Зелинский Сергей Алексеевич
Досье на человека /2017/

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Размещен: 08/12/2017, изменен: 08/12/2017. 305k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Психологические романы,художественная проза, (18+)
  • Скачать FB2
  • Аннотация:
    Книга о нас с вами. О тех, кто хочет понять себя, даже если ему не нравится правда. Нельзя всю жизнь скрываться за лживостью собственного умения говорить одно, делать другое, думать о третьем, а совершать четвертое. Притом, что существует еще и пятое, шестое, седьмое, десятое... А у кого-то может и сотое... Как говорил Пушкин, мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. (И в зависимости от собственных знаний, умений да жизненно опыта вполне способны успешно - или не успешно - одурачивать других, выдавая себя - за не себя). Давайте жить здесь и сейчас. И хотя бы на миг признаемся в том, кто же мы есть на самом деле. А после забудем. Благополучно забудем. К сожалению. Ведь, быть может, таков наш удел. Ну, - или возможность к выживанию в современном мире. Может даже судьба. Но даже чтобы признаться кто мы есть, надо это понять. А для этого почти неминуемо следует в этом разобраться. Попытаемся?
    •   
      
      СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
      
      
      ДОСЬЕ НА ЧЕЛОВЕКА
      
      
      2017
      
      
      
      
      љ C.А.Зелинский. Досье на человека.
      
      Текст печатается в авторской редакции.
      Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      СЕРГЕЙ ЗЕЛИНСКИЙ
      "ДОСЬЕ НА ЧЕЛОВЕКА".
      
      Аннотация.
      Книга о нас с вами. О тех, кто хочет понять себя, даже если ему не нравится правда.
      Нельзя всю жизнь скрываться за лживостью собственного умения говорить одно, делать другое, думать о третьем, а совершать четвертое. Притом, что существует еще и пятое, шестое, седьмое, десятое... А у кого-то может и сотое... Как говорил Пушкин, мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. (И в зависимости от собственных знаний, умений да жизненно опыта вполне способны успешно - или не успешно - одурачивать других, выдавая себя - за не себя).
      Давайте жить здесь и сейчас. И хотя бы на миг признаемся в том, кто же мы есть на самом деле. А после забудем. Благополучно забудем. К сожалению. Ведь, быть может, таков наш удел. Ну, - или возможность к выживанию в современном мире. Может даже судьба.
      Но даже чтобы признаться кто мы есть, надо это понять. А для этого почти неминуемо следует в этом разобраться. Попытаемся?
      
      
      Досье на человека
      роман
      
      "Желать не быть и не желать быть - совсем не одно и то же"
      Мигель де Унамуно
      
      "...праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников".
      Экклезиаст 8:14
      
      "В действительности все иначе, чем на самом деле"
      Антуан де Сент-Экзюпери
      
      
      
      Пролог
      Какая-то видимо совсем затуманенная истина привела меня к возможности разобраться в себе.
      Впрочем, я ведь как всегда могу ошибаться. "Как всегда" - потому что истины не существует по факту. И при этом все время кажется, что именно сейчас ты ее нащупал. Или сможешь это сделать в ближайшее время. Дайте только срок.
      То, что срок может быть реальным - думать не хочется. А потому после недолгой паузы вдруг отпускаешь все на круги своя. Чтобы после нет-нет да возвратится к тому же.
      Загадка? Так вся жизнь такая же загадка. И каждый (по своему, конечно, по своему) пытается разрешить ее.
      У кого-то что-то получается. У кого-то нет. На самом деле и первые и вторые лишь нащупывают какую-то грань понимания, вроде как прикасаясь к ней, но когда они готовы уже воскликнуть о своем открытии - недавнее видение уходит от них. И перед ними вновь пустота. Пустота и таинство печали от того, что так ничего и не удалось.
      Слабые тут же уходят. Сильные продолжают бег поиска, часто переходящий в бег по времени и заканчивающийся возвращением на круги своя.
      Но ведь кому-то все-таки что-то удается? Или нет?
      
      
      Часть 1. Поиски истины.
      Пролог
      Я искал в этой жизни отдушину. Мне так хотелось познать все ее законы. Законы жизни. Я всеми силами стремился найти то единое правило, которое станет применимо ко всему, мной касаемому.
      Я хотел счастья. Я верил, что счастье возможно. Верил, что наступит единое царство истины. Когда больше не будет кошмаров. Когда можно будет достойно существовать. Когда всплывающие в памяти примеры прошлого, жизней, прожитых до меня, перестанут говорить мне, что это невозможно.
      Что счастья нет.
      Что оно если и возможно, то лишь у определенного круга "счастливчиков". Тех, кто постиг тайны этого мироздания.
      Что когда-нибудь пустят и меня в их узких круг. Круг мудрецов? Ну, уже если и так, то круг мудрецов. Ведь кто как ни я - к этому стремился всю жизнь? Кто как ни я хотел- постигнуть все эти, порой, немыслимые законы вселенной, чтобы просто жить. Жить, на благо других, не отвлекаясь на решение иной раз таких наболевших вопросов, от которых сама по себе жизнь уже даже не кажется столь значимой да необходимой. А ты можешь просто заниматься постижениями масштабов вечности. И стать от этого счастлив.
      Господи, как же я хотел стать счастлив! И пусть в варианте со мной это было невероятно сложно, но ведь всегда возможно сделать хоть небольшое исключение. Ради меня. А я уже научу остальных. Достойных. Тех, кто, также как и я, всячески к этому стремился.
      Стремился к счастью. Дайте мне это счастье. И я, как Прометей, передам его людям.
      
      
      Глава 1
      В жизни настолько часто все меняется, что может случиться так, что появится нечто, что способно в одночасье изменить не только течение вашей жизни, но и, быть может, даже судьбу.
      Например, случайное стихийное бедствие или такая же случайная смерть. Вас или ваших близких.
      
      И все равно я знал, что существует что-то, во власти чего находится судьба каждого из нас.
      Точно также я знал, что и после чего-то самого поистине ужасного, приходит счастье. Да еще такое, что забываешь потихоньку ужас некогда произошедшего, а когда силишься вспомнить его, он уже не оказывает на твою психику столь сильного воздействия.
      И при этом, как такое становится возможным, что даже память стирается у вас, а если и сохраняется что-то, что вы уже не переживаете ничто в той мере, как это было в момент самого происходящего, а наблюдаете словно в кино.
      .................................................
      
      Иногда в моей памяти всплывают эпизоды из детства. Связаны они всегда с родителями, которых давно уже нет. Но когда вижу их я, тогда и я и они находимся в том возрасте, когда это все происходило.
      Но вот почему мне после стало уже не так больно от того, что я не могу увидеть их, или, сняв трубку, позвонить? Психика, как предполагаю, видимо таким образом меня защищает. Но ведь точно также все касается и других людей. Раньше был верх эмоций, а сейчас плато тишины и покоя. Пусть даже покоя сквозь сжатые зубы, но все-таки покоя.
      
      Видимо с тех пор я научился терять. И к любому, что сейчас происходит в жизни, отношусь с понимаем, что это мне дается лишь во временное пользование и скоро я все потеряю. А потому боюсь привязываться.
      
      
      Глава 2
      Когда-то один умный человек сказал, что видит мой путь таким, каков он у меня есть. Сказал, что я никогда не стану как он, олигархом, но и всегда в моей жизни будет что-то, что будет меня радовать.
      - При этом это просто такой твой жизненный путь, - произнес он. - И подобное просто необходимо принять. А когда примешь, сразу станет легче жить. Ты же все время сопротивляешься и стремишься прыгнуть "выше крыши", отвлекаясь на дела, заниматься которыми тебе не нужно, ибо попусту тратится время.
      - Но ведь при этом прибавляется опыт жизни? - предположил я.
      - Да, - согласился он. - При этом прибавляется опыт жизни. Но то, что ты смог бы за это время достигнуть, отдаляется.
      - И невозможно, чтобы я вырвался из этого порочного круга? - уточнил я.
      - Ну почему же порочного? - с пониманием ответил он. - Ведь знаки плюс или минус всегда расставляем мы сами. Но то, что сейчас нам кажется для нас плохо, не всегда таким является на самом деле. Понимаешь?
      Я кивнул. Тем более что давно уже сам стал задумываться об этом. Может потому и спросил своего друга, который действительно всегда был обласкан судьбой. Родившись в простой семье и даже начав трудовую деятельность рабочим, всего через несколько лет он стал удачным бизнесменом, переводившим на счета в офшорах свои миллионы долларов. И с тех пор на протяжении уже более двух десятилетий он все время только подтверждал свою мудрость и удачливость.
      - Но ведь я тоже хочу? - попытался возразить я.
      - Хотеть можно, - улыбнулся он. - Только не получится жить другой жизнью. У тебя собственный путь. Причем, - он поднял вверх указательный палец, - еще неизвестно, кто после смерти окажется в выигрыше.
      - После смерти? - уточнил я.
      - После смерти, - кивнул он, закуривая сигару.
      
