вызывать (для чего?) к себе повышенное внимание. Тем более, по всему было ясно, что никакого внимания он как раз не хотел. И словно спустился с гор (позже я узнал, что так и оказалось, ибо он жил в горах, в Альпах, в своем родовом замке).
      - Скажите, - обратился я к отцу Бориса. - Вас ведь что-то, как понял, очень сильно тревожит?
      - И да, и нет, - признался мужчина (на вид было ему далеко за восемьдесят, хотя по паспорту не больше шестидесяти). - Мне просто нужно знать, насколько я могу быть в нем (он показал на сына) уверен.
      - То есть? - не понял я.
      - Вы понимаете, - немного смутился мужчина. - У меня есть еще пятеро детей от различных браков. Младшему недавно исполнилось семнадцать, старшему уже за пятьдесят. ("Взгляд на меня; мои удивленные глаза; его полуулыбка и продолжение разговора"). Борису, как вы знаете, скоро будет сорок три. ("Очередное мое удивление, ибо на вид ему было не больше тридцати, и почему он сказал "как вы знаете", ведь я ничего такого не знал, ибо разговора об возрасте Бориса в присутствии его отца никогда не было. Уж я то это помню, если он забыл. Получается, он или выдумал, то есть намеренно придумал, или же это часть какой-то игры. Причем такой хитроумной, что я пока не мог предположить какой именно").
      - Я вас внимательно слушаю, - ответил я (причем, действительно слушал внимательно, ибо понял, что с минуты на минуту произойдет нечто очень удивительное или как минимум занимательное для меня).
      - Но мне не о чем больше вам рассказать, - смутился ("причем искренне, - как понял я") отец Бориса. И видимо заметив мое неподдельное удивление, пояснил: "Понимаете. Мне кажется, что Борис не мой сын".
      Я взглянул на Бориса. Его взгляд по-прежнему излучал ясность. В пору было смутится уже мне. Явно я ничего не понимал. Но каким-то образом именно это меня и стало завораживать. Я понял, что где-то тут таится определенный ключ к разгадке. Ключ быть обязан. Должен существовать. Иначе никак. Иначе подобное равносильно, что мир сошел с ума. А этого бы мне не хотелось. Были еще планы в жизни.
      - Скажите, - обратился я к отцу Бориса. - А вам не кажется, что вы сошли с ума? (На самом деле я спросил его: "А когда вы стали предполагать, что Борис - не ваш сын"; но судя по всему было заметно, что мне очень хотелось задать первый вопрос. Причем, как ни странно, мужчина стал как раз отвечать именно на него. Или это мне уже только показалось? Тем более ответ его я как будто слышал, и в то же время словно не понимал).
      - Я вас тоже не понимаю, - вступил в разговор Борис.
      - А кто не понимает еще? - уточнил я у него.
      - Вы, - честно признался он, открыто посмотрев мне в глаза и выдержав мой взгляд (пристальный, надо сказать).
      - Ну, хорошо, - ответил отец (или все же не отец?) Бориса. - Борис и на самом деле не мой сын. Его отец попросил меня переговорить с вами, прощупать, так сказать, что к чему. Я сегодня же дам ему самые лестные о вас комментарии. А согласно моей с ним договоренности, в в случае, если у меня появится хорошее мнение о вас, мне поручено прервать любые дальнейшие испытания - (тире) провокации вас ("полуулыбка - и моя, и его, и Бориса"), и сделать вам предложение, на которое настоящий отец Бориса просил, чтобы вы ответили не сразу и сейчас, а, скажем, завтра. "Да, ответили завтра", - улыбнувшись чему-то своему, повторил он.
      - Я вас внимательно слушаю, - охотно согласился я, сделав вид, что все происходящее (именно то, что это происходит именно так) для меня привычно, и, что уж точно, не вызывает никакого удивления ("хотя я держался как мог, ибо понял, что попал в очередной театр абсурда, и все, что мне было нужно - это из него выбраться").
      - Замечательно, - улыбнулся мужчина. - Настоящий отец Бориса приглашает вас к себе в гости. Он просил передать, что это деловое предложение, ибо он намерен обсудить с вами одну очень удивительную даже для вас деталь. И что уже точно, вы даже не сможете предполагать, что он может вам предложить.
      - Стать министром финансов, - пошутил я.
      - Вы почти угадали, - серьёзным тоном ответил мужчина. - Только не министром, и не финансов, а ("полуоценивающий взгляд на меня - словно борьба с собой на предмет: а можно ли так обо всем доверять") его личным психотерапевтом. Причем к этому прилагаются особые условия, и они настолько серьёзны, что мой шеф попросил вас выждать время, чтобы дать окончательный ответ.
      - Я должен что-то еще делать, кроме психотерапии? - спросил я, осторожно (вернее - разыгрывая как мог "осторожность") посмотрев на мужчину.
      - О, нет-нет, у вас будет работа только психотерапевтом.
      - А что за особые условия?
      - Все просто. Вам будут платить в год двадцать пять миллионов долларов. При этом будете жить полностью на бесплатном для вас обеспечении (на выбор - дом или квартира, автомобиль представительского класса с водителем и машиной сопровождения - ваша охрана, питание, одежда и прочее - все тоже отдельно и любое, что вы пожелаете, будет вам предоставлено).
      - А в чем подвох? - не удержался я.
      - Вы все правильно поняли, - быстро ответил мужчина. - От вас требуется соблюдение всего одного условия: вы должны всецело и полностью быть в распоряжении моего шефа.
      - То есть - жить с ним?
      - Почти да. Рядом.
      - А на что мне деньги, если я буду на всем готовом? - на всякий случай переспросил я.
      - Деньги - это результат вашего труда. И вы можете ими распоряжаться по любому усмотрению. А ваше полное материально-бытовое обеспечение - это лишь малая благодарность за ожидаемый от вас труд.
      - А что, если я не оправдаю надежд? - пошел я ва-банк, решив или расставить для себя все точки над "и", или прекратить общение.
      - Вы - оправдаете, - медленно, с расстановкой, ответил мужчина. - Вы, оправдаете, - повторил он.
      
      
      Глава 5
      В течение следующего получаса мужчина, оказавшийся поверенным настоящего отца Бориса, поведал мне подробности условий контракта. Они оказались несколько пока загадочными для меня, ибо по всему выходило, что я только выигрывал. Я тщетно искал подводные камни - и не находил.
      - Их попросту нет, - улыбнулся поверенный. - Просто нет. Все составлено таким образом, чтобы вы могли насладиться жизнью за ваши былые заслуги. Поверьте, таких людей как вы, единицы. И мой босс считает, что не только рядом с ним должны находиться лучшие, но и они должны иметь соответствующие блага от жизни.
      - Позвольте, - посмотрел я на него. - А вы ведь тоже...
      - Именно так, - продолжал улыбаться мужчина. - Разрешите представиться: Борисов Илья Борисович. Поверенный делами отца Бориса, Казимира Радиковича Эйюби, рожденного от принца нормандского и принцессы австрийской, представителя, с одной стороны, - королевского рода Рюриковичей, ведущих начало, согласно летописям, еще с древних веков, и, с другой стороны, - представителя рода персидских наместников. Сам же я из княжеского рода, мой прапрадед был дворянин, и погиб от шальной пули уже после эмиграции в двадцатых годах прошлого, двадцатого века. К тому же я... Впрочем, вы уже и так все видимо поняли. Поэтому, большей частью, мы должны сейчас поговорить о вас, чтобы когда вы приняли предложение и приехали к Казимиру Радиковичу (а я, уж извините меня, - "взгляд его на меня", - в этом не сомневаюсь), у вас не осталось вопросов и вы полностью могли посвятить себя служению его величеству.
      - Его величеству? - переспросил я.
      - Его величеству, - ответил он.
      - Скажите, - посмотрел я на него. - А сумма моего дохода обсуждается?
      - Конечно! - даже не удивился, а скорее радостно заметил Илья Борисович. - Казимир Радикович предупредил меня, что в случае если вы зададите этот вопрос, ваш годовой гонорар автоматически будет увеличен в десять раз.
      - То есть достигнет уже порядка трёхстах миллионов долларов в год? - уточнил я.
      - Именно так.
      - А какова продолжительность контракта?
      - Предполагается пять лет. Причем за первые четыре года всю сумму босс готов перевести сразу после вашего приезда к нему, а за пятый год заплатить ровно столько же, сколько за четыре предыдущие года. Итого при самых скромных подсчетах за пять лет работы вы заработаете почти два с половиной миллиарда долларов. Если точнее - один миллиард четыреста миллионов долларов.
      - Спасибо, я тоже умею считать, - как можно вежливее ответил я. - доллары американские?
      - Конечно.
      - И на всем протяжении контракта все текущие расходы...
      - Да, любые ваши расходы, касаемые необходимости жизни и выполнении работы, шеф берет на себя.
      - Шеф? - переспросил я (подумав об "его величестве").
      - Шеф, - кивнул он, сделав вид что не заметил сарказма.
      - А через пять лет я могу уехать?
      - Нет. Через пять лет вы должны исчезнуть.
      - То есть? Меня убьют?
      - Нет, что вы, - смутился он. - Вы лишь навсегда должны исчезнуть из поля видимости. Причем, не только сменить имя, отчество, фамилию (впрочем, по условиям контракта, вы это должны сделать уже в случае вашего согласия; а через пять лет еще раз), но и внешность, возраст, страну проживания, гражданство, язык, на котором говорите, в общем, абсолютно все.
      - Деньги при этом останутся при мне?
      - Конечно. О сохранности денег можете не беспокоится. Их получить сможете только вы. Причем, независимо какую будете иметь внешность и как зваться. Шеф (его величество, - улыбнулся он) это уже предусмотрел и вам лично расскажет сам по вашему прибытию к нему.
      - А если я откажусь?
      - Воля ваша. Только в таком случае никто из смертных мира сего не станет иметь с вами дела.
      - Тоже по распоряжению его? - Я показал пальцем в небо.
      - Да, - кивнул он. - Но согласитесь, предложение того стоит.
      - Как знать, как знать, - задумчиво протянул я.
      - Вас смущает то, что должно произойти через пять лет?
      - Если честно, и это тоже. Меня пока вообще все смущает.
      - Но ведь через пять лет контракт может быть пролонгирован.
      - Это тоже возможно? - удивился я.
      - Да. И в таком случае сумма вашего вознаграждения будет увеличена в десять раз. И составит десять миллиардов долларов в год. Контракт будет перезаключен на следующие пять лет и далее еще на столько же. А по окончании, в общей сложности, десяти лет работы - вы получаете в качестве бонуса премию в десять миллиардов долларов.
      - Суммы у вас словно намеренно запредельные, - пошутил я.
      - Вы не спрашиваете, что с вами будет через десять лет?
      - Что со мной будет? - уточнил я. - И что же со мной будет?
      - Ни-че-го! - радостно протянул Илья Борисович.
      - В смысле: "ничего"?
      - Вас убьют.
      - То есть?!
      - Шутка. Вас полностью отпустят. Но если вы хоть кому-то скажете о том где были, то обязуетесь выплатить штраф в сто пятьдесят миллиардов долларов и у вас отрежут пальцы рук.
      - Это тоже шутка?
      - Только про пальцы.
      
      
      Глава 6
      Ситуация начинала выходить из под моего контроля. Я понимал, что когда на кону такие большие суммы - они неспроста мне достанутся. Если, конечно, еще достанутся. При этом я допускал, что все - если можно так выразиться - еще не совсем так, как то было на самом деле. Да, мне что-то такое всегда говорили обо мне. Но в мире есть люди достигшие большего, причем за меньший промежуток времени и не с такими потерями. Значит, здесь дело было скорее всего в личным симпатиях ко мне самого Казимира Радиковича. Но ведь я его не знал? Откуда же мог он знать меня? Разве что...
      Я задумался вот над чем. В течение моей жизни я оказывался знаком со значительным количеством людей. Большинство их них не оставили в моей памяти никакого следа, и все, что осталось - это лишь походило на фрагментарные воспоминания, причем, без каких-то особых деталей в памяти. Лиц, что понятно, я тоже не помнил. Как не помнил и имен. Наиболее быстро из моей памяти всегда уходили лица и имена. Оставались какие-то отдельные фразы. Сохранялись образы, но это было настолько неточно, что я даже не мог бы поручиться за то, что они соответствовали какой-то истине, ибо образы людей из жизни всегда смешивались как с образами киногероев, так и производного от моего воображения. В итоге, что-то достоверно точно утверждать я не мог. Да и никогда бы не решился. Но вот вполне могло так оказаться, что в памяти кого-то из тех, кого я когда-либо знал, сохранились совсем иные воспоминания обо мне. Причем, я не только допускал подобное, но и был даже уверен.
      - Скажите, - обратился я к Борису (все время продолжавшему находиться рядом). - А почему вы не живете с отцом?
      - Он убил мою мать, - равнодушно ответил мальчик.
      - То есть? - не понял я.
      - Мама Бориса одно время работала на Казимира Радиковича, - пояснил Илья Борисович. - Потом стала его женой. После она не выполнила условия контракта, и, согласно нарушению правил, была ликвидирована. Причем, с ее же согласия, - дополнил он.
      Борис утвердительно кивнул.
      Я не знал, что подумать. Считается ли согласие жертвы о собственной смерти смягчающим обстоятельством в том, что смерть состоится? И не ждет ли нечто подобное и меня. Лучше было отказаться пока не поздно. Но тогда оставалось признать, что меня в настоящее время полностью устраивает моя жизнь. А ведь это было не совсем так, ибо я сам видел, что достоин большего. Как, впрочем, и большинство из людей.
      - Просто не всем делаются такие предложения, - вмешался в ход моих размышлений Борис.
      - Вы умеете читать мысли? - удивился я.
      - Да, - утвердительно кивнул Борис. - Отец научил.
      - И вы все время работы со мной - знали, о чем я думаю?
      - Да.
      - И...
      - Да, - повторил Борис, даже видимо не заметив, что перебивает меня. ("С появлением Ильи Борисовича я заметил, что Борис словно изменился и стал таким, каким он, вероятно, был когда-то. В нем словно активировался какой-то особый код, который словно ждал своего часа"). - Я отметил ту пользу, которую вы мне дали, и рассказал обо всем отцу. Кроме того, я понял, что еще немного - и вы станете способны - ради цели излечения меня - сойти с ума сами; и потому отец, который это тоже понял, и решил таким вот образом вас не только остановить, но и он надеется, что вы поможете ему заработать еще больше денег. В последнее время он заметил, что достаточно большие средства теряются из-за его психологической неустойчивости. Причем, раньше у него было все хорошо. Но вот с возрастом видимо психика все же не выдерживает. Ведь согласитесь, подобное бывает?
      - Бывает, - подтвердил я.
      - Ну вот видите, - вмешался в разговор Илья Борисович, последовательно посмотрев и на Бориса, и на меня.
      - Хорошо, я согласен принять предложение Казимира Радиковича, - ответил я. - Что будет, если контракт продлится до пятнадцати лет.
      - Подобное невозможно, - ответил Илья Борисович. - Отец Бориса сильно болен. Сейчас его жизнь сохраняют только высококачественные лекарства, производящиеся на одном из фармацевтических предприятий, входящих в империю Казимира Радиковича. Но даже они не гарантируют, что его жизнь продлится более пятнадцати лет.
      - Значит пятнадцать...
      - Я понял, о чем вы подумали, - улыбнулся Илья Борисович, перебивая меня. - Но даже если это так, последние пять лет жизни Казимир Радикович хотел бы прожить наедине ото всех. Он и сейчас не сторонник слишком большого окружения. Но пройдет каких-то десяток лет, и...
      - И все про меня забудут, - неожиданно подумал я.
      - Не забудут, - уверил чревовещатель Борис, сын Казимира.
      - Ну что ж, посмотрим, - произнес я.
      - Значит, вы согласны? - уточнил Илья Борисович.
      - Согласен, - признался я.
      - В этом случае вас отвезут в один из наших банков, где помогут не только получить, но и сохранить ваши деньги; а кроме того вы посетите наши магазины, где вам будет предложено все, что будет необходимое для жизни. Как я упоминал, это за счет Казимира Радиковича.
      
      
      Глава 7
      В течение последующих дней все удивительным образом пришло в свое равновесие. Я встретился с Казимиром Радиковичем. Он произвел на меня впечатление, сопоставимое с тем, что я словно встретил своего родного отца (уже почти полторадесятилетия я жил без возможности общения с родителями, ушедшими на небеса). Но как раз такое мое впечатление меня больше испугало, нежели чем обрадовало. Потому что я очень хорошо знал, как часто эмоции любви сменяются эмоциями негодования. И чем больше одни или другие, тем сильнее оказываются и противоположные. Ибо всегда гнев сначала приходит на смену улыбке, а после любовь сменяет ненависть. Любые первые впечатления, зачастую, такие же ложные, как и сама наша жизнь. И если вы вдруг замечаете, что перед вами самая что ни на есть любовь, будьте почти уверены, что пройдет небольшое время, и вместо подобной любви перед вами окажется ненависть. И не будет уже ничего страшнее чем это, потому что застанет врасплох. Поэтому будьте бдительны изначально. И не поддавайтесь ни на какие провокации.
      Вот примерно об этом я мысленно и рассуждал сам с собой, пока обходил предоставленный мне дом. Как я сразу заметил, в доме было два этажа, а с учетом подвала - три. Причем как раз подвал, по числу комнат, имел самую большую длину.
      Но уже вскоре я понял, что в количестве этажей существенно ошибся. Всего в доме насчитывалось порядка сорока жилых комнат и до двух десятков подсобных помещений (на самом деле оказалось много больше): на первом этаже - двенадцать, на втором - семь, на третьем - три, и в башенке четвертого этажа одна комната; и был еще, так называемый, подвал в подвале: там было семь комнат, и в нем - как позже оказалось - тоже был подвал, состоящий из пяти комнат; и также ниже спускался еще один подземный этаж, состоящий из трех комнат, а замыкало подземное царство еще одна комната, соответственно, в подвале уже самом нижнем. Помимо комнат были еще кладовые помещения, а также оборудованные места под прачечную, сушилку, гардеробную, столовую, кухню, спортивный зал, бассейн, баня - сауна, туалеты, и еще какие-то места, в назначение которых я пока не особо касался, ибо итак, по моим самым прикидочным подсчетам, выходило уже восемь этажей и пятьдесят семь комнат, плюс около тринадцати подсобных помещений, итого как минимум семьдесят (позже узнал, что больше ста). Вопрос: "зачем мне такой большой дом"? - я даже, на свое удивление, задавать не стал. Мне почему-то все казалось приемлемым и заслуживающим меня, оказавшегося в той ситуации, в которой я сейчас пребывал.
      .....................................................
      
      Мой мозг не выдерживал подобного накала страстей. Нечто, существующее внутри меня, мне словно вновь напомнило, что я до конца несвободен. Невозможно, почувствовав кратковременное облегчение, начинать играть с психикой новую игру, не доведя до конца предыдущую. Хотя я так стремился всегда вести одновременно несколько игр. Я честно пытался преодолеть, в том числе, и сопротивление собственной психики, чтобы после, уже ни о чем не переживая, просто жить. Жить так, как того бы мне хотелось. Хотя, что такое на самом деле желание, если делаем мы все равно только то, что нам позволяет делать наша психика. "И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже, и нельзя мне солнца, и нельзя луны", - пел когда-то Владимир Высоцкий. Всю жизнь волей-не волей я сталкивался с тем же самым. На миг вот решил, что получилось выбраться, высвободившись от мучавшего меня невроза. Вместо невроза пришла высокой доли ответственность. Необходимо было вкачивать в мозг те гигабайты информации, которые он перерабатывал в собственной топке разума, выдавая на гора конечный продукт. Мне было интересно. Я просил еще. Уже за меня нечто, существовавшее внутри меня, просило еще и еще. Я это предоставлял. Получалось на миг утихомирить его. После все начиналось вновь. А я был доволен. Внутренне доволен и счастлив. Потому что все происходящее свидетельствовало лишь о том, что я выполняю какое-то собственное предназначение. Пусть даже пока и непонятное самому мне. Но факт ведь оставался фактом. Такие дела.
      
      
      Глава 8
      По волне памяти проплывали различные события, которые при самом ближайшем рассмотрении оказывались то прекрасными да манящими, то уходящими настолько вдаль, что словно еще немного, и добраться до них будет уже невозможно. А они все шли и шли. А они все двигались и двигались, и своей тайной манили как меня, оказавшегося на распутье жизни в преддверии как какого-то немыслимого богатства (так до конца и непонятного - за что "такое" и, главное, "столько"), так и, вероятней всего, тех изменений в жизни, которые должны были у меня уже вот-вот начаться.
      - Странное дело, - рассуждал я. - Вот так вот живете себе и живете, и словно делаете какое-то великое дело, предполагая про себя, что никому оно будет не нужно, а потом в одночасье все меняется. И перед вами оказывается все то, к чему вы так долго стремились. А сами вы при этом еще как будто и не готовы к этому. И думаете не о том, что будет теперь с вами дальше, а лишь о том, что вам необходимо еще какое-то время для завершения начатых дел. При этом точно зная, что сколько бы ни было у вас такого времени, все равно начатое вы не завершите. Хоты бы потому, что попросту не существовало подобного завершения. Ибо в том и состояла ваша жизнь, что вы все время что-то начинали, к чему-то шли, что-то использовали в собственной работе. И все для того, чтобы делать одно единое общее дело, ни названия которому ни, собственно, содержание, а равно и какой-то особенной необходимости сделать это именно сейчас - так до сих пор никто и не придумал.
      Но вы шли вперед. Вы ведь все равно шли вперед, понимая, что перед вами еще немного - и приоткроются те горизонты, которые созданы словно бы специально для вас. А может и не созданы вовсе. И тогда вы их сами придумаете.
      И вот из этого всего состояла жизнь. Ваша жизнь.
      А вот что это было? Предназначение ли судьбы? Или вы сами уже давно подобную судьбу изменили? Об этом, вероятно, все также оставалось лишь только гадать.
      
      Но вы отказывались верить в ненужность происходящего. А если кто-то пытался убедить вас в этом (руководствуясь, вероятно, каким-то своим бредовым воображением), то вы с еще большими усилиями (скоростью да расторопкой) принимались за работу. Потому что знали, что должны успеть сделать если не все, то как можно больше. И иного было не дано.
      