      
      Глава 3
      Иногда случается так, что начинают беспокоить звонками нежелательные люди. Обычно это различного рода мошенники. В Европе, в отличие от до сих пор еще средневековой (несмотря на двадцать первый век) России, подобной проблемы нет. И это огромный плюс цивилизации.
      Подобного рода звонки отвлекают от дел. Если честно, я бы давно уже отказался вообще от телефона. От всех "входящих". Но еще случается, что звонят люди, номера которых ты не знаешь (чтобы внести их в белый или черный список), а эти люди тебе необходимы. Поэтому совсем отказаться от связи ты не можешь. И приходится к подобному недоразумению относиться философски.
      Вообще, волей случая сейчас я затронул весьма важную тему. Ведь все, что появляется в нашей жизни, несет определённую направленность. Это своего рода знаки, которые необходимо правильно слышать. Тогда они помогут в жизни. Потому что в жизни необходимо все время учиться и совершенствоваться.
      Уроки для совершенствования всегда подбрасывает сама жизнь. Следует просто правильно наблюдать за происходящими с вами ситуациями. Ведь ничто не бывает просто так. Если что-то случается, значит на это существует своя причина из вашего прошлого.
      О подобного рода причинно-следственной связи я догадывался всегда, и лишь только в последнее время стал четко убеждаться в том, что это правда.
      Оставалось установить особые правила специально для себя. Для понимания, и, разумеется, для того, чтобы стало легче жить. Ведь мы все хотим легче жить. А такое в большинстве случаев возможно только, если вы не тянете с собой в будущее - грехов из прошлого.
      Что такое грех? Грех, это когда вам отчего-то плохо. Вы что-то совершаете, вам от этого становится тяжко на душе или появляются прочие неприятности, и вы уже четко знаете, что совершили какой-то грех. А ваше нынешнее состояние - не иначе как возможность очищения себя. Ведь когда мы испытываем различного рода беспокойство - то тем самым очищаемся.
      А потому, если вам сейчас грустно - ожидайте впереди радость. Она непременно случится, особенно, если грусть вы несете достойно. Без ненужных обвинений всех и вся, а просто молча, закусив удила, продолжаете собственное движение вперед.
      
      
      Глава 4
      Понимание радости или горя, наверное, все-таки больше носит фрагментарный характер, и уж точно, это все не навсегда.
      В жизни вообще, зачастую, все так быстро меняется, что иной раз просто диву даешься. Вы вроде как живете, миг, - и уже не живете вовсе, а лишь существуете. А на смену радости - всегда приходит горе, равно как и наоборот. И потому задачей человека является нивелировать грустные значения собственной жизни и сделать так, чтобы было весело и счастливо жить. Ведь жизнь всегда является более выигрышной, нежели чем смерть. При жизни у вас всегда остается шанс изменить свое существование в положительную сторону. Тогда как после смерти подобное право уже не нужно. Ведь нет и жизни.
      .................................................
      
      Не знаю, когда я впервые стал задумываться над тем, чтобы постараться что-то изменить в природе собственного восприятия бытия... Мне казалось, что должно было пройти время, прежде чем удастся что-то по настоящему оценить да понять. А все происходящее приходилось воспринимать с позиции если даже и не радости, то точно не грусти. Просто во всем прослеживалась какая-то порой удивительная запрограммированность на ожидаемый результат, которого, конечно, вполне могло и не быть, но который наверняка был. Я знал, что он должен быть. Потому и с самого детства всячески стремился заниматься собственным воспитанием, словно понимая, что пройдет какое-то время и все непременно станет на свои места. И тогда я смогу начать просто жить. Жить, быть может, так, как о том мечтаю. Жить, даже просто жить, а не влачить существование.
      Кому я был обязан в появлении у себя подобных мыслей, я не знал. Это могли быть родовые грехи, или же следствие моих собственных поступков. Ведь не правда, что дети безгрешны. Это Иисус так по наивности считал, потому что он мог себе позволить быть великодушным, ибо бог. Но даже дети бывают иной раз очень даже коварны. По крайней мере, таким ребенком, вероятно, был я. Просто взрослые не всегда распознают признаки подобного коварства, а сами дети вообще об этом не задумываются, ибо смотрят на мир еще совсем другими глазами.
      
      
      Глава 5
      Удивительно, но я верил в избранность собственного пути. Пусть мое сознание, конечно же, ничего не понимало, пусть в уголках памяти таилось все еще то нечто, что в любую долю секунды готово было распуститься в цветок удачи, я тем не менее жил своей жизнью, даже, по сути, не понимая (если меня спроси - открыто да откровенно), что происходит.
      Загадка. Вся жизнь для меня представляла одну нескончаемую загадку бытия. Я понимал, что жизнь проходит мимо. Но если раньше я о чем-то печалился, то уже позже я знал, что готов отдать всего лишь долю секунды ощущения счастья - за все земные блага жизни. Ведь с чем можно сравнить то блаженство, которое охватывает вас, когда вы слушаете оперу, и даже ничего не понимая в тексте на итальянском, французском, или испанском языках, ибо знаете только свой язык, вдруг перед вами открывается поистине Истина.
      Или классическая музыка. Вы не музыкант, не актер, не певец; вы не имеете ничего общего с таинством музыки, но когда вы слышите ее, - в вашей душе в одночасье вспыхивает пожар радости и вселенского блаженства.
      Почти также я воспринимал жизнь. И отдавал отчет, что при жизни, вероятно, буду не понят (хотелось обратного), не узнаваем (хотелось обратного), не богат (хотелось обратного). Но всякий раз, когда я ступал на эту колею, для меня уже ничего не оставалось, кроме как творить. Творить, невзирая на узнаваемость или финансовую отдачу. Если бы я хоть раз подумал о деньгах - я бы в одночасье умер как поэт, прозаик, учитель. Ибо на пути к истине перед вами всегда одна тайна - тайна познания себя. Этим вы всю жизнь и занимаетесь. А другие уже находят в вас - себя. Если помните, это принцип закона интроспекции Вундта. Писать о своих ощущениях - и знать, что точно тоже самое испытывают другие. Я прав?
      
      
      Глава 6
      Мешанина затуманенных истин случается что вторгается в подсознание и словно сама по себе вдруг начинает вершить собственный суд.
      Я терялся когда-то от подобного коварства - тире - ведомства судьбы, а после подумал, что не стоит так уж ей давать праздновать собственную победу, благо что она ошибается. Ведь если предположить, что не мы управляем судьбами, то как же возможно такое, что мы всегда знаем кто виноват - если нам становится плохо (или хорошо)? Получается, когда мы одинаково уверены в успехе или поражении - мы радостно внимаем происходящему и готовы принять все и вся. А тогда, когда перед нами затуманенность бытия - мы сникаем и верим в бога.
      - Абсурд и двойные стандарты, - посчитал я. - Подобного быть не должно.
      В следующие дни я до конца выверил собственную честность. Теперь никто и никогда не способен был мне сказать, что я был в чем-то виновен. За каждый свой проступок я готов был нести ответственность. Если по какому недоразумению что-то когда-то сделал не так - готов возместить ущерб в размере с пенями, накопившимися с момента самого ущерба. Я всеми силами быль готов отбелить свое честное имя и мне сейчас стало бы непонятно, если бы кто вознамерился быть против меня,
      К счастью, таковых не нашлось. Разве что лжецов. Ну так пусть они отправляются к своему духовному отцу - дьяволу. Ведь отец лжи - это дьявол. А отец правды и справедливости кто? Впрочем, разве в мире есть справедливость?
      