      
      Глава 9
      Уже неделю я жил в доме Казимира Радиковича. Как оказалось, круг моих обязанностей сводился фактически к тому, что я весь день был предоставлен самому себе (воспользовавшись этим - занимался повышением самообразования, благо библиотека Казимира Радиковича насчитывала сотни тысяч томов), а с самим хозяином дома встречался только по утрам за завтраком, да по вечерам за ужином. В это время мы вели непродолжительные беседы (кроме обслуживающего персонала, в доме больше никого не было, впрочем и те, сделав свое дело, удалялись в специально отведенный для них отдельный домик). Во время, и особенно после бесед с Казимиром Радиковичем у меня возникала мысль, что это я должен ему платить, а не он мне. Хозяин оказался не только радушным, но и очень мудрым человеком, великолепно разбиравшимся в литературе, философии, истории, архитектуре, живописи, классической музыке. Я не спрашивал какое у него было образования, но судя по глубоким (а то и даже глубочайшим) познаниям в большинстве из перечисленных областей, я мог сделать вывод что Казимир Радикович вполне достойно мог иметь и звание профессора, и титул академика. И каково было мое удивление, когда в разговоре он обмолвился что вообще не получал никакого систематического образования, занимавшись исключительно самообразованием.
      Читал он много, быстро, и... любопытно. Уже чуть позже я еще раз обратил внимание на эту его особенность. Казимир Радикович обладал удивительной памятью. Все, что он прочитывал, запоминал. А читал не привычным способом для большинства, а фактически фотографируя взглядом страницы, поэтому времени на прочтение (и полное запоминание!) книги ему было необходимо ровно столько, сколько требовалось на то, чтобы перелистнуть страницы. Помнится, он шутил, что в идеале хорошо бы научиться читать книгу, просто положив ладонь на обложку. А может и не шутил, учитывая, что, как оказалось уже через время, Казимир Радикович обладал весьма впечатляющими особенностями организма, именующимися не иначе как даром свыше. Например он достаточно легко мог читать ваши мысли, производить любые математические действия с числами, при этом вы об этих числах могли только подумать, и сказать, что вам необходимо с ними сделать: умножить, разделить, и прочее, а он уже давал конечный результат. Кроме того Казимир Радикович бегло говорил на семи языкам, и, как он шутил (все-таки шутил?), вполне сносно понимал еще десяток (включая некоторые африканские диалекты). Роста он был почти двухметрового, веса имел под центнер, ходил с длинной бородкой, имел несколько прищуренный взгляд, и вообще, всем своим видом очень напоминал всем известного всероссийского старосту дедушку Калинина, разве что увеличенного в размерах.
      Правда я уже знал по опыту, что если вам люди сразу очень сильно понравились, через время они станут безразличны, еще через время может даже противны, а еще через время что-то такое сделают по отношению к вам, после которого у вас с ними исчезнет любое желание общаться, а то еще и останется обоюдная неприязнь. А еще через время вы может даже и помиритесь, но, что уж точно, в былом формате общаться уже не будете (пропадет накал желания видеть друг друга, по типу, как некогда любовники вдруг становятся совершенно чужими людьми). Но почти непременно и у вас и у них останутся какие-то хорошие воспоминания, но уже словно без деталей (и что уж точно, без четкого осмысления происходящего).
      Понятно, что, учитывая условия контракта, я не был заинтересован, чтобы подобное произошло между мной и Казимиром Радиковичем. Тем более контракт оказался заключен только устно, что, как я понимал, давало со временем возможность каждому из нас трактовать его различным образом. Но если я это мог себе представить, то никогда бы не решился (учитывая возможности Казимира Радиковича). Поэтому мой "работодатель" изначально оказывался в заметно выигрышном положении. Чему, вероятно, в душе очень радовался. Хотя и, возможно, просто привык к подобному положению дел (империя Казимира Радиковича насчитывала сотни тысяч предприятий, разбросанных по всему миру, и приносивших, с его слов, совокупный годовой доход порядка триллиона евро. И хоть сумма мне казалась завышенной, я понимал, что даже десятая часть от этого - уже очень-очень много, потому старался трезво смотреть на происходящее).
      
      
      Глава 10
      Веселая стройная девушка по имени Лида (кем она приходилась хозяину дома, я пока не знал) осторожно постучалась ко мне рано утром. Сквозь сон (подумав, что может за каким вопросом наконец-то решил обратится ко мне Казимир Радикович) я попросил входить.
      - Простите, что беспокою, - чуть выше среднего роста, с белыми кудрями волос и очаровательным личиком, девушка походила на ангела. Тем более что я еще почти что спал все-таки. - Можно к вам войти.
      - Да, пожалуйста, - заинтересованно ответил я, с любопытством посмотрев на девушку.
      Войдя и тихо прикрыв дверь, Лида смущенно стояла на одном месте, казалось, что даже опасаясь пошевельнуться. Но ведь она вошла к фактически незнакомому мужчине в его комнату, тем более когда он еще лежал после ночного сна в постели, потому, как подумал я, была не такая уж и стеснительная. Скорее всего претворяла какую-то собственную модель поведения, - так раздумывал я, продолжая наблюдать за девушкой, с которой меня поверхностно познакомил управляющий домом Казимира Радиковича, когда мы с ним (по указанию шефа) обхаживали окрестности (меня вводили "в курс дела", показывая местные достопримечательности).
      - Скажите, я могу вам чем-то помочь? - уточнил я у девушки, которая продолжала стоять, наблюдая за мной широко открытыми глазами.
      - Можно я вас поцелую? - тихо произнесла девушка.
      - Странное желание, - подумал было я, но видя, что девушка ожидает ответа, вежливо ответил, что это вполне возможно, но, мол, не за этим же вы пришли?
      - За этим, - словно смутившись ("или разыгрывая смущение", - пронеслось у меня в голове), ответила Лида.
      На вид Лиде было от двадцати двух до двадцати пяти лет. Когда она улыбнулась, я увидел ровные два ряда белоснежных зубов и красный язычок. "Наверное, очень шаловливый язычок", - отчего-то подумал я.
      - Ну, если за этим, то поцелуйте, - улыбнулся я.
      Не прошло и нескольких секунд как девушка припала губами к моему члену, став его активно массировать губами.
      - О массаже меня не предупреждали, - подумал я, но в следующую минуту все словно покрылось каким-то туманом, и, как кульминация - вспышка озарения. - Однако, - подумал я, проваливаясь в поверхностный сон, чем-то напоминающим первую стадию гипнотического транса, или, попросту, гипноза. Кажется о гипнозе вчера меня спрашивал Казимир Радикович, - вспомнил я разговор за ужином. - Или мне все приснилось. А может и до сих пор снится, - подумал я, засыпая.
      
      Когда я очнулся, мне почему-то показалось, что ничего произошедшего (сколько я спал? час-два от силы?) не было, и это мне или приснилось, или же являлось приятной фантазией. Но когда эта "фантазия" стала продолжаться с ежедневной регулярностью, я стал задумываться: кому это было нужно? Ведь не могло быть так, чтобы девушка сама приходила ко мне каждый день в номер и добровольно делала минет. Я не был популярным актером, не платил ей денег, она не была моей любовницей, а я не был ее ни мужем, ни другом, ни сутенером; мы даже знакомы были поверхностно. Получалось, или она была в меня тайно влюблена, или ее кто-то обязал это делать.
      Исходя из того, что к проявлению любого рода любви я давно уже отношусь с опаской, я остановился на том, что появление девушки по утрам входило в бонусную программу Казимира Радиковича. А значит, к этому следует относится как минимум спокойно. Особенно учитывая, что сам Казимир Радикович ни о чем подобном меня не предупреждал. От чего я сделал вывод, что подобная "шалость" для него не представляла чего-то из ряда вон выходящего; и еще подумал, что "то ли еще будет".
      Как оказалось, я был прав. В последнем. Ибо еще через время мне были предоставлены два крепких парня примерно двухметрового роста, которых я должен был с ежедневной регулярностью избивать. "Руками и ногами, без каких-либо предметов", - как пояснили они, передав мне чей-то ("чей же? - с улыбкой подумал я") приказ.
      - Зачем? - уточнил я.
      - Для поддержания вашей физической формы, - ответили они.
      - Вы будете сопротивляться? - спросил я.
      - Будем, - ответили они. - Но нам запрещено бить в ответ.
      - Значит, это типичное избиение?
      - Почти да.
      - Почему почти?
      - Потому что мы все-таки будет защищаться.
      - А, ну да, ну да, - то ли подумал, то ли тихо произнес я. - Ну что ж: ведите меня в спортивный зал.
      
      Спортивный зал представлял собой помещение общей площадью около километра, в высочайшими потолками (метров двадцать), со специально оборудованными площадками для различных видов единоборств: татами для дзюдо, каратэ и рукопашного боя, борцовский ковер для самбо, греко-римской или вольной борьбы, ринг для бокса, кикбоксинга и тайского бокса, помост для ушу-саньда, клетку для ММА. Были тут также тренажеры и все необходимое оборудование для полноценного занятия тяжелой атлетикой, атлетической и спортивной гимнастикой, баскетболом, футболом, хоккеем, сквошем, плаванием, настольным теннисом, и прочее, прочее, прочее.
      
      - Забавно получается, - улыбнулся я, проведя встречный правый прямой в голову нападавшего противника (мы все-таки договорились обоюдно боксировать) и видя, как соперник, словно подкошенный, рухнул на настил ринга сраженный пропущенным ударом.
      - Ничего, мы к этому делу привычные, - произнес второй соперник, перешагивая ("рост, однако, - подумал я") через канаты ринга.
      С вторым боксировать оказалось чуть тяжелее. То ли я уже подустал, то ли он был техничней первого, но мне пришлось повозиться, пока я не выбрал такую тактику ведения боя, которая однозначно оказалась выигрышнее только для меня. Парень опустился на колено, пропустив удар по корпусу (область печени).
      
      После бокса мы стали бороться. Парни оказались тяжелее чем я думал (по сто двадцать - сто тридцать килограммов каждый, тогда как я полагал что они весят не больше центнера), но мой спортивный опыт вскоре дал мне преимущество. Даже учитывая, что ребята были лет на тридцать лет младше.
      
      Внезапно в спортивный зал вошел Казимир Радикович.
      - Вы мне необходимы, - улыбнувшись смущенной улыбкой, вежливо произнес он.
      - Наконец-то, - подумал я, подойдя к нему и уставясь почти в упор. - Я сейчас быстро в душ и буду в вашем распоряжении.
      - Если возможно, пройдемте сразу в комнату отдыха, а после сможете продолжить занятия. - Мне срочно необходимо с вами посоветоваться именно сейчас.
      Я охотно кивнул, а вскоре услышал историю, которая меня, признаюсь, потрясла. Оказалось, что Казимир Радикович узнал от своего источника в ФБР (оказалось что мой босс был гражданином США), что против него планируется масштабная акция, конечной целью которой будет или арест на пожизненное заключение или ликвидация.
      - Не понял? - изумился я.
      - Все, к сожалению, именно так, - задумчиво ответил Казимир Радикович. - Меня хотят обвинить в нанесении ущерба экономике Соединенных Штатов Америки. Попутно, насколько я знаю, подобные дела готовят в ведомствах нескольких ведущих стран Евросоюза, а также отдельных странах Латинской Америки и даже России. Последние, насколько я понял, особенно не хотят идти на поводу у спецслужб Запада, но там присутствуют тоже какие-то свои интересы. Видимо нельзя быть очень богатым, - с грустью добавил он.
      - И что, нет никакого выхода? - спросил я.
      - Точного ответа пока сказать не могу, - произнес он. - Но у меня появилась попытка возможности уйти от преследования властей. Насколько она будет оправданна - до конца неизвестно, но этот шанс не использовать, на мой взгляд, было бы неправильным.
      - А как это связано со мной? - не понял я, ибо перебирая по ходу разговора чем бы мог пригодиться Казимиру Радиковичу, к ясному пониманию так прийти и не смог.
      - Мы вас убьем, - серьезным тоном ответил он, причем, как я обратил внимание ("быстрый взгляд на него"), даже не изменился в лице.
      - Вы уверены, что моя смерть поможет вам избежать преследования властей? - уточнил я.
      - До конца нет. Но попробовать я должен.
      - Вы ждете моего решения, как я понял?
      - Нет, нет, - быстро ответил Казимир Радикович. - Я просто хотел поставить вас в известность.
      - Значит все уже было решено, - подумал я.
      