      
      Глава 7
      Все больше я погружался в какое-то собственное видение относительно всего. При том, что оно таковым являлось может и вообще лишь только для меня одного. Я ведь замечал, что другие смотрят на окружающий мир иначе. Не лучше, не хуже, а именно по другому. И все, что мне хотелось, это дальнейшего великого понимания всего и вся. И, конечно же, понимания собственного предназначения.
      Впрочем, последнее я уже знал. Как бы трудно это не было в материальном плане (ведь в жизни иной раз хочется и жить, а не выживать), тем не менее я никогда не был способен избрать другой путь вместо того, что выбрал однажды.
      Да, попытки такие были. Но они настолько оказывались фрагментарными и нелепыми, что видимо свыше не были заинтересованы сменой моей деятельности, а потому все оставили как есть. А я вновь и вновь вступал на свою колею, занимаясь тем, чем, собственно, всю жизнь и занимался.
      И потому я нес другим свои и слово, и мысли - обличая те в пожелания.
      Подобная работы была и практическая, и теоретическая. Но я всегда занимался одним и тем же. На практике я учил людей обретению истины. В теории делал тоже самое, неся им свое слово уже в печатном виде.
      И никогда я не прекращал поиски формулы жизни. Я верил, что рано или поздно найду ее, или же максимально приближусь к пониманию. И тогда мой путь продолжат другие.
      
      
      Глава 8
      И ведь, по сути, никогда действительно точно не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
      Также как неведомо нам наше истинное предназначение.
      А я ведь его искал... Почему-то мне казалось, что если удастся подобное, значит легче станет моя дальнейшая жизнь. Судьба? Я не думал о судьбе в той степени, что судьба все равно рано или поздно расставляла все на свои места; и в то же время верил в нее, или, скорее, доверял ей как матери. При всем при том, также как мы, зачастую, нарушаем заветы матери, так и я иной раз стремился сделать все наоборот. А потому, особенно когда проходило время, я порой отмечал про себя всю ту легкость сбывавшихся слов, когда-то даже не напророченных мне, а видимо все же вышедших из уст в минуты по особенному удивительных откровений. Так, вероятно, когда-то оракулы предсказывали судьбу древним египтянам, или шаманы Сибири, войдя в транс, вещали, о чем их вопрошали страждущие. Ведь тот, кто доволен жизнью, никогда не станет интересоваться тем, когда закончится его счастье.
      .................................................
      
      Я находил, что жизнь, зачастую, бывает весьма несправедлива. Но даже понимая это, я всегда оставлял для себя нечто, что пусть и являлось моим недопонимаем, но все же было таковым лишь в условиях какого-то поистине заблудшего желания найти ту истину, которая сама откроется перед вами - когда придёт ее (или ваше) время. А если такое время еще не пришло, то значит вам и не дано сейчас что-то увидеть сверх виденного. Не потому, что вы плохие, - просто время еще не пришло.
      
      
      Глава 9
      Мысли путались, порой наслаиваясь друг на друга в тщетной недосказанности, но не останавливаясь, бежали дальше. Что было там, впереди? Что ожидало меня? Какой еще мог быть полет фантазийного безумства или невыраженной печали неудовлетворённости?
      А может наоборот? Складывающиеся из букв слова являли собой некий пока еще неразгаданный код истины. Той истины, которую я искал всю жизнь и которая способна будет в итоге помочь разобраться все всем, что происходит. Ведь жизнь всегда казалась мне настолько увлекательной загадкой, что я искренне верил в то, что она в итоге поддастся моему разрешению. И мне станет легче жить. Жить ведь можно по разному. Отбывая срок в тюрьме, вы ведь тоже живете. Но живете в понимании, что это просто проходит ваше время. А когда вы на свободе, у вас всегда есть намного больше шансов и возможностей наладить собственную жизнь. Не потому ли заключенные так всегда мечтают о свободе... Также как тяжело больной человек готов отдать все, что у него есть, только ради здоровья. Простого здоровья, которое уже кажется ему счастьем.
      А потому мне, конечно же, грех было жаловаться; и если кто знает меня, - я если и делал это когда-то, то уже давно даже позабыл когда, ибо все ведь познается в сравнении. А сравнивая себя с другими, понимаю, что счастлив уже хотя бы оттого, что жив да здоров. А остальное приложится. Рано или поздно все получится, если вы проявляете терпение и труд. И это тоже истина. Может даже та самая главная истина, которая даже - в случае если я не найду иную формулу жизни - вполне может считаться таковой. Ибо действительно, только труд и вера в результат в итоге вытянут все и вся. И приведут вас к счастью.
      
      
      Глава 10
      Можно, конечно, долго говорить о необходимости происходящих с вами в жизни изменений, но, пожалуй, уместно напомнить одно: любые изменения - это ваше обновление. Жизнь не стоит на месте. Все происходит таким образом, что если вы не обновляетесь, то рано или поздно ваше место займут другие. С вами при этом случатся различного рода ненужные (совсем не нужные) психические состояние, которые в итоге все равно заставят вас измениться, ибо остаться собой прежним - будет фактически означать смерть еще при жизни. А это самое страшное, когда вы еще сохраняете физическую оболочку, но уже духовно умерли, потеряв себя. Это ли не мучение для того, кто всеми силами всегда стремился не только жить, но и шел в авангарде этой самой жизни.
      И что тогда получается? А получалось то, что я ни за что не должен был сникать перед какими бы то ни было трудностями. И даже если периодически случались они, воспринимать их все-таки с позиции опыта жизни и, уже получается, необходимости наступления их как раз для этого самого опыта. И никак иначе. Да я, признаться, именно так и жил. Видя мир словно в нескольких параллелях одновременно, я все время находил нечто положительное даже в самом отвратительном. Впрочем, как и наоборот. Но последнее мне уже досталось как бы "в нагрузку". Ведь как невозможно, чтобы вам всегда везло и жизнь представляла одну нескончаемую удачу, также невозможно, чтобы вас все время обуревали сомнения да ужасы бытия. Это, простите, психиатрическая клиника, не иначе.
      
      Довольно рано подобное осознав, я всегда верил исключительно в удачу - и причем удачу исключительную. Там, где другим было трудно, я проходил путь, не замечая опасностей его. Там, где другие не выдерживали, я двигался, не оглядываясь и не замечая (может потому и не замечая) опасностей его. Да и не было ведь никаких опасностей, ибо подавляющее большинство так называемых "опасностей" придумали мы сами. Ведь есть на свете очень счастливые люди. И при этом они не обязательно должны быть сверхбогаты или душевно больны. Это даже не только философы или мудрецы. Нет, совсем нет. Просто я знал, что если вы того желаете, то рано или поздно вам обязательно откроется истина и вы сможете выработать своеобразную формулу жизни. Формулу, своего рода магическое заклинание, а на самом деле правило, коему станете следовать, после осознания (и уже, получается, выполнения, ибо выполнение возможно лишь после осознания) чего - все самым лучшим образом у вас с этой жизнью сложится. С земной жизнью, конечно же. Ведь еще существует иная жить, если помнить христианскую мифологию.
      
      
      Глава 11
      А еще я, конечно же, посвятил себя творчеству. Ибо уже не только не мог не писать, но и знал, что именно с помощью всех этих "буковок", которые вырисовываются в слова, я фактически вообще живу. Если бы не было их, значит не было бы меня. В благодарность за этот дар судьбы я был способен сносить все что угодно от этой самой судьбы, веря, да даже не то что веря, в том плане, что вера как таковая была здесь не главная, не на первом месте, а просто ведь я уже и не мог иначе. Это была моя жизнь. Если было "это" - значит была жизнь. Вот так сказать будет более правильно.
      ........................................
      
      Если вам становится когда-то невмоготу, вы должны понимать, что все сейчас происходящее с вами случилось неспроста и для чего-то все это нужно. Необходимо. Обязательно следует подобное пройти, а не прятать голову в песок, страдая, да еще и показывая страдания другим. Зачем это нужно, тем более что это ведь только ваш путь. Путь, который вы (и только вы!) непременно должны пройти. А если так, то все остальное уже кажется, быть может, даже настолько излишним, туманным и, поверьте, совсем не нужным, что иной раз диву даешься, как такое возможно.
      Возможно. В мире вообще, как я понял, возможно все, что угодно. И потому, совсем необязательно что-то умалчивать или таить в себе, а достаточно хоть иногда подобное выносить во внешний мир. Внешний - это мир отличный от мира вашего внутреннего. Подумайте о написанном выше.
      
      
      Глава 12
      Внутри меня сидело нечто кошмарно-ужасное. И при этом... И при этом я поразительно неверно все время истолковывал его. Видимо в этом таилась основная ошибка. Ведь если вы делаете что-то, и это "что-то" у вас не получается (то есть, вы видите последствия его - вас не устраивающие), то неминуемо означает подобное, что вы попросту пребываете на ошибочном пути. И все, чем занимаетесь - неверно.
      Стоп. Это тоже ошибка. Не все, чем занимаетесь, а лишь что-то в таком занятии может являться ошибочное. Тогда как общее направление вполне может являться верным.
      Вернемся к началу.
      Внутри меня сидело что-то кошмарное. Я словно намеренно делал поступки, которые знал, что не понравятся тем, кто верил в меня.
      И еще страшнее было от того, что в этом во всем я находил какой-то особый "изыск" жизни. Вот ведь что ужасно. Я понимал (конечно, понимал!), что совершаемое мной есть зло и ошибка, но был не в силах ничего с собой поделать, словно даже наслаждаясь собственными проблемами, кои уже, получается, прогнозировал.
      А может я все-таки надеялся, что когда-то у меня все получится? Может ради этого я жил? И полагал, что именно мое терпение в итоге поможет отыскать ту истину, к которой я так всегда стремился?
      Все-таки, думаю, что это действительно так. Иначе было бы невозможно представить, зачем все совершаемое мной.
      
      
      Глава 13
      Всегда было загадкой: что он сам о себе думал? Казалось, что такими вопросами он не задавался, а просто жил. Но если это так, то подобное, видимо, все-таки было ошибочным, потому что к чему тогда отнести все эти пространственные диалоги с самим собой, которые он вел и был, отчасти, даже удовлетворен ими.
      Значило ли это, что в них он находил отдушину своим мучительнейшим поискам - размышлениям? Или все-таки было подобное до боли занимательным и одновременно с этим болезненно мучительным?
      Вероятно, как всегда, вопросов было больше, чем ответов. С одной стороны, это, конечно, хорошо. Ведь большое количество вопросов означало, что человек как минимум интересен и проживает насыщенную внутреннюю жизнь. Пусть даже и состоит она всего лишь из размышлений. Но когда есть о чем размышлять - это ведь тоже хорошо. С другой стороны, все эти размышления как бы говорили о том, что они и не близятся к завершению; а значит человек каким-то внутренним стремлением наслаждается ими, оттягивая окончательную разгадку себя. Ведь мы все так или иначе всю жизнь пытаемся разгадать себя.
      
      Признаться, мне было любопытно наблюдать за ним. Делал я это, конечно же, очень осторожно и большей частью не делился собственными выводами. Может опасался обидеть, может еще по какому своему разумению, но было так, как было.
      Хотел немного остановиться на его внешности, да понял, что она удивительным образом у него менялась. Даже может стоит сказать больше. Сам он видел себя одним, те, кто с ним часто общался - другим, а посторонним людям он казался совсем даже третьим. И тогда какой он бы на самом деле?.. Вот видимо еще один вопрос ко всем тем вопросам, коими и так, судя по всему, была наполнена вся его жизнь.
      Ну да разгадывать вопросы, в какой-то мере, моя профессия. И потому, когда он обратился ко мне с предложением помочь ему разобраться в себе, я внутри себя радостно ликовал, ибо сразу понял, что это удивительный человек и мне будет любопытно за ним понаблюдать. Единственно, я немного не понимал, как это все должно было выглядеть. Ведь выслушивать всякие истории особо не хотелось, потому что, признаться, напичкан был ими основательно за свою жизнь и, как говориться, разобраться бы с тем, что уже было. Поэтому я выбрал несколько иную тактику. Я предложил ему жить как он живет, только предоставить мне возможность все время как бы наблюдать за ним со стороны.
      Он был не против. Предположив, что если это поможет - будет рад, если нет...
      Слово "нет" я сразу отмел, уверив его что все получится и подумав про себя, что самым сложным будет для меня через какое-то время не потерять к нему интерес. Вот тогда уже действительно пиши пропало.
      Впрочем, к тому времени я уже надеялся во всем разобраться.
      
      
      Глава 14
      Говоря о себе в третьем роде, вероятней всего он одновременно и радовался и не радовался происходящему, но наверняка, что это был один из предпринимаемых им способов обмана самого себя. Других он никогда не обманывал, а вот себя, видимо, таким вот нехитрым образом пытался. Хотя, если рассудить, что уж такого было в его мыслях относительно необходимости подобного рода обмана? Скорей всего он даже не задумывался об этом, а лишь несколько заблуждался. Ведь бывает и такое. Ну а почему нет?
      .........................................
      
      Долгое время он пытался понять, почему в его жизни происходило все так, что возникало ощущение, что он как-то особенно к этому не прилагает какого-то особого участия. Будто без его ведома - но при этом его обязательно не только ставили в известность, но и словно даже советовались с ним.
      И, конечно же, это мучительнейшее чувство вины. Причем сейчас он понял основную причину собственных ошибок. Просто он в душе считал (ошибочно) себя намного выше (по статусу, положению, уму, и прочим ошибочным инсинуациям его больного воображения), чем был на самом деле. И согласно этому своему представлению он и совершал определённые поступки. Тогда как другие люди (видимо, в том числе, и сама жизнь) его мнимое величие не признавали. А потому периодически судьба его тыкала носом в землю, словно слепого котенка. Он психовал (внутри), на время вроде как делал правильные выводы, а после все продолжалось по новой.
      И казалось, не будет этому конца и края, да вот наконец-то он вдруг ясно понял, что к чему. Понял, что всему виной фактически он сам. Что жизнь его просто всяческим образом пыталась остановить от совершения различного рода безобразий.
      И так стало ему от этого тошно, так внутреннее скорбно от того, что он в душе такой негодяй, что он уже вполне даже попрощался с жизнью. Не то, что был готов умереть, а просто если смерть придёт, значит согласится, что его время настало.
      Хотя ему так хотелось жить. Чтобы хотя бы исправить собственные ошибки.
      
      
      Глава 15
      Иногда дело обстояло таким образом, что ему было нечего сказать. В такие минуты он очень отчаивался. Минуты иной раз затягивались на часы и даже переходили в дни. Тогда ему действительно становилось невероятно грустно. Он ведь явно видел, что еще очень многое не сделано. Что ему еще невероятно много необходимо изменить в самом себе, чтобы стать лучше, чище и прозрачнее.
      Но как же он все-таки не понимал, что все, что происходит с нами - есть лишь следствие сценария, написанного судьбой.
      Хотя может именно так он как раз и думал; и тогда уже именно эта какая-то магическая предрешенность толкала его к своего рода протесту, выражающемуся или в употреблении алкоголя (коим он тайно намеревался заглушить все и вся), или же просто в какой-то поразительной апатии, когда уже нечего не хотелось, а чтобы сделать хоть что-то - он прилагал невероятные усилия, делая все через силу. Да и, если честно, он ведь и не знал, как лучше. Так или этак. Ибо стоило ему лишь на миг отпустить собственное сознание, и тут же в его мыслях начинался настоящий хаос, а все, что ему хотелось - чтобы это поскорее закончилось.
      Болел он в такие дни страшно. Переживания ему давались мучительно. Человек, который привык все время что-то делать, сейчас он или лежал беспомощно на диване или в беспамятстве бродил по улице и все время курил, курил, курил. Словно бессознательно таким образом хотел убить себя, дабы прекратить страдания души.
      
      
      Глава 16
      По крупицам выуживая истину из собственного подсознания, я понимал, что даже несмотря на годы труда - нахожусь еще только вначале пути.
      ......................................................
      