      
      Часть 3
      Глава 1
      Он шел по краю пропасти. Пропасть начиналась с конца края крыши 25-ти этажного дома. Была летняя ночь. Он был один. С ним был только ветер. Своими внезапными порывами ветер норовил сбросить человека с крыши, но тот лишь улыбался в ответ и что-то напевал себе под нос. Человек был пьян. Не так пьян, чтобы валяться на земле, но достаточно, чтобы не замечать грозившей ему опасности. А опасность была. В любой момент он мог оступиться и оказаться распростертым на асфальте. Вокруг никого. Три часа ночи. Что заставило человека пойти в это время и в таком состоянии на крышу - мне и предстояло выяснить. И чтобы лучше это понять, я проделал подобное сам. Выпил - и пошел на крышу. И чуть не свалился вниз. И понял, что пора с алкоголем завязывать. Понял сам, и сказал пациенту. А тот лишь улыбнулся в ответ улыбкой обреченного человека. Он считал, что я не смогу ему помочь. При таком отношении тяжело работать. Но я не мог оставить в беде обратившегося ко мне за помощью человека. Не мог, потому что считал, что во всех бедах если и виноваты люди, то основная вина лежит на тех, к кому эти люди обратились за помощью. Таков был мой кодекс чести. Профессиональной чести как психотерапевта и человека, призванного спасать заблудшие души людей. И я следовал своему кодексу. И всегда полагал что прав. Правда, уже позже понял, что есть еще некоторая предопределенность судьбы. Как в народе говорят - то, что "на роду написано". Но я был бы не я, если бы не попытался во всем этом разобраться. И я разобрался.
      Впрочем, проходило время, но я не мог никому донести открытую мной тайну. И даже не из-за того, что меня за это могли убить (меня уже "убили" психологически, а это много сильнее реального воплощения). Нет. Дело было совсем даже в ином. Я дал слово. Простое человеческое слово, которое оказывалось сейчас намного важнее всего существующего в мире, ибо вмещало в себя все загадки бытия.
      
      
      Глава 2
      Борис погиб. Спрыгнув с крыши небоскреба, его мозг, казалось, жил еще какое-то время, хотя, конечно же, это была полнейшая иллюзия, ибо смерть Бориса наступила еще в полете от разрыва сердца.
      На следующий день в одной из своих конспиративных квартир (где официально он находился один) умер Казимир Радикович. Сердечный приступ.
      В тот же день разбился на своем автомобиле (в котором тоже каким-то чудесным образом оказался один) управляющий делами Казимира Радиковича, Илья Борисович Борисов.
      За неделю до того были уволены все слуги Казимира Радиковича. Причем, все те, кто находился в тесном контакте со мной (девушка Лида, состоящая на должности моего секретаря, два моих спарринг-партнера, личный повар, официант, врач, водитель - все погибли при невыясненных обстоятельствах и официальном заключении о смерти в результате ранее существующих серьёзных заболеваний). В живых оставался только я. Но как раз я и знал, что со мной ничего не приключится.
      Мне изменили внешность. Паспорт. Страну пребывания. Голос (надрезали гортанные связки, и я стал говорить очень хриплым голосом). Рост (с помощью специально разработанных анаболических стероидов типа "гормонов роста" - рост удалось увеличить примерно на десять сантиметров). Вес (похудел почти на двадцать килограммов). Цвет волос и цвет глаз. А также теперь я стал говорить только на совершеннейшем испанском (якобы язык детства), сносно изъясняться на итальянском и английском (хотя знал оба языка на уровне переводчика), совсем не понимать по немецки (также на самом деле знал немецкий в совершенстве), и якобы никогда не учил русский и польский (мои два родных языка, на которых я первыми начал изъясняться). А о существовании еврейского языка (несмотря на мои еврейские корни) типа вообще не знал.
      Также мне изменили страну проживания. Теперь по документам я был эмигрант из Аргентины, проживающий в Канаде (Канада, как мне пояснили, страна национальностей - легче всего потеряться).
      
      
      Глава 3
      Несмотря на, казалось бы, такие улучшения в жизни (как когда-то обещали Казимир Радикович со своими подельниками), я чувствовал лишь, что пока жизнь у меня действительно стала иной. Это, знаете, словно вы когда-то жили, потом умерли, и вдруг не только воплотились в другой, новой жизни, но при этом еще и все помните из жизни прежней.
      И вот тут уже неминуемо стали возникать различные вопросы, которых поначалу вдруг стало накапливаться в таком количестве, что я уже, было, испугался чего бы ни вышло, пока не понял, что это просто мой мозг (он ведь остался неизменным) попросту адаптируется к новым условиям бытия. А значит через время все придет в свою привычную колею. Правда - как я предполагал - с новым каким-то видением окружающего мира.
      Единственно, что я вынес положительного из преподанного мне урока (ведь мы всегда должны стремиться найти что-то лучшее даже в самом настоящем хаосе), так это то, что я еще больше поверил в свои силы, и понял, что работа и, как производное работы, финансовая прибыль, совсем не должна быть тяжелой. А может даже наоборот - самые приличные "состояния" сколачиваются именно тогда, когда присутствует драйв и полет фантазии, творческий подход и получаемое от вашего труда воодушевление. Иначе все не то.
      ..............................
      
      Через год мне все надоело. Я понял, что прятаться мне совершенно не от кого. Предположения Казимира Радиковича (озвученные им перед смертью), что мне, быть может, потребуется так жить всю жизнь (он боялся, что, обнаружив меня - выйдут на него) не подтверждались. Да уже и не могли подтвердиться, особенно после того как я узнал о его внезапной реальной смерти (случайной, даже нелепой - оступившись в ванной, разбил голову о плитку - смерть была мгновенной). И как раз после смерти его я понял, что могу официально легализоваться (насколько это было, конечно, возможно, учитывая пластические операции по изменению внешности). Но дело, как оказалось, было почти непосильным, просто потому, что неожиданно для себя я очень свыкся со своим новым образом. И даже при всем желании вновь изменить его - не мог, потому что этому стало противиться то, что пребывало внутри меня, и то, чего я всегда так опасался из-за его сверхразрушительной силы.
      Я словно стал неким монстром. Точнее, тот монстр, который был внутри меня, он, видимо, таким образом активировался, и теперь мне уже ничего не оставалось, как с ним считаться. И это, скажу я вам, было поистине одновременно и ужасно, и невероятно.
      .................................
      
      Кратко опишу что случилось чуть ранее. После смерти Казимира Радиковича (смерти реальной, а не той наигранно-инсценированной, которую воплотили в жизнь и ради которой пришлось действительно уничтожить всех, кроме меня, сына Казимира Радиковича Бориса (других детей не трогали, они жили своей жизнью и с отцом не общались), и, собственно, самого хозяина, которому также как и мне сделали пластическую операцию, причем, если мне "поставили лицо", которое я сам, можно сказать, нарисовал для себя, то Казимиру Радиковичу "поставили лицо" мое (вышел, правда, я слегка "постаревшим", лет этак на десять). Но документы дали не мои. Вообще, в той истории, как мне казалось, было намеренно сделано все так, чтобы очень сильно все запутать. Но в итоге, как оказалось, запутали только самих себя. И скорей всего через время мы бы все вместе встретились (втроем: я, Борис, его отец), потому что дело начинало принимать загадочный оборот и все чаще требовалось вмешиваться, корректируя происходящее, но Казимира Радиковича не стало (это не было ни самоубийство, ни убийство, а действительно нелепая смерть, в которой невольным свидетелем оказался я, случайно зашедший в ванную комнату, видимо как раз только после падения - больше никого кроме нас двоих в квартире не было, окон ванная не имеет, на выходе из квартиры стоит охрана, которая также охраняет и дом по периметру (в свое время Казимир Радикович выкупил весь пятиэтажный дом своей юности, с семью подъездами и тремя квартирами на каждом этаже). После смерти хозяина (причем обо мне никто не подумал, а если и подумал - промолчал) я встретился с Борисом (как я узнал, при падении с крыши погиб не Борис, а его двойник).
      - Это была нелепая смерть, - обреченно произнес Борис. (Внешность Бориса тоже здорово изменили, теперь он стал похож на стареющего - ему добавили лет тридцать к прежнему возрасту - ковбоя времен войны на Диком Западе. - Но мне кажется все так и должно было быть.
      - Почему вы так думаете? - задал вопрос я.
      - Все изначально пошло не так, как надо, - ответил Борис. - Там, где необходимо было вздохнуть - мы закрывали рот, а где молчать - громко говорили.
      - Порой даже смеялись, - предположил я.
      - Вот-вот, - удрученно вздохнул Борис.
      - В последнее время вы стали философом, - улыбнулся я.
      - Жизнь учит, - произнес Борис.
      - А что думаете делать дальше? - посмотрел я на молодого человека, который, видимо, таким если и оставался, то лишь в своей стареющей душе.
      - Мне бы вслед за отцом, - ответил он.
      Я посмотрел на Бориса. Он не казался каким-то так уж излишне удрученным или опечаленным. Конечно, и радости особой у него не было. Но несмотря на то, что на лицо его словно была надета маска, я чувствовал исходившее от него излучение (те энергии, которые незаметны для глаза, но весьма чувствуются различными тонкими приборами измерения частиц). Волны, излучаемые Борисом, весьма разнились, наслаиваясь одна на другую, но я не ошибусь если предположу, что они несли в себе весьма разрушительный хаос для самой личности Бориса. И то, что у него сейчас творилось внутри, было не иначе как прямым следствием их.
      - Скажите, вы вновь устали жить? - спросил я молодого человека.
      - Да, - честно признался он.
      - Значит давайте попросту начнем все сначала, - предложил я.
      - Вы полагаете, что это будет возможно? - осторожно спросил он.
      - Более чем.
      - А как же...
      - Мы с вами воспользуемся последним планом, придуманным вашим отцом, - ответил я, тут же поймав любопытный взгляд Бориса. - Он мне о нем поведал уже перед своей смертью. План заключается... - быстро продолжил я, не дав моему собеседнику опомниться, - план заключается в том, что мы с вами вновь меняем паспорта, и уезжаем или в совсем глухой район, например на Крайний Север Российской Федерации, или наоборот, в один из самых шумных городов мира - в Нью-Йорк, где жизнь не утихает ни днем, ни ночью. Можно было бы, конечно, выбрать, скажем, Токио, но нам все же лучше затеряться среди европейцев. Вы что выбираете: глухомань или толпу?
      - Хочется в глухомань, - признался Борис. - Раньше я не задумываясь выбрал бы любой шумный город, который не спит двадцать четыре часа в сутки, но сейчас больше склоняюсь к тишине и покою.
      - Ну, покой будет тоже относительный, - улыбнулся я. - Нам ведь придется буквально выживать в тех условиях. А это совсем не просто. Особенно для нас с вами, не привыкших к тяжелому труду.
      - Но у нас есть деньги!
      - Таежные медведи в деньги не верят, - улыбнулся я. - На пропитание у нас будет оленина и рыба. Все, что мы сможем купить, купим. Для начала запасемся оленями. Будем пасти скот, этим и жить. Через время нас станут называть "дети гор", - так зовут местных жителей, или, если быть точнее, горных людей.
      - Почему гор? - не понял Борис.
      - Для жителей Крайнего Севера горы имеют сакральное значение. - пояснил я. - Горы у них выступают как центр жизненного пространства и вселенной. В горах обитают духи.
      - Мне стало интересно, - признался Борис. - Не могли бы вы подробней рассказать о том месте, где мы скоро будем жить.
      - Охотно, - ответил я.
      - Да, кстати, а вы откуда знаете, как там? - осторожно, чтобы меня не обидеть, спросил Борис.
      - В жизни мне уже приходилось одно время там скрываться, - без утайки ответил я. - Правда было это очень давно, еще в глубокой молодости. Но ввести вас в курс дела могу. Тем более что там ничего особенного и не изменилось. Тайга - она и есть тайга.
      
      
      Глава 4
      - Горы имеют действительно сакральное значение для суеверных народов, - начал я свой рассказ, когда мы на следующий день удобно расположились в одном из парков, найдя уютное местечко, где нам бы никто не помешал. Уезжать мы планировали всего через несколько дней. Дел особых никаких не было. Уезжали мы налегке, ведь никто не должен был догадаться, что мы куда-то уехали. Так, вышли из дома и не вернулись.
      - Крайний Север это ведь вечный холод, - видимо что-то вспомнил Борис.
      - Не совсем, - улыбнулся я. - Все зависит от широты и долготы. Там, где будем мы - холод может и будет, но иногда будет и достаточно тепло. Может даже жарко, - улыбнулся я.
      - Хорошо, я вас лучше не буду перебивать, - ответил Борис. - Чтобы услышать все поподробней.
      - Северные люди считают, что священные силы когда-то очень давно осветили и придали месту их жительства особый смысл, специально отдалив их от других цивилизаций. Кстати, Якутия, куда мы поедем, занимает пятую часть такой огромной страны как Россия. Правда мы остановимся на самом Крайнем Севере, от того же города Якутска нам придется как минимум неделю ехать на машине (если найдем), а так, скорей всего, около месяца пешком. Зато я вам гарантирую, мой юный друг, незабываемые ощущения. Основной промысел - охота, рыболовство, оленеводство. Правда, я сам видел, что несмотря на вечную мерзлоту, там получают и неплохие урожаи зерновых, овощей и картофеля. Конечно, основный доходы это алмазы (четверть мировой добычи) и золото, но добывают также олово, сурьму, уголь, нефть и газ.
      - И все-таки там очень холодно? - спросил Борис.
      - Там, где мы будем жить, да, - честно признался я. - Это вообще полюс холода. Самая нижняя температура, насколько помню, в течение года (я там прожил около четырнадцати месяцев) была зафиксирована в декабре на отметке ниже шестидесяти градусов по Цельсию. Но при этом была и самая теплая погода, в августе, что-то около тридцати градусов выше нуля.
      - Значит лето там все-таки есть, - улыбнулся Борис.
      - Зима длится около семи месяцев, - пояснил я. - Первые заморозки начинаются где-то с конца августа. Основа лесного покрова - северотаежные горные леса и редколесья из лиственницы, которые формируют нижний лесной пояс. Выше идет лесотундра и сообщества кедрового стланика. Еще выше - пояс горной тундры. Ну а уже выше километра над уровнем моря - каменистые лишайниковые пустыни. Кстати, в тайге очень много пожаров. Есть болота, в том числе и непроходимые.
      - Должно быть, много животных? - с любопытством, характеризирующим его вовлеченность в процесс, заметил Борис.
      - Очень много комаров, - улыбнулся я. - Порядка десятка видов. Около двух десятков различных видов рыб: сибирская минога, сибирский осетр, ленок, таймень, кета, сиг, муксун, чир, пелядь, сибирская ряпушка, тугун, нельма, щука, якутский карась, хариус, налим, ерш, окунь и другие. Правда, популяция рыбы невысокая из-за бедности в озерах кормовой базы. Зато порядка ста пятидесяти видов птиц. Среди животных: лось, медведь, волк, кабарга (что-то типа оленя, только без рогов), снежный баран, в общем, около тридцати видов животных, включая сурка и полевку. Ну и понятно, что зайцы, белки, ондатры, горностаи, соболи, лоси, олени.
      - Там ведь есть северное сияние? - вероятно что-то вспомнил Борис.
      - Если год снежный, северное сияние большое и разноцветное, - улыбнулся я, одобрительно кивнув головой. - Кстати, со мной тогда жил один старик-шаман, так он, помнится, рассказывал и различные таежные приметы. Например, если после зимней ночи при первом восходе солнце взойдет с высокой вертикальной полосой - год будет дождливый. А если солнце выйдет диском - будет засуха. Если во время святок (от рождества до крещения) будет пасмурная погода, то в наступающем году будет большая смертность людей, потому что духи вод приготавливают для людей и скота всякое зло. Если же во время святок будет холодно - то духи вод мерзнут, и значит в году будет мало зла людям и скоту.
      - Духам будет некогда от холода делать зло?
      - Да, они ведь тоже мерзнут, - пояснил я, вспомнив наставления шамана. - А если в новолуние серп луны мы видим в косвенном положении и концы серпа будут тупые - месяц будет теплым. Если же серп стоячий и остроконечный - месяц предстоит холодный. Если первый весенний гром прогремит с запада, год будет хороший. Если с востока - худой.
      - Любопытно.
      - Да. А вот, помню, шаман тоже учил: если весной, когда тает снег, будет долго дуть холодный северный ветер - значит будущая зима будет хорошая. Если долго будет дуть ветер с юга - значит будет худая и неблагоприятная зима, потому что снег быстро сойдет и настанет тепло. Или, скажем, если летом, в июле, когда солнце будет заходить и ночью после заката когда вы куда-то передвигаетесь, - вам будет в лицо ударять теплый воздух - значит зима будет худая, то есть, голодная. А если будет в лицо бить холодный воздух - зима будет хорошая, скот не будет худеть.
      - Мы тоже будем жить скотоводством? - уточнил Борис.
      - Будем, - улыбнулся я.
      - Согласен, - улыбнулся он. - Слушаю вас дальше.
      - Хорошо, - кивнул я, сосредоточившись и вспоминая чему меня в свое время учил старик-шаман. - Если после дождя будут стоять облачные дни (день или два), то шаман сказал, что небо впитало в себя облако, и значит будет сухо. А если выйдут отрывистые облака - это к грому. Если огонь "зеленеет" - к морозу. А если вдруг огонь зашумит в камине - к ветру. Также как и если облака вдруг покраснеют.
      - Очень интересно.
      - Если осенью, после того как выпадет снег, будут долго стоять ясные дни, а снег не уляжется в несколько дней - год будет снежный. Если уляжется, так, чтобы стало заметно глазу - зимой снега будет мало. Также, например, если весной ворона кричит, оглянувшись на запад - снег долго не сойдет. А если на восток - скоро снег растает. Или вот, нам пригодится, когда будем охотиться: если будут видны следы зайцев в горах, в лесах, в валежнике (упавших на землю сучьев деревьев, листья и прочее), то на будущий год будет много зайцев. Если же следы зайцев будут только по речкам, то зимой их будет мало. А если мы с вами, мой юный друг, - посмотрел я на Бориса, внимательно меня слушающего, - посреди леса или поля вдруг увидим след зверя (белки или зайца), то это будет нам знак к обилию звериного промысла. А если след вдруг теряется - это к уменьшению зверя. Но если зима будет без звериного промысла, а рано весной снег немного растает сверху, опустится и замёрзнет - то это будет поднимать белок, лисиц, зайцев, и такие заморозки приведут к хорошему промыслу. Но если зверь уже есть и такой наступит замороз - значит этот зверь исчезнет, или прибавится.
      - Понял вас.
      - Если весной будет высокая вода и она поднимет лед - значит весной и летом будет много рыбы, потому что рыба пойдет из моря вверх по реке. А если будет весной мелкая вода - рыбы будет мало.
      - Это понятно, - вздохнул Борис.
      - Если при начале летних холодов падет иней, мы пойдем по траве и наша обувь окрасится зеленым травяным "жиром" - значит сено в этом году будет "жирное", и скотина будет им довольна. А если на обуви останется только сырость и нога не будет окрашиваться - сено будет плохое, а значит и год худой.
      - Как интересно, - искренне произнес Борис.
      - А вот самые простые приметы, уже что касается человека. Сливки нельзя настаивать на сыром молоке - это к ненастью. Также когда хочется спать. Если чешется поперек переносицы - к ветру. А чешутся лицо и глаза - тоже к ветру. Если во сне увидеть рыбу - к пасмурной погоде или облакам. А если во сне увидеть как прибывает вода, - это тоже к непогоде. А если как вода убывает - к ясной погоде. А если увидеть зайца - это к снегу.
      - Надо же.
      - Да. Такая вот народная мудрость. Мудрость шаманов.
      - Вы, получается, тоже шаман? - спросил меня Борис.
      - Есть немножко, - улыбнулся я. - А почему вы так решили?
      - Ну все-таки секреты такие знаете.
      - Да уж, знаю, - вздохнул я, вспоминая что-то свое. - А еще я прошел обряд посвящения.
      - В шаманы?
      - В шаманы.
      
      
      Глава 5
      В последующие дни у нас все было готово к тайному отъезду. Напоследок мне хотелось проанализировать происходящее, поняв хотя бы для себя (Борис был ведом мной) правильность действий.
      Итак, что же произошло? Я спокойно занимался своей частной практикой. Ко мне обратился пациент за помощью. Я в нем увидел нечто, от чего сумел в свое время избавиться сам. Стал погружаться уже в его состояние (психическое). Это оказалось настолько сильным, что подобное, буквально, поглотило меня. Пациент (Борис) пошел на поправку. Еще через время ко мне обратился человек, позже представившийся управляющим делами отца Бориса, олигарха Казимира Радиковича. Отец Бориса сделал мне предложение, согласно которому я должен был стать миллиардером, а в ответ - определенное количество лет пребывать рядом с Казимиром Радиковичем. Так. Это понятно. После Казимир Радикович сказал, что его "заказало" правительство нескольких стран, чтобы отобрать его бизнес (который по совокупности годовых доходом выше дохода нескольких европейских стран). Хозяин также придумал схему, согласно которой мы изменяли внешность и документы, а ему "ставили" мое лицо. После чего я, якобы, "погибал" (на самом деле были дублеры, которых и убили, выдав их смерть за смерть и мою, и Казимира Радиковича). В таком случае я уже был словно для подстраховки, на случай, если когда "обнаружат обман" и с целью "пустить возможное следствие по ложному кругу" (с его слов). Здесь тоже все более-менее ясно. Но после стали происходить события, которые не только свели на нет все планы Казимира Радиковича (вскоре внезапно погибшего в результате нелепой смерти, которой я лично был свидетелем, но его не убивал). В итоге я сейчас вместе с сыном Казимира Радиковича - Борисом - должен уехать на Крайний Север и затеряться в земле, куда если и ступала нога человека (по планам необходимо было дойти до туда, где люди еще не были), то уж точно не было бы "советской власти". И там затеряться навсегда.
      Стоп. Договоренности, что навсегда у нас с Казимиром Радиковичем (это был тоже его план, так сказать, запасной) не было. Ранее мне уже приходилось (в далекой юности, больше сорока лет назад в мои сейчас под шестьдесят) скрываться на краю Якутии. Тогда я почти четырнадцать месяцев прожил с местным стариком-шаманом, который научил меня тем секретам, которые после мне помогли достигнуть собственных результатов в жизни. Но вот сейчас... Сейчас, по сути, мне предстояло сделать тоже самое, за исключением того, что я буду жить не с шаманом, а со своим пациентом Борисом (Борис так и остался "пациентом", ибо после смерти отца и всего случившегося психика его вернулась если не в прежнее состояние, то была на грани этого).
      - Кстати, - подумал я. - А ведь шаманы могут жить практически бессмертно. Вдруг тот старик шаман еще жив? Ну, скажем, будет он сейчас не старик, а глубокий старик, что с того. Ведь вполне возможно, что он, ну или быть может, его сын... Хотя у старика, как я помнил, не было сына. Или все-таки был? Я стал вспоминать события сорокалетней давности. За последние годы я сам сильно сдал. Старость пришла быстро и незаметно для меня. По виду еще моложавый, внутри себя я ощущал полной развалиной, державшейся только на честном слове.
      У меня появились предположения, что горный воздух и вечная мерзлота Крайнего Севера меня способны оживить. Быть может даже вернуть молодость. Пусть и не внешне, но внутренне. Это было бы сейчас важнее. Любую внешность можно поменять на новую, а вот настоящие ощущения от жизни - ничем не заменишь.
      Я стал готовиться к отъезду. Сейчас я понял, что это был мой шанс. Вполне неплохой шанс, особенно, если к тому же учитывать и то, что я и так должен был хотя бы на время исчезнуть.
      - Что ж, - сказал я себе. - Почему бы не попробовать. Чем черт не шутит. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
      