      Кошмарное марево, казалось бы, затянулось над горизонтом жизни. Человек шел словно по воздуху и понимал, что все то, что с таким трудом давалось ему раньше, было лишь предвестником великого пути, который ему еще предстояло пройти. И осознание этого величия момента - одновременно и радовало, и удручало. Но и при этом рождало великую надежду. А зародите в душе зерно надежды, и вы получите любого достойного человека, ибо такие люди живут только возможностями совершенствования себя, рассматривая происходящее с ними сейчас всего лишь как временный этап, который сначала непременно необходимо пройти, а после забыть. Ибо будущее всегда будет много значимее, чем даже самое великое настоящее.
      Что это? Очередной парадокс жизни? Нет. Идеалистическая правда этой самой жизни. Ни больше, ни меньше.
      
      
      Глава 17
      Масштабность так часто случавшихся с нами парадоксов, одновременно и пугала, и удручала, и вносила какое-то свое - новое да особенное - движение в жизнь.
      Как-то разом (и сразу вдруг) отпали иллюзии относительно чистоты жизни. Я понял, что обман - он и есть обман; и тот обман, который существует в государстве, ни с чем не сравним, разве что когда-нибудь действительно наступит царство справедливости.
      Но если я жил таким представлениями ранее, и они фактически меня формировали, то отчего-то по достижении возраста сорока пяти лет вдруг пришло совсем даже все иное. Иное ощущение правды. И стало настолько грустно от всего, что, вероятно, если бы случилось это раньше, я бы и не понял, что такое возможно. А так сейчас наоборот, судьба уже словно заранее закалила меня. И потому я вполне легко мог вынести все эти страшные инсинуации сознания, обрушившиеся на меня. Загадка, но в каждой загадке всегда скрывается и ответ. Надо лишь детально рассмотреть вопрос.
      Вот так и в моей жизни. Я вдруг понял, что если бы что-то подобное случилось раньше, наверное, еще долго бы мне предстояло что-либо понимать да и мучиться бы, вероятно, самым страшнейшим образом, а тут словно раз - и все вскрылось само за меня. Ибо все, что требовалось - сначала меня самым невероятнейшим образом вывести из себя, а после мой мозг уже сам начинал искать варианты анализа происходящей ситуации; а еще после вдруг оказывалось, что я не только чуть не стал жертвой самых настоящих мошенников, но и это самое мошенничество оказалось весьма развитым в социуме где я жил, да еще, по всей видимости - это мое предположение - потакается сверху.
      
      
      Глава 18
      Жизненные пертурбации всегда сопровождают жизнь любого, кто стремится не просто отсидеться (по жизни), но и думает что-то достигнуть. Ведь в таком случае подобное движение предполагает, что рано или поздно случится соприкосновение интересов двух и более лиц. А значит вдруг окажется, что часть сил (и жизненной энергии), которые необходимо потратить на нечто позитивное, уйдет на то, чтобы бороться с ветряными мельницами. И это мне казалось по особенному печальным, но ничего изменить я был не в силах. Хотя и честно ломал голову как сделать что-то, чтобы впредь исключить возможность вообще какого-либо противостояния. Вернее - чтобы не нападали.
      Тем более что одно дело, когда на вас нападают открыто (тогда всегда есть шанс отбиться), и совсем иное, если это делают подло и из-за угла. В таком случае уже все обстоит иначе. И это точно также меня и удручало и, как ни странно, заставляло испытывать незначительной степени потаённую радость, ибо говорило о том, что жизнь будет все равно продолжаться, чтобы в ней не случилось. Ведь иначе можно было откровенно засохнуть.
      ..............................................
      
      Конечно, мне, по большому счету, совсем не хотелось какого-то противостояния. Будь моя воля, я бы просто жил. Но вот показывает практика, что жить так как мы хотим - не всегда возможно; особенно в той стране где жил я, где вечно вас подстерегают различного рода опасности или в виде государства или из-за мошенников, расплодившихся на территории бывшего Союза и активно перенимающих современные технологии обмана доверчивых граждан.
      
      
      Глава 19
      Наверное, больше чем я, в мире ошибок никто не совершил. Отличие мое от других лишь в том, что я свои ошибки выстрадал, и, осознав пагубность их, предпринимал в последующем все для их исправления. Да и не только исправления, но и для того, чтобы еще (вот они - еврейские корни) остаться в плюсе от вроде как осознаваемого убытка.
      При этом вполне понятно, что я стремился все время ничего ошибочного не совершать. Вполне разумное желание, видимо, большинства людей (за исключением ортодоксальных неудачников, предпринимающих все усилия погубить себя). Но тогда уже вопрос: как вы это делаете?
      
      То, что я делал, пожалуй, заслуживает отдельного диалога, хотя наверное я еще до конца не готов обо всем рассказать, ибо сам все не понял (ведь чтобы учить - надо понимать). А то, что понял - требует доскональной (длительной по времени, иными словами) проверки. На что, понятно, потребуется время.
      
      Впрочем, как я уже не раз наблюдал у философов-классиков, все задатки гениальных открытий, произошедших у них в зрелом возрасте, были читаемы еще в их ранних работах. Насколько, конечно, мой нынешний возраст (и соответствующее возрасту творчество) можно считать ранним, но я отчего-то все делал так, словно намеревался жить вечно (сто лет, как минимум). С чем, конечно, черт не шутит, но как бы то ни было, даже в свои нынешние годы (и полвека не прошло, однако) я ощущаю себя или повзрослевшим подростком или открывающим жизнь молодым человеком. И тот и другой (имея незначительную разницу в возрасте) понятно, что ошибаются или, что еще вернее, пока что могут позволить себе ошибаться. Просто в силу возраста. Ведь только становясь старше - мы или мудреем, или глупеем. Это уже как повезет. Ведь, как известно, возраст человека имеет четко выраженную линию: несмышлёный ребенок - ошибающийся юноша - в тридцать-сорок лет все понимающий и умно рассуждающий человек - после начинающийся во всем разочаровываться мудрец - и, наконец, старик с мозгами несмышлёного ребенка. К сожалению.
      
      
      Глава 20
      Мне отчего-то казалось, что я только-только сейчас начал приближаться хоть к какой-то истине. То, что истины пока еще не было, и в лучшем случае я становился свидетелем появления задатков ее - понимал, но ничего сделать не мог. Реальность всегда оказывалась сильнее меня; и при этом она была такой же загадочной, как и раньше; как и всегда. А я... А я все также безуспешно стремился постигнуть ее.
      Напрасно? Да уже нельзя было сказать, что напрасно, учитывая, что само значение истины нам неподвластно гораздо более, нежели чем можно себе представить. И все же я отчего верил в результат. Ну или, если честно, мне просто очень хотелось в это верить.
      
      
      Глава 21
      Я фактически наслаждался моментом собственного прозрения. Подобное со мной случалось лишь в последнее время и было столь не часто, что я до убийственности ловил подобные "ощущения себя".
      Знаете, это как будто вы были слепы - и вдруг разом прозрели. Перед вами тотчас же открываются те горизонты, коих ранее вы были лишены и потому к ним относитесь совсем иначе, чем то могло показаться раньше, когда у вас было все, а вы имели это - и не замечали своего счастья.
      А ведь это так очень важно - видеть свое счастье. Видеть, осознавать то, о чем раньше знали, но словно в каком-то случайном беспамятстве не обращали внимания. Чтобы после (теперь!) - раскаиваться в этом. И даже не то, что раскаиваться, а словно даже искать то нечто, что станет возможным на пути вашего дальнейшего исправления. Ведь так хочется "подчистить грехи" - и идти дальше по жизни в счастье и многогранном комфорте. Комфорте сознания, обнимая собственное подсознание и улыбаясь обнимающей вас удаче.
      - Не это ли поистине счастье? - спрошу я вас, и сам же отвечу, что да, - это и есть счастье!
      
      
      Глава 22
      Таинственная жизнь накладывала отпечатки на происходящее со мной, фактически меня меняя.
      - Что это было? - говорил я себе, после того как происходил очередной случай какой-либо удивительной осмысленности происходящих событий.
      Но вот ответа чаще всего я не получал. Сразу не получал. Любой ответ приходил после и проявлялся в виде знаков или еще какой мистической составляющей, важность которой была столь четко выражена, что не требовалось дополнительных размышлений дабы понять истину.
      ................................................
      