      
      Глава 6
      Холодно. Очень холодно. Холодно так, как мне давно уже никогда не было. Мы с Борисом в тундре. На санях, запряженных оленями, нас доставили на самый край земли.
      - Дальше хода нет, - запротестовал проводник.
      Я знаками показал, что нам нужно дальше.
      - Нет, там земля духов.
      - Мне нужен Ятагай, - назвал я имя шамана.
      Проводник попятился назад, в страхе закрыв лицо руками.
      Потребовался почти час, пока он не пришел в себя.
      - Откуда знаешь Ятагая? - решившись, задал вопрос проводник.
      - Я с ним сидел в лагере, - признался я.
      - Вы были в лагере? - изумился Борис.
      - Ну я же говорил, что почти четырнадцать месяцев жил на Крайнем Севере, - улыбнулся беззубой улыбкой я.
      - Расскажите, - попросили оба, каждый, видимо, со своим интересом: Борис от любопытства, проводник - желая меня проверить.
      - Наш лагерь находился неподалеку от поселка Ожогино, сейчас это Верхоянский улус (район). Население в Ожогино было мало, геологи с семьями, обслуга около двухсотпятидесяти человек, и мы, зека, количеством человек триста. Использовали заключенных в качестве рабочей силы на полевых партий, строительных бригадах, погрузки на складах, и прочих нужд власти. Основной срок заключенных был около восьми лет. Иногда он, впрочем, возрастал до сорока.
      - Вы тоже были политический заключенный? - спросил Борис (я заметил, что проводник фиксировал каждое слово, заданное Борисом, и мой ответ).
      - На втором курсе института (учился на историческом факультете) я написал Манифест в защиту политических прав и свобод советских граждан, - ответил я. - За это меня сначала продержали в Лефортово, после направили в лагерь.
      Оба "слушателя" понимающе кивнули.
      - А как вас доставили в лагерь? - спросил проводник.
      - Баржами, по реке Колыме. Вернее, сначала вниз по реке Колыме, потом по морю вблизи берега, потом верх по реке Индигирка до поселка Ожогина.
      Проводник утвердительно кивнул.
      - Но это уже, можно сказать, рай, - улыбнулся я.
      - А где познакомились с Ятагаем?
      - До этого мы вместе сидели в другом лагере. Там было уже около десяти-пятнадцати тысяч заключенных, разбитых на пятикилометровые участки примерно где по тысяче, где по полторы тысячи человек в каждом. Мы с Ятагаем были в одном бараке.
      - В бараке? - переспросил Борис, явно пытаясь вспомнить, что значило это слово.
      - Деревянные бараки были рассчитаны примерно на сотню человек, двухъярусные шконки (нары), постель из подстилки, сделанной из старых ватников и серого солдатского одеяла. Зимой в бараках жутко холодно. Отапливались бараки двумя железными печками, сделанными из железных бочек из-под керосина, солярки или бензина. Вместо воды мы растапливали лед в железных полубочках, которые стояли на железных печках. Эту воду пили алюминиевыми кружками. Зимой некоторые боялись умываться, потому что стоял жуткий холод, и стены, и углы в бараках были покрыты льдом. На полу снег, попавший в барак, не таял, температура на полу была ниже нуля, и только на верхних шконках доходила до пары градусов выше нуля.
      - В чем вы были одеты? - спросил Борис.
      - Как обычно, - усмехнулся я. - Ватные брюки, телогрейка, сверху ватный бушлат. Шапки сшиты из ватников. Вместо валенок обувь шили вручную из старых телогреек и бушлатов, подошва была пришиты из транспортной старой ленты, голенища, чтобы не сползали, ниже колен привязывали прижатой тесьмой.
      - Обутки-зык, - впервые за все время улыбнулся проводник.
      - Что он сказал? - не понял Борис.
      - Обутки-зык, заключенный, - перевел я, улыбаясь в ответ проводнику, лицо которого доверчиво смягчилось, а в глазах появилась смесь из восхищения и воспоминаний. - Нам также давали шерстяные портянки, сделанные из солдатских одеял (носков, вроде, ни у кого и не припомню чтобы были).
      - Баня сколько была? - спросил проводник.
      - Баня обычно два раза в месяц. Там же меняли белье, кальсоны и рубахи из серого или черного грубого полотна.
      - А чем питались? - спросил Борис.
      - Питание, к сожалению, малокалорийное. На первое - суп-баланда. На второе - каши (овсяная, перловая, пшеничная сечка или рожки), иногда кусочек вяленой соленой горбуши, чуть сладкий чай. Хлеб утром и в обед по триста граммов.
      - Голод, получается, - вздохнул Борис.
      - Да. Постоянное недоедание и переохлаждение. Морозы по пятьдесят-шестьдесят градусов. Работа по двенадцать часов на открытом воздухе.
      - А что делали?
      - Отделяли от пустых пород золотой песок для промывки в летний сезон. Примерно два-три километра от лагеря под усиленной охраной.
      - Охране было тепло, - добавил проводник.
      - Они сидели у костров в длинных тулупах, меховых унтах и брюках. В ведрах на кострах таяли снег и варили чай, перекусывали. Нам же костров не полагалось. Поэтому как голодные замерзшие собаки мы прыгали с семи утра до часа, потом нас под конвоем увозили в лагерь на обед. И после обеда с трех дня до девяти вечера снова работа. Некоторые замерзали как мухи. Охранники лагеря тогда выносили трупы за охраняемую зону и складывали в штабеля, крича...
      - ... "Собаке - собачья смерть", - продолжил за меня проводник.
      - Верно. Это вообще была общая политика властей, чтобы мы все передохли, - пояснил я Борису.
      - Враги народа, все-таки, - волчьей улыбкой ухмыльнулся проводник, обнажив редкие остатки былых зубов.
      - Многие умирали в бараках, замерзая во сне. Ночью ложились, укрывались серым солдатским одеялом, а утром не просыпались, замерзая от холода и тяжелых условий. После того как живые уходили на работу, обслуга лагеря обходила бараки, и покойников, с привязанной на шею биркой с номером, выносили за зону лагеря, складывая в большие палатки - морг. Лицо закрывали куском мешковины и завязывали шпагатом, руки привязывали к туловищу, а ноги связывали вместе, чтобы не коробило от мороза. Потом примерно раз в месяц трупы вывозили на больших тракторных санях к подножью горы, где взрывным способом была вырыта специальная траншея, в которую трупы складывали в несколько рядов и взрывали. А летом эти траншеи сглаживали бульдозером и сверху закладывали пластом, вырезанным из мохо-растительного покрова, привезенного из других мест. Вот такая маскировка. И никто не знает сколько таких могил по всей земле.
      - Случай был, - произнес проводник. - Где-то неподалеку от Верхоянска раньше был лагерь. Лагерь как лагерь, четыре вышки по периметру, да собаки с конвоем. Начальник лагеря был злой, хуже собаки. Зеков ненавидел. Морил их по страшному. И вот приехала к нему как-то дочь. Да не узнала отца. Оказалось, вместо начальника был беглый зек, который убил хозяина, присвоил его документы и должность.
      - Каратаев? - спросил я. - Начальник охраны лагеря.
      - Каратаев. Да, кажется Каратаев, - ответил проводник, удивлённо на меня посмотрев.
      - Я помню его. Среднего роста, худощавый, лицо продолговатое, глаза голубые, волосы рыжие, нос прямой. Он действительно отличался особой жестокостью к зека. На самом деле был бывшим уголовником. Убил человека по имени Каратаев и присвоил его документы. А вы откуда знаете?
      - В газетах писали, - уклончиво ответил проводник.
      - Сколько вам лет? - спросил я у проводника.
      - Старый я, - ответил проводник.
      - Да я тоже уже не молод, - улыбнулся я.
      - Вы еще мальчик в сравнении со мной, - вежливо произнес проводник. - И то, что вы сейчас рассказали, это действительно серьезная школа жизни.
      - А вы тоже сидели? - обратился к нему Борис.
      - Да я всю жизнь на Севере, - улыбнулся проводник. - А что я тут делаю, сижу, или хожу, или работаю, уже и разницы особой нет.
      - Это верно, - задумчиво протянул Борис.
      - Правд, были случае еще серьезней, - сказал проводник. - В конце войны, помнится, попал я тогда в лагерь. Немецкий. Был бой. Пули накрывали нас железным дождем. Меня ранило. Очнулся, когда ехал уже в поезде. Везли в Германию. Это было уже в конце войны. Так оказался в немецком лагере. Немцы строго следили за чистотой. Если у кого находили вшей - расстреливали. Бараки мрачные, койки трёхъярусные, постоянно находились несколько тысяч человек. Все сильно истощены. Спали валетом. Кому не хватало места - стояли рядом, ждали, пока кто-то пойдет в туалет и тут же занимали его место. Нам помогали врачи, которые подавали списки умерших с опозданием на два-три дня, и, полученный за умерших паек (эрзац-кофе и баланду из брюквы и воды), отдавали тяжело больным.
      Мне повезло. Когда я подыхал от истощения и лежал среди мертвых и тяжело больных, кто-то переменил мне номерок (мы ведь там были все друг на друга похожи) и меня отправили в другой лагерь. Через время нас освободили американцы и передали русским. Русские сразу прогнали через особый отдел, и мне, недолго думая, без суда и следствия дали двадцать пять лет лагерей.
      - Ятагай?! - воскликнул я, пораженный тем, как я раньше не мог догадаться.
      - Вениамин, - назвал меня по имени шаман по прозвищу Ятагай, который сказал, что получил знак о ом, что я должен приехать, и, обрядившись проводником, специально сам лично решил меня встретить.
      Обнявшись, мы отправились в Нижнеянский улус (район), находившийся на самом Крайнем севере, а оттуда еще дальше, где обитал теперь Ятагай, и где кроме него не ступала еще нога человека.
      
      
      