      Я никак не мог поверить, что когда-то смогу вздохнуть воздухом свободы. Практика показывала, что во всем обмана всегда больше, чем истины, а если что-то и казалось, что правда, такая "правда" была кем-либо проплачена. И от этого становилось еще тяжелее.
      Мои детские впечатления разрушались в течение всей взрослой жизни и сейчас, видимо, готовы были исчезнуть окончательно. По крайней мере я понял, что подошел к той точке обнуления, после которой наступает новая жизнь. Если то, конечно, будет позволено свыше.
      И при том при всем, как же мне было тошно от совершенных когда-то ошибок. Ведь судьба всегда давала мне любовь в виде, но я с маниакальной настойчивостью разменивал лучших - на худших (или наоборот). Однако.
      
      
      Глава 23
      Что вообще получалось? Я словно оказался неким заложником, получается, самого же себя. Ведь для того, чтобы мне продолжать жить, я должен был фактически смириться с тем, какой я есть на самом деле, и при этом не сам смириться, а заставить поверить, чтобы так считали другие.
      При этом мне уже совсем давно не хотелось вторгаться в чье-либо сознание. Но обстоятельства так складывались, что видимо происходило это даже без моего какого-либо желания или не желания, словно даже без личного участия ("возможно ли подобное"? - спрошу я вас, ибо сам не ведаю ответа). Это как образ или портрет оказывает на вас влияние, вот так отчасти и я видимо вызывал определенные ассоциации у людей. И с этим уже ни я, ни они, никто иной - не могли ничего поделать.
      Да и вообще, могу заметить, что многое в жизни следует принимать как должное. Просто потому, что так складывается судьба. И даже если хочется что-то изменить, все чаще приходилось смиряться с тем, что подобное изменить нельзя. Ведь вас формирует жизнь. И если ваш возраст приближается к полувековому рубежу жизни, то, что было говорить о том, что вы способны были хоть что-тот сделать. Ничего. Максимум лишь что-то. Но это мизер. Мизер...
      
      
      Часть 2. Модель справедливости
      Глава 1
      Ночь. Небольшой провинциальный городок под Москвой. Близость столицы фактически не сказывалась на тех безобразиях, которые происходили в торговой промышленности этого города. Залежалый лук, просроченные товары, неликвидные продукты питания зачастую "втюхивались" населению под видом товаров исключительно качественных. В общепите было также - или еще хуже. Из остатков пищи варилась "солянка", эти продукты добавляли в первые блюда, им кормили стариков во время акций, придуманных руководством торговой точки. Подобные акции призваны были привлечь как можно больше покупателей, ибо бесплатные обеды весьма стимулировали покупательский спрос.
      Один из авторов-разработчиков подобной концепции питания сидел сейчас за кухонным столом в своем огромном доме, ожидал ужина, а около плиты суетилась его миловидная жена (халатик, средних размеров грудь чуть выступает в разрезе и служит причиной дополнительного внимания директора магазина, рождая различные его сексуальные фантазии и вообще будоражит кровь: он уже представлял, как поднимет подол и "отдерет" свою суженную по полной...).
      Но сначала ему надо было покушать. День был по настоящему насыщен событиями. Приезжала налоговая (за взятками). Приходила санэпидстанция (за взятками). Приходили пожарники (за взятками). Заезжали сотрудники полиции (за взятками). Сегодня был день взяток. Все, кто в этой стране оказался в контролирующих органах, считали необходимым поживиться за счет подконтрольных организациях. С конца 90-х масштабы коррупции приняли катастрофический характер. А чтобы кормить такую ораву - им, предпринимателям, приходилось обманывать народ. Травить его всякой гадостью. Сбывать залежалые продукты. А что делать? "Выживать то было как-то надо", - время от времени рассуждал директор торговой точки. Весьма крупной, надо сказать. Когда-то начав с ларька, со временем он открыл самый крупный магазин в городе. У него также была сеть закусочных, пирожковых (пирожки были из просроченного мяса под видом свежего), и вообще, по его мнению, только так он мог не только выжить, но и жить относительно честно.
      Правда, честность его была условна, он это понимал и сам, точнее, осознав когда-то, больше к этому разговору в собственных мыслях не возвращался, предпочитая, чтобы все было так, как есть сейчас. "Пусть все идет как идет", - говорил он себе в таких случаях, и в общем-то оставался доволен. Доволен собой. Доволен тем, как выстроил бизнес. Доволен вообще всем. Ну а когда человек доволен, он может пуститься и в какие-то размышления о повышении собственного благосостояния, об отдыхе, о дополнительных благах, об излишестве, в общем, обо всем, что "приятно во всех отношениях".
      Вот и сейчас он смотрел на жену, и мысли как он будет делать с ней любовь, вызывали дополнительный всплеск эмоций.
      Он любил заниматься сексом.
      Помимо жены, время от времени он еще насиловал одну из продавщиц. Именно насиловал, ему нравилось когда она, вызванная в его кабинет, чуть ли не забегала к нему, запыхавшаяся, и только захлопывалась дверь, как она, развернувшись головой к двери, поднимала юбку, снимала трусики, и оголив развернутую к нему попку, терпеливо ждала как он ворвется своим членом в ее зев любви.
      Он никогда не медлил. Вызывая к себе любимую продавщицу, он уже знал, что она заранее будет готова, знал, что у него уже "стоит" (а вернее свербит), знал, что никакие излишние прелюдии будут не нужны, а все произойдет быстро и качественно.
      Ох, как он ее трахал! Иной раз к нему подкатывала слюна и он не в силах был сдержать ее, занятый процессом секса с любимой "потаскушкой" (как он называл девушку "за глаза"), и только когда слюна спускалась по подбородку, жадно вытирал лицо о спину по-прежнему стоявшей на четвереньках и подмахивающей ему тазом женщины, и кончал-кончал-кончал.
      Когда он кончал - он кричал. Кричал он победным рыком, но те, кто не знали, находясь за стеной, полагали, что таким образом он отчитывает нерадивую продавщицу. Не догадываясь, что та распласталась сейчас под тяжестью его тела и тоже билась в конвульсиях, испытывая раз за разом оргазм и являя собой сексуальный типаж особо чувственных женщин.
      Директор заметил, как у него встал член. В то время, как он предавался своему фантазийному безумству, он бессознательно поглаживал член рукой, и сейчас тот стоял как оловянный солдатик, в предвкушении предстоящего наслаждения женской плотью.
      - Иди сюда, - прерывая о чем-то воркующую жену, позвал директор.
      - Подожди-пожди, уже скоро все будет готово, - находясь на своей волне, пропела жена, размешивая варево.
      - Иди сюда, - повторил директор, и по глазам супруга все поняла.
      - Ну, милый, мне же еще нужно в ванную, - пыталась оттянуть она время, безуспешно высвобождаясь от жарких рук охмелевшего от страсти мужа.
      - Ничего, я возьму тебя и такую, - прошептал он и запустил руку ей в трусы. Пальцы уверенно раздвинули половые губы, нащупав уже взмокшую от желания щель. Ух ты сучка, - ласково прошептал он. Уже готова.
      В этот момент в дверь позвонили. Потом звонок повторился вновь и вновь.
      - Что за черт? - зло подумал директор, и, оторвавшись от жены, поспешил к двери, желая поскорее выставить мерзавца, осмелившегося его потревожить почти в полночь, да еще за таким делом!
      Даже не взглянув в глазок, директор распахнул дверь. На пороге стоял крупный мужчина в длинном черном пальто и кепке; из под пальто проглядывался костюм.
      - Доброй ночи, - уверенно сказал мужчина и показал красную корочку. - Это мое служебное удостоверения. Старший советник юстиции Ильин, прокуратура. Но пришел я к вам по личному делу. Не могли бы вы проехать со мной?
      Обескураженный директор не знал что сказать, в нерешительности замерев в двери.
      - Ну, если позволите, могу и я к вам зайти? - предложил ночной гость. - Если это удобно, конечно?
      - Удобно, удобно, - взял себя в руки директор, отступая назад и пропуская в квартиру прокурора.
      - Скажите, где мы могли бы поговорить? - обратился к директору вошедший.
      - Пройдемте в мой кабинет.
      - А это ваша супруга?
      Зардевшая от стыда женщина в этот момент стояла в арочном проеме кухни. Она до сих пор испытывала сильное половое возбуждение и ей показалось, что ночной гость заметил это. Краска еще больше покрыла щеки молодой женщины.
      - Да, познакомьтесь, это Вера, - все еще находясь в какой-то прострации, проговорил директор.
      - Борис Аркадьевич Ильин, - снимая кепку и пальто, произнес прокурор. - Если позволите, я всего не несколько минут заберу вашего мужа и после тут же уйду.
      - Да-да, конечно, - спохватилась женщина, отступая спиной на кухню. - Я как раз пока доготовлю ужин.
      - Еще раз простите, - галантно произнес прокурор.
      -Так по какому вы вопросу? - взяв себя в руки и закуривая трубку, спросил директор, когда они прошли в кабинет. - Если не ошибаюсь, ваше звание в прокуратуре приравнивается к званию полковника?
      - Все верно, - улыбаясь такой осведомленности, кивнул ночной гость, усаживаясь в предложенное кресло.
      -Так какой у вас вопрос? - нетерпеливо спросил директор. - Вы простите за мою настойчивость, - извинился он, по киношному посмотрев на часы.
      - Да-да, понимаю, время позднее, - улыбнулся прокурорский работник. - Но я вас надолго не задержу. - Вот, пробежите глазами, - он извлек из папки бумагу и подал ее директору.
      - Что это? - широко раскрытыми от ужаса глазами прошептал директор, начав читать.
      - Это приговор. Вы обвиняетесь в преступлениях против народа. Впрочем, кратко там все изложено.
      На белоснежной бумаге и правда тезисно были изложены основные пункты обвинения.
      - Ну это еще надо доказать, - убирая бумагу, медленно произнес директор.
      - Поверьте, ничего доказывать не надо, - улыбнулся ночной гость. - Все уже доказано, - и достав пистолет с глушителем, он несколько раз выстрелил в директора. - Приговор приведен в исполнение, - сказал он рухнувшему перед ним телу.
      - Вера! - позвал прокурор. - Вы не могли бы пройти к нам.
      В дверь осторожно постучали.
      - Одну секунду, - прокурор быстро встал с кресла и подойдя к двери распахнул ее, втащив женщину.
      - Что это? - глаза женщины распахнулись от ужаса. - В этот же момент прокурор отвесил ей оплеуху, и быстро развернув к себе спиной, стал насиловать. Через время слезы женщины смешались со стоном наслаждения. Молча, не произнеся ни слова, ночной гость переворачивал женщину в разные позы, но старался всегда так, чтобы в ее поле зрения находился убитый муж. Когда она готова была потерять сознание, он бил ее по щекам и насиловал снова. Кончив, он уверенным движением скрутил женщине шейные позвонки.
      - Вы уж извините меня, - обращаясь к лежащим перед ним телам произнес прокурор. - Но иначе справедливость не восстановить.
      Он аккуратно закрыл дверь и вышел. Пройдя пару кварталов, поймал "частника" и, проехав несколько километров, вышел. Пока добрался до дома, подобное он проделал несколько раз; в итоге даже если бы кто захотел, проследить, откуда он приехал, наверное было бы невозможно.
      
      
      Глава 2
      Лифт остановился на указанном этаже. Человек вышел, прошел несколько метров, позвонил. Когда открылась дверь, он резко пробил боксерский удар - правый прямой - в появившийся в дверях силуэт. Перешагнув через падающее тело, на скачке ударил левый боковой в голову второму противнику.
      - Что ты дела... - пытался произнести третий, но согнулся от удара в пах и обрушившихся ему на спину сцепленных воедино рук. После этого правая рука нападавшего по инерции обогнула слева-направо шею и человек резко крутанул руку. Противник умер от скрученных шейных позвонков еще в движении. Мельком увидев, что в нескольких метрах о него стоит еще один противник, человек побежал на него и поднырнув под руки, оставил левую руку обхватывать корпус, и правую быстро просунул между ногами, выдернул тело на себя, так, что противник лег ему на грудь, перевернул его в воздухе, и опустил на голову, на ходу отмечая хруст шейных позвонков сопроводивших смерть врага. По его данным был еще один противник. Поискав того глазами, человек заметил, что противник стоял, прижавшись к стене и держа отведенную вперед руку с ножом.
      - Нэ подходи, ты слишишь, нэ... - договорить он не успел. Вытащив пистолет с глушителем, человек три раза выстрелил в державшего нож. Потом добил выстрелами каждого из пяти противников. После этого прошел в ванную, аккуратно вымыл руки, прогладил волосы, и вышел, плотно закрыв дверь.
      Он мог быть спокоен. Все прошло удачно. Гастарбайтеры навсегда закончили свой ремонт. И больше не будут мешать старушке, которой, несмотря на ее многочисленные заявления в полицию, никто не спешил помочь. А он смог. Правда, своим способом. Ну так он давно уже считал именно такой способ самым оправданным в современном мире, где, как пел его знакомый шансонье, все можно купить и продать.
      Но вот сам он не продавался. А если предлагали, ставил на карандаш недоумков. Собирая на них сведения и, в зависимости от тяжести их вины - или заводя на них личную карточку, или забывая.
      Но он на самом деле никогда ничего не забывал. Не забыл он и старушку. Давно уже бабка оббивала пороги. Дошла и до одного из его помощников. Прошло несколько месяцев и подошло дело для исполнения вынесенного приговора. Хозяев квартиры он убьет через час. Ровно час ему потребовалось, чтобы дождаться пока его машина поравняется с остановившимся на перекрестке автомобилем и выстрелить в окно. На зеленом сигнале он тронулся, а человек в машине навсегда остался. Пуля пробила ему висок, разбрызгав мозг по салону. После такого не живут.
      Восстановив справедливость, человек поехал на работу. Рабочий день еще продолжался. У него вообще был ненормированный рабочий день. Но он нисколько не переживал по этому поводу, ибо когда-то дал зарок посвятить жизнь восстановлению справедливости. И никогда не нарушал свои принципы и установленные правила. В этом был он весь. И не раз повторял, что порядок должен быть во всем. Порядок рождал привычки. Привычки вырабатывали правила. Правила помогали выжить. У него всегда было все четко и правильно. А иначе зачем жить?
      ...............................................................
      
      Он не знал, кто были его предки. Мало кто из современных людей знает дальше, чем два-три поколения. А тем более ничего не знаем мы о жизни каких-нибудь прадедушек и прабабушек дедушек и бабушек наших прадедушек и прабабушек. Такова жизнь. Каждый более-менее знает себя, что-то знает о своих родителях, еще меньше знает о дедах, почти ничего не знает о прадедах, и что точно, отмотав еще сто-двести лет назад, ничего внятного не сможет сказать о жизни предков.
      И он не знал. Но наблюдательный ум и полученное когда-то образование говорили ему, что предки у него были из древнейших родов Германии (отсюда страсть к порядку), Англии (отсюда стремление к комфорту), России (отсюда иной раз необъяснимая страсть к транжирству), и вообще, судя по всему, в его роду были и храбрые воины, и великие полководцы, и отчаянные гуляки, а также заботливые семьянины, изобретатели, писатели и поэты, и вообще, видимо он собрал все то лучшее, что у всех из них было по отдельности да представлено фрагментарно.
      И когда он размышлял об этом, переполняла этого человека настоящая гордость. Гордость за себя, за предков, гордость, что он вырос именно таким, а никаким другим, и в итоге все это вместе вызывало в его душе радость, а в жизнь привносило именно то разнообразие, которого, зачастую, не хватает всем нам. Хотя, конечно, если разобраться, он сам строил свою жизнь. Строил не по какому-то образу и подобию, а строил ее так, как считал нужным; строил, быть может даже просто чтобы она была. Сейчас он уже не помнил, на каком этапе существования у него еще были кумиры для подражания, но как сказано в Библии, не сотвори себе кумира, и он давно уже жил сам по себе; ориентируясь исключительно на свои принципы и нормы поведения.
      Так было ему проще.
      Так было ему спокойнее.
      Так было, на его взгляд, правильнее. А значит, так было и надо. И незачем что-то менять.
      ............................................................................
      