      Глава 7
      - Айыы тангара, абыраа! - сказал шаман Ятагай, когда мы вошли в небольшую пещеру, где горел костер и были устроены лежанки для сна и отдыха.
      - Что он сказал? - спросил Борис, оглядываясь и пока еще привыкая к новому месту обитания.
      - Он сказал: "Господь бог, помилуй!", - перевел я, улыбнувшись. - Кстати, если во время этих слов пролетела бы какая птица - по древним традициям, эту птицу тоже бы считали богом.
      - Какая птица? - уточнил Борис, скорее больше от того, что был все еще чем-то встревожен, хотя, может, и от любопытства.
      - Любая, - ястреб, орел, лебедь...
      - Все верно, - сказал шаман. - В старину орел считался богом.
      - А сейчас кому молятся? - спросил Борис.
      - Айыы Тойон Сырдыга, абыраа миигин! - ответил шаман.
      - Свет господа бога, помилуй меня! - перевел я. - Это когда молятся солнцу.
      - Утром кланяются на восток, вечером на запад, - ответил шаман.
      Я поклонился, сложив руки на груди, и поймав одобрительную улыбку шамана.
      - Это мне очень интересно, - произнес Борис. - Расскажите, пожалуйста, еще. Я хочу знать как можно больше.
      - И правда, Ятагай, расскажите, - попросил я. - Заодно и мне надо обновить в памяти информацию.
      - Что ж, - произнес, закуривая трубку шаман Ятагай. - Охотно расскажу.
      Мы устроились поудобней и стали слушать.
      - В старину молились вечером при первом новолунии, - начал свой рассказ шаман. - На луну долго смотреть нельзя. Это грех. Есть такое предание. Шли как-то мальчик с девочкой, с коромыслом на плечах. И долго засмотрелись на луну. Тогда спящий дух луны проснулся от о яркости их глаз, и взял детей к себе. Потому что они ему понравились.
      - Надо же, - опасливо произнес Борис.
      - При луне многое нельзя делать, - пояснил шаман. - Запрещено смотреть на луну из окна юрты, запрещено шить при лунном свете. Запрещено садится на луну для испражнения.
      - Однако, - испугано вздохнул Борис, запоминая сказанное.
      - Мы почитаем солнце и луну, - ответил шаман. - А еще зарницу, светлую звезду.
      - Венеру, - пояснил я Борису.
      - Все верно, - кивнул шаман. - И почитаем также созвездие "Утичье гнездо". Юргэл.
      - Плеяды, - пояснил я. - В народе известны также как Стожары. Звездное скопление с созвездии Тельца, от нас примерно четыреста световых лет. В Библии известны как Кима. Упоминаются в книге Иова и в книге пророка Амоса.
      - Есть такое предание, - произнес шаман, раскуривая трубку, и с любопытством свозь прищуренные глаза поглядывая на нас. - У белого господа бога было семь сыновей. Одного из них он сделал духом промысла, других другими духами, а самого младшего сделал духом огня. Именно он и принес огонь на нашу северную землю и дал его людям.
      Костер в нашей пещере, словно в одобрение, заискрил ярким пламенем.
      - Верный знак, - одобрительно кивнул шаман. - Огонь в нашем климате для нас все. В огонь льют масло, жир при родах, постройке дома, да почти во всяком случае. При этом произносят такие слова: "Господин над дедушка! Завертывая в твоем тесном, пряча в твоем широком, дай нам ходить (жить) хорошо!"... Ну да заговорились, надо собираться, - сказал шаман. - Хочу показать вам ваше жилье.
      В костре раздался какой-то особый треск от лопающейся личинки.
      - Однако, - вздохнул шаман. - Дух огня предупреждает нас, что сейчас нельзя никуда идти.
      - Простите, а как вы это поняли? - спросил Борис.
      - Уот эттэ, - ответил шаман.
      - Огонь сказал, - перевел я.
      В это время горячий уголек, отщелкнув, выскочил из печки. Шаман привстал и посыпал его пеплом, пояснив, что этот уголек грех бросать небрежно или в воду, а необходимо покормить (посыпать) пеплом.
      После этого шаман стал вытаскивать из огня несколько не разгоревшихся поленьев, приговаривая при этом: "Зажжем мы эти дрова завтра, когда приедет зять и когда мы будем варить привезенные им подарки", - пояснив нам, что нельзя дрова из огня доставать молча, так же как и когда надо поставить поленья в костер, надо следить, чтобы они становились подобно тому, как растет дерево.
      - Тонким концом кверху, - пояснил я, заметив одобрительный кивок улыбающегося моего давнишнего друга шамана, с которым я так был рад вновь повстречаться.
      - Также нельзя огонь разводить двум людям сразу, - пояснил шаман. - Поссорятся. И нельзя раздувать костер с двух сторон. Как нельзя и бросать накипь с костра в огонь, а то погода испортится.
      - Помню, что также нельзя оставлять след, оставленный от горшка на земле, - произнес я.
      - Все верно, по этому следу выходит дьявол, - пояснил шаман. - Такой след заметают, или делают на нем крест. С огнем у нас очень много связано знаков. Например, если собака ляжет спиной к огню - вскоре умрет кто-то из домашних. Если огонь горит шурша - это к промыслу. Значит хозяин добудет зверя и бросит частичку жира в огонь, отчего тот будет снова шуршать. Если бы уголек, выпав из костра, попал сначала на кого-то из нас, а потом уже на землю, его следовало бы поднять, приговаривая: "Дедушка мой заставил поднять". Такой уголек кладут на стол, а когда он остынет, поцеловать и опустить под одежду на голую спину.
      - А как вы узнали, что мы приедем? - задал вопрос Борис. - У вас ведь нет даже телефона, а живете один.
      - После того как я во сне получил знак, увидев, что вы ко мне приедете, - мне осталось лишь внимательно наблюдать дальше. В один из дней я обратил внимание, как еще до полудня один уголек вылетел из костра и упал. Это значило, что в мой дом кто-то приедет. А так как я никого не ждал кроме вас, значит это должны были приехать вы.
      - А если бы уголек выпал из костра после полудня? - спросил Борис.
      - Это значило бы, что должен приехать дьявол, - усмехнулся я.
      - Все верно, - кивнул шаман. - Такой уголек кидают обратно в печь, если с дьяволом сейчас встретиться не хотят. При этом приговаривают: "Сугэлээх салыыргын умнан кэлбиккин, онтугар тенун"!
      - Ведь ты позабыл котел с топором, вернись-ка за ним! - перевел я.
      - Помнишь язык! - восторженно произнес шаман.
      - Повторял периодически, - скромно ответил я.
      - А вы встречались с дьяволом? - осторожно произнес Борис, который все это время видимо пребывал в каком-то особом состоянии сознания, что-то среднее между трансом и явью.
      - Встречался, с кем я только не встречался, - улыбнулся шаман. - дьявола не надо бояться.
      - Чтобы не бояться дьявола, надо самому стать дьяволом! - вспомнил я, как когда-то учил меня шаман Ятагай.
      - Все верно, все так и есть! - гордо произнес шаман, и в глазах его на миг мелькнули угольки искр.
      
      
      Глава 8
      Последующие несколько дней мы провели в занятиях охотой и рыбалкой, а также обустройстве нашего жилища. Борис, было, вызвался жить один и в лесу, но полуулыбка шамана отрезвила его от столь необдуманного шага, и мы с ним стали жить в пещере в скале. Шаман дал нам несколько собак, для охраны и охоты, ружье, рыболовецкие снасти, и запас еды на неделю. Через неделю он должен был прийти к нам, а сейчас отправлялся за какой-то своей надобностью в горы.
      В подножье скалы, в которой мы жили, была река. Ночью несколько раз кто-то норовил забраться к нам в пещеру, но собаки поднимали лай, и для острастки мне даже пришлось выстрелить в воздух.
      Утром оказалось, что ночным гостем был медведь (судя по следам, обнаруженным нами возле входа в пещеру). Однако, как он мог забраться по скале, мы пока не знали (решили спросить у шамана). Так же не совсем ясно было - чья это вообще пещера. Если шамана, то почему кто-то туда мог решить наведаться без его приглашения. Борис, было, предположил, что в образе медведя приходил сам шаман, но эту версию я отмел. Хотя и про себя подумал, что такое тоже было вполне возможно, учитывая те условия обитания, в коих мы сейчас волей судьбы оказались.
      Неожиданно к нам пришла девушка якутка.
      - Ты как здесь оказалась? - спросил ее Борис. При виде девушки молодой мужчина осмелел (после приезда на Крайний Север Борис заметно упал духом; ему явно не удавалось пока обвыкнуться в новой обстановке).
      - Вас искала, - смело ответила девушка.
      Внешне девушка была похожа на коренных жителей. Небольшого роста, слегка полноватая, с узкими глазами, щечками, выпуклой небольшой грудью. Одета в традиционный для местных жителей наряд, напоминающий длинную тюбетейку с узорами, одетую поверх длинного платья.
      - Как тебя звать? - спросил я.
      - Саргылана, - ответила девушка. - Оконешникова Саргылана Христофоровна, - представилась девушка. - Но я не одна пришла.
      Только тут мы заметили, что из укрытия в горах вышло несколько человек с ружьями.
      - Зачем вы пришли? - смутился Борис, который при виде чужаков сразу помрачнел и готов был закрыться в себе.
      - Нас послали за вами, - ответила девушка. - А чтобы вы не боялись, пришла я.
      - А кто вы? - спросил я.
      - Я правнучка Соловьева, бывшего хозяина этих мест.
      - Это который был до установления советской власти? - спросил я, хорошо помня фигуру тогдашнего правителя Сибири, как он сам себя называл, атамана Соловьева. - Но я полагал, что он был в Хакасии.
      - Вы правы, - улыбнувшись, ответила девушка. - К роду Ивана Николаевича я не имею никакого отношения, разве что мой прадед был знаком с ним, или с кем-то из его окружения, точно не помню. Но я очень хорошо помню своего деда, сына, как тогда называли, главаря банды, а на самом деле правого эсера Гончарука.
      - Подождите, - попросил я, - что-то такое я кажется припоминаю из истории. После февральской буржуазно-демократической революции, свергнувшей самодержавие, в заполярье стали активно проходить митинги и собрания. А почти сразу после октябрьского переворота и роспуске Временного правительства в ваших местах решили всячески сохранять власть и принялись арестовывать большевиков. На помощь последним пошли отряды Красной Армии во главе с Рыдзинским. В итоге они, если не ошибаюсь, в 1918 году погасили зарождавшуюся контрреволюцию. Но это было в Якутске. А до ваших мест, как понимаю, дело не дошло. Тем более что тогда же в Сибири, насколько помню, была установлена военная диктатура адмирала Колчака, который восстановил царские порядки, засадив большевиков в тюрьмы. Тогда же большевики стали готовить колчаковский переворот. А когда уже в следующем, 1919 году управляющего Верхоянским уездом Гончарука заставили сдать власть, он ответил, что сдаст ее кому угодно, только не большевикам. Это я тоже помню. Причем его хотели арестовать, но народ тогда не дал, а ваш прадедушка был назначен главой комитета общественной безопасности. И лишь после окончательного падения правительства Колчака, когда власть перешла к народу... Впрочем, следы вашего прадедушки тогда же как-то и теряются.
      - Да, - согласилась девушка. - Только вот через несколько лет белогвардейцы вернулись.
      - Вы имеете в виду те отряды борцов с советской властью, которые возглавляли бывшие офицеры?
      - Именно так.
      - А какие это годы? - спросил Борис.
      - Насколько я помню, - посмотрел я на девушку, словно ища в ней поддержку, - где-то весной 1922 года белогвардейские офицеры овладели всей территорией северных уездов, а свой отряд разбили на три, образовав три военных района: Верхоянский (если память не изменяет - возглавил капитан Хапилин), Булунский (штаб-ротмистр Николаев), и Колымский (ротмистр Шулепов).
      - Да, все было именно так, - подтвердила девушка. - На борьбу с ними были брошены части Красной армии из Иркутска: Петроградский стрелковый полк с кавалерийским эскадроном, еще один стрелковый полк, сибирский отряд особого назначения, артиллерийская батарея и флотилия из пяти пароходов. Силы восставших были обречены.
      - Печально, конечно, но, простите, зачем вы приехали к нам? Ведь мы специально уехали подальше, чтобы ни с кем не общаться. Вы живете своей жизнью, мы своей.
      - Это из-за вас убили наших прадедов, - изменившись в лице, сквозь зубы сказала девушка.
      - Саргылана, - обратился к ней я. - Поверьте, мы с Борисом не имеем никакого отношения к потомкам тех, кто убил вашего дедушку. Тем более мы с вами вместе помним историю. Один из родственников Бориса - я показал на молодого человека - хорунжий Афанасьев, был участником антисоветского восстания вместе с поручиком Новгородовым. Благодаря им, если помните, Верхоянск продержался до 1925 года, пока в нем окончательно не установилась советская власть.
      Раздался гул голосов. Пришедших уже было несколько десятков.
      Неожиданно со скал начали падать камни. Один из сопровождавших девушку выступил вперед, намереваясь схватить Бориса.
      - Балай буол! - грозно произнес я, что на языке якутов означало "ослепни".
      От страха нападавший попятился назад.
      - Тимирэн хаал! (Провались!) - закричал я, обращаясь к другим.
      Видя, что нападавшие замешкались, готовые в панике разбежаться, я продолжал сыпать их проклятиями, которыми меня в свое время научил шаман: "Умса бар"! (пади навзничь). "Аакка бар"! (ступай в ад). "Буос елуу буолан ел"! (умри, заболевши водяной болезнью).
      От этих слов якуты попадали навзничь, дрожа от страха, и не зная что им делать.
      - Урдугунэн хара буор мэлийдин, кыпыл кумах кеттун! (пусть засыплет тебя черной землей, да налетит (сверху) красный песок), - грозно произнес я, обращаясь к девушке.
      - Что мне сделать, как загладить мою вину? - упав на колени, стала умолять она.
      - Олорор сиргэр дъеле тус! (провались тут, где сидишь), - ответил я.
      - Прости нас, - взмолился один из помощников девушки.
      - Убирайтесь вон! - сказал я. - Барбыт суола кухуннун, кэлэр суолунг кестубэтин! (пусть будет виден след твоего отъезда, да не будет видно следа твоего приезда).
      - Что это было? - недоуменно крутил головой в разные стороны Борис. - На меня словно затмение нашло, то ли видел что-то, то ли нет. Как в тумане все. А когда на вас посмотрел, вы были выше горы.
      - Как шайтан, - усмехнулся я.
      - Да, верно, - ответил Борис. - Что это было?
      - Наше с вами посвящение, - ответил я.
      - Обряд?
      - Обряд.
      - И теперь нам ничего не страшно?
      - Ничего не страшно.
      - А где наши собаки?
      - Они знали свое дело и сидели молча, - ответил я. - А вообще собаки у нас очень хорошие. Здесь, кстати, собаки различаются друг от друга. Есть собаки дворовые. Они подбирают около дома кости и содержат дом в надлежащей чистоте. Другое дело собаки охотничьи. Пользуются ими главным образом летом, когда они разыскивают уток и даже ловят их. Таких собак по особому оберегают, в доме они спят в ногах хозяина, на его кровати. Они и от лютого зверя спасут, и не выдадут никогда. А есть еще и ездовые собаки.
      - Да, - ответил Борис, одобрительно кивая головой. - Сколько мы здесь с вами, всего ничего, а я уже так много всего узнал.
      - Нам еще предстоит охота, - сказал я. - Кстати, знаете ли вы, уважаемый Борис, что некоторых оленей используют для ловли себе подобных.
      - Нет, - удивленно произнес Борис.
      - Такому оленю на рога наматывают маамык (что в переводе с якутского означает аркан), и он подбегая к дикому оленю, тычет его, вызывая на бой. Дикий олень соглашается, а когда они схлестываются рогами, прирученный олень запутывает рога противника арканом, и упираясь в снег ногами и рогами, послушно ждет хозяина-охотника, который подбегает и схватывает дикого оленя, которого обычно не используют не на верховых, ни на санях, а попросту готовят в пищу. Олень ведь для якута все. Это и еда, и одежда, и транспорт.
      
      
      Глава 9
      Наконец-то возвратился шаман Ятагай. Борис вкратце рассказал ему о наших приключениях за время его отсутствия. Ятагай слушал так, словно он все это уже знал. Хотя может и правда знал. А может и сам все инсценировал. Ведь он шаман. А значит уже как бы "сам себе на уме". Человек (человек ли?) живущий по одному ему ведомой логике. Нам, людям, по сути, и непонятной даже. И если я все хоть что-то еще понимал, то Борис, казалось, в любой момент может сойти с ума. Я даже, было, стал переживать за него, пока со временем не убедился, что его психика вполне адаптировалась к современным условиям жизни. Причем, как мне показалось, Борису такая жизнь чем-то даже понравилась.
      - Переживать из-за пустяков большой грех, - учил шаман. - Иначе придет настоящее горе. - Также как нельзя ничего брать от бедных людей. К вам придёт их бедность.
      - А какие еще есть грехи? - спросил Борис, который стремился как можно быстрее научиться местным обычаям.
      - Какие грехи? - улыбнулся шаман, раскуривая трубку (курил он много, а я вот на Севере отчего-то курить почти бросил). - Грех мыться не перекрестившись, или отряхивая с пальцев воду на пол. Также как и мыться перед огнем, или дотрагиваясь мокрой рукой до темени. Если один моется, а другой наливает ему воду через руку наотмашь - то значит отчудил его от себя (так умывают покойников). Если вечером уронить какой-то кусок пищи на пол - тоже грех. Если случайно уронили кусочек, его поднимают, обтирают, обдувают, и тут же съедают. Это считается к счастью. А если утром уронили - то такой кусок бросают в огонь. Ничего нельзя кушать крадучись или трижды не перекрестившись. Обрезывая ногти, их следует собирать в руки, а то иначе на том свете заставят собирать. Нельзя благодарить за табак или иголку. Также как если украдешь иголку, муку или соль - это большой грех. Нельзя брякать посудой (особенно вечером). Нельзя оставлять ножи на окошке.
      - Надо же, - удивился Борис. - Запомнить бы все.
      - Не запомнишь, жизнь заставит запомнить, - усмехнулся шаман Ятагай, понимающе посмотрев на меня и продолжил, дождавшись моего кивка. - Нельзя вечерами загадывать загадки или прятаться. Также как и передразнивать эхо. Это значит дьявола передразниваешь.
      - Вы часто упоминаете дьявола, - произнес Борис. - А можно ли как-то дьявола победить?
      - Победить? - улыбнулся шаман. - Эка ты куда хватил. Хотя вот, расскажу тебе небольшую историю, приключившуюся с моим братом.
      - Он тоже шаман?
      - Да, он стал шаманом. Но позже чем я.
      - А где он сейчас живет?
      - Брата зовут шаман Быллай. А живет он там, где живет белый бог.
      - Белый бог? - не понял Борис.
      - Вы имеете в виду римского папу? - уточнил я у Ятагая.
      Шаман кивнул.
      - Я понял, - ответил Борис.
      - Ну так вот история, приключившаяся с моим братом, когда он еще жил в наших краях. Кстати, это именно он спас нас тогда, - повернувшись ко мне, пояснил шаман.
      - Когда нас отпустили, ограничившись отсиженными годами? - уточнил я.
      Шаман кивнул.
      - Деньги? - задал вопрос я.
      - Нет, - улыбнулся шаман. - Быллай свел случайное знакомство с римским папой, и тот заступился за меня, попросив кого-то из глав государств замолвить словечко перед нашим президентом. Ну а у меня была возможность взять с собой одного человека, и я выбрал тебя.
      - Спасибо, - искренне ответил я. - А я тогда голову ломал, как так получилось.
      - Списал, вероятно, на провидение божье? - предположил шаман.
      Я кивнул, улыбнувшись.
      - Ну и то верно, - ответил шаман. - Ну так вот история. Ехал как-то Быллай домой, и пел по дороге. И вдруг он услышал, как вместе с ним начал петь дьявол. А у нас существует поверье, что с хорошим певцом всегда вместе поет дьявол. Но при этом нельзя останавливаться, и надо пропеть песню трижды, успев ее закончить раньше чем дьявол, и сразу ему сказать: "Мин ордук ырыахыппьт, куоттум эйигин"!
      - Я лучше тебя пою, перегнал тебя, - перевел я. - Дьявол это эхо?
      - Эхо, - согласился шаман. - А эхо - это дьявол, - улыбнулся он, посмотрев на Бориса. - Вот так и мой брат. Спев песню, он показал дьяволу кукишь, и сказал, мол, ничего не получишь, я спел лучше тебя.
      - Он, вероятно, очень хорошо пел, - предположил Борис.
      - Он пел лучше всех! - сказал шаман. - А еще Быллай умел лучше всех рассказывать сказки.
      - Вы ведь тоже умеете рассказывать сказки, - вспомнил я как в лагере шаман Ятагай рассказывал нам сказки, и мы, бывало, засыпали под них, слушая всю ночь.
      - Я тоже умею, - скромно сказал Ятагай. - Один раз мы с братом поспорили, кто лучше рассказывает сказки. Условия были - чтобы мы зараз рассказывали две разные сказки, но так, чтобы не повторилось ни одного слова, уже раз упомянутого.
      - И чем закончилось состязание? - спросил Борис.
      - Через сутки уснули оба крепким сном, - рассмеялся шаман Ятагай.
      
      
      Глава 10
      Наше пребывание в стране вечной мерзлоты в любой момент могло подойти к концу. Связавшись с нужными мне людьми (по спутниковой связи), я понял, что при желании нам можно было возвращаться. Перестраховка была не лишней, мало ли что могло случиться, если бы мы тогда остались в Европе.
      Однако Борис, на мое удивление, уезжать не хотел. Он во чтобы бы то ни стало решил стать шаманом, получить Посвящение. И сейчас активно изучал окружающую жизнь.
      Я его понимал. Когда еще предоставится такая возможность. Быть на Крайнем Севере, жить с шаманами, учиться у них, и не стать шаманом. Когда-то я тоже воспользовался такой возможностью. Почему бы сейчас не сделать похожее и Борису.
      Но за общим пониманием следовала неумолимая правда. Север хоть и был далек от цивилизации, но местную власть никто не отменял. К тому же, как мне сказал шаман Ятагай, к нам появились вопросы у чекистов (ФСБ ведь тоже никто не отменял). А значит высока вероятность, что они захотят застать нас врасплох, чтобы заковать в наручники и доставить для разбирательства в ту же Москву. А этого ни мне, ни Борису ох как не хотелось. В России ведь очень легко попасть в тюрьму, но трудно из нее выйти, и еще труднее в тюрьме выжить. Столько предательства, сколько я видел за время пребывания в местах лишения свободы, я, пожалуй, не видел нигде. Когда в одном месте собраны одни мужчины. Когда в лицах сквозит злость, ненависть, отчаяние. Когда администрация всеми силами пытается вас подчинить. Когда вы фактически должны вертеть головой на триста шестьдесят градусов чтобы все происходящее вокруг вас видеть, слышать и чувствовать. Это было тяжелое испытание. И мне не очень хотелось вновь проходить эти университеты. Хотя я и допускал, что Борису была бы хорошая школа. По моему мнению, мужчина для возмужания, помимо занятий спортом должен или прослужить в армии или отсидеть в тюрьме. Иначе он не поймет жизнь так, как ее надо было понимать.
      Неожиданно Борис согласился уехать. То ли он сам что-то понял, что ли шаман Ятагай ему рассказал какой "секрет", что на прощание мы собрались у костра. Правда, говорил теперь сам Борис. (Кстати, это все-таки произошло не сразу. Сначала Борис с шаманом ушли в горы и жили там две недели.)
      - Ну как местные предания? - с улыбкой обратился я к Борису. - Набрались местной мудрости?
      - Я теперь многое понял, - серьезно ответил Борис. - Вся моя жизнь словно перевернулась снизу на голову и обратно. Но больше всего меня и на самом деле поразили местные предания.
      - Расскажите, - попросил я.
      - Надо внимательно слушать и наблюдать то, что происходит вокруг, - сказал Борис. - Если к вам за помощью или советом обращается человек - следует максимально успокоить нервы, войти в транс, и начать чувствовать свои ощущения. Если у вас затрепещет сердце - это к скорби. Если звенит в левом ухе - это к смерти, если в правом - к добру. Если чешется левая бровь - к гневу. Если правая - к радости. Если у юноши тяжелая рука - он женится на вдове. Если тяжелая рука у девушки - выйдет замуж за вдовца. Если при разговоре дернет верхние части голени - к исполнению желания. Если дернет на передней или внешней части голени - к тяжелой дороге и препятствиям. Потянет вдоль голени - к смерти. Если дергает лопатку - к болезни. Если зачешется горло - к водке.
      - А если дергает поперек с задней стороны мускулов рук? - спросил я, внимательно посмотрев на Бориса.
      - Это к приезду шамана, - ответил он (боковым зрением я увидел еле заметный одобрительный кивок улыбнувшегося шамана Ятагая). - А если сильно дергает поперек мускулов на плечах - к смерти.
      - К смерти? - переспросил я.
      - К смерти, - ответил Борис.
      Мы посмотрели друг на друга. Я заметил, что Борис стал совсем другим. Взгляд его стал закаленным и суровым. Он словно прошел ту школу жизни, которой, видимо, ему всегда не хватало. И я был рад, что приложил к этому прямое участие.
      - Голос дьявола похож на спор четырех громов с разных сторон, - продолжил Борис. - А когда он кричит - шум такой, словно большая глыба откололась от скалы и катится вниз по каменной горе.
      По невольному совпадению, почти тотчас же раздался подобный шум.
      - Я все понял, - тихо ответил я. - Спасибо.
      - Это вам спасибо, - поблагодарили меня одновременно и шаман Ятагай и Борис.
      Кстати, Борис получил другое имя. Он стал теперь Бяйбялин. Шаман Бяйбялин.
      
      Сергей Зелинский.
      Август 2017 год.
      
      љ C.А.Зелинский. Мой психотерапевт.
      

  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Обновлено: 25/08/2017. 182k. Статистика.
  • Повесть: Проза

  • Связаться с программистом сайта.