      На миг он задумался о Гитлере. Фигура вождя Третьего Рейха давно уже по своему будоражила его воображение и рисовала именно ту модель развития общества, к которому человек стремился. Лишь одно не мог он понять: зачем Гитлер начал войну против России? Желание повторить славу Чингисхана? Но ведь тогда и Россия была другая, да и не было ее, по сути, как таковой. Разрозненные удельные княжества совсем не то, что мощный Советский Союз. Ведь если бы не война с Советами, - думал он, - жив был бы еще Третий Рейх, а значит и он, депутат Госдумы Роман Сергеевич Николаев, наверняка смог бы найти в нем свое место. Руководящее место. Кто как не он был согласен с Гитлером, что только жесткие меры могли навести порядок в стране. Вспомним историю. Тамерлан ни за что бы не удержался у власти и не расширил свою территорию, если бы потакал всяким слабакам и человеколюбцам. Да, людей надо любить, но ровно настолько, насколько течет в них твоя кровь. И чем меньше этой крови, тем менее внимательным можно быть к этим людям. И при проступках их - безжалостно расправляться с ними. Лучше навсегда. Ведь только смерть по настоящему несет свое очищение. Только со смертью приходит тот вселенский покой, к которому бессознательно стремится каждый человек. Любой человек. В душе у себя, а не на показ, где большинство зависит не от собственных пристрастий, а от навязанных ему представлений, принятых в обществе. И оттого не может человек перешагнуть навязанную ему планку, ибо все как-то не так, да и не то. А почему? Да потому что не человека это мысли и желания, а навязаны они ему извне. Навязаны обществом, навязаны социумом, культурой, навязаны теми представлениями о мире, которые приняты были еще до рождения о этого человека, и, зачастую (или оттого), совсем безразличны ему самому.
      Но что он может? Он должен подстраиваться, ибо слаб. Люди вообще в большинстве своем слабы и зависят от внешних обстоятельств намного больше, чем им кажется. Да, есть те, кто сам строит под себя жизнь. Но таковых единицы. Потому что легче подчиняться, чем руководить. Подчиняясь, - не надо ни о чем думать, не надо брать на себя какие-то обязательства (а отсюда и обязанности), не надо вообще делать ничего, что вызывало бы внутренний протест. И оттого плывут такие люди как (тут слово нехорошее) по течению, и даже находят в этом какие-то свое успокоение, умиротворение, и вообще, все, что им нужно для жизни. Для дальнейшего продолжения жизни.
      А после жизни наступает смерть. И умирают такие люди ничего не оставляя после себя. И со временем даже память о них стирается, а значит... А значит и жили они напрасно. А как еще иначе?
      Иное дело, сильные люди. Да, в течении жизни им постоянно приходится преодолевать трудности, идти, зачастую, против даже самих себя, но не в этом ли истинное счастье? В этом, как раз в этом, именно в этом, в этом, и ни в чем ином.
      Так рассуждал депутат Николаев... Сам он не очень любил, когда его называли депутатом, словно стыдился этого. Да и в душе, на самом деле, если честно, нисколько не считал себя депутатом именно в том представлении, в котором это принято в обществе (как он понимал, в его представлении об обществе да чести - тире - достоинстве). Но только потому, что у него было свое представление о чести, долге, а также о правах и обязанностях его, как гражданина. Вернее, не только как гражданина, но и...
      
      Николаев задумался. Неужели, когда он шел на выборы, полагал, что сможет что-то изменить? Нет, он уже тогда знал, что у него свой путь и он пойдет именно этим путем для достижения справедливости. И никак иначе. Иначе будет сложно и невозможно. Иначе и не сделаешь ничего, ибо нет той власти как у депутата, нет такой неприкосновенности как у слуг народа, нет такой возможности в получении информации, а если нет этого, то к чему тогда все потуги, ибо рано или поздно приведут они к тому, что закончится работа по уничтожению врагов, ибо или посадят, или убьют, ибо он сам начнет убивать не тех, запутавшись от недостатка информации в том, кто прав, а кто виноват.
      А так все было ясно и наверняка. Враги уничтожались, справедливость восстанавливалась, тезис Сталина: "Нет человека - нет проблемы" - претворялся в жизнь. И всем было хорошо. А самое главное, спокойно было ему, Роману Сергеевичу Николаеву. И он был счастлив, что это так.
      
      
      Глава 3
      Он убил их не сразу. Сначала заставил заниматься любовью друг с другом, после, насиловал каждую по отдельности. И только потом убил.
      
      Убил жестоко. Убил в той самой квартире, из-за которой все началось.
      
      Когда-то девушки жили в небольшом провинциальном городке. Потом приехали в Москву. Вернее, сначала они приехали в Санкт-Петербург, но подвернулась оказия, и девушки оказались в столице.
      Работать решили, используя свои тела. Тела у девушек оказались привлекательными для мужчин, но вскоре подруги смекнули, что больших денег так не заработаешь. Хотелось миллионов, а миллионы можно было заработать только встретив по настоящему богатых мужчин. Встретив, - и влюбив их в себя.
      
      При этом дело осложнялось тем, что девушек было двое, были они подруги, причем, вскоре каждая поняла для себя, что подруги они неразлучные, поэтому, подумав немного, решили, что им нужно как минимум двое мужчин. И поняв это - опечалились, так как найти двух неженатых "олигархов" практически было нереально.
      В итоге Анюта (старшая из девушек, ей было двадцать три) стала откровенно блядовать, перебиваясь теми крохами, которые ей подкидывал тот или иной любовник, а другая (Виктория, ей недавно исполнился двадцать один) пошла иным путем. Волей случая, она познакомилась с одинокой старушкой и стала ухаживать за той, в надежде, что бабушка оставит ей после смерти квартиру.
      Проблема оказалась в том, что бабушка никак умирать не собиралась. И тогда Вика и Аня (Вика то ли поставила в известность Аню, то ли спросила ее совета) решили ускорить смерть бабушки. Но как они психически не выводили из себя старушку, организм семидесятилетней женщины оказался намного крепче ухищрений двух падших молодых женщин. И тогда девушки решили старушку отравить.
      Один их ухажёров Ани работал врачом. Он-то и дал девушке сильнодействующий яд, замаскированный под препарат от сердца. Любая экспертиза констатировала бы факт смерти от чего угодно, только не от банального отравления. Поначалу еще девушки сомневались, видимо, больше опасаясь последствий, чем совершения греха, ну а так как в конце концов оказались девушками решительными, то в один из дней претворили план в действие; в итоге бабушка умерла и Вика стала наследницей ее состояния. Ну, то есть, квартиры. Причем, как оказалось, наследницей единственной. У бабушки никого не было; единственный сын, как она считала, пропал без вести, так что...
      
      Эту историю Николаев случайно подслушал в бане, когда находился там со знакомым генералом. Неподалеку от него выпивали двое мужчин средних лет и один пожаловался другому на несправедливость этой жизни.
      Также случайно был произнесен и адрес.
      Мужчины оказались друзья детства. Тот, который рассказывал, был сын старушки. Оказалось, что он совсем даже не пропал без вести, а жил все это время в другом городе, работал в полиции, откуда его выгнали и он стал пить, не зная чем заняться, потому что, как известно, в своей основной части полиция занимается вымогательствами да избиениями ни в чем не повинных граждан, а когда начинает торжествовать справедливость, то им и заняться вроде как не чем. Разве что идти в коллекторы или в иные законные проходимцы той временной властью, что была с стране, о самой стране не думая.
      В общем, пил он да пил, и вдруг что-то слишком тоскливо стало в его пропитой душе. Он позвонил матери (никого кроме матери у него не осталось), и узнал, что мать умерла.
      Приехав на похороны (опоздав на них), непутевый сын тем не менее провел свое расследование. И установил, что маму его отравили.
      Но на его разговоры никто не обращал внимание, сами разговоры старались пресекали, ну а когда из тебя делают дурака, захочешь ли дальше делиться с кем-то?
      И только сейчас, выпив, он рассказал всю историю другу детства.
      Друг слушал, кивал, периодически пытался поддакивать (подумав про себя, что еще не дай бог заподозрят связях с убийцами, но ничего толкового не произнес, кроме как: что нужно найти и наказать убийц). Эту фразу депутат Николаев успел записать на мобильный телефон, сымитировав отправление смс. В его голове на тот момент еще не было плана конкретных действий, но то, что он накажет обидчиц старушки, Николаев не сомневался.
      Установить необходимую информацию не составило труда. А еще через время он убил обоих подруг. А после убийства впервые за долгие годы вдохнул. Сон его в ту ночь был один из лучших снов человечества. На утро Николаев проснулся заметно посвежевшим, мимоходом узнав из СМИ о двойном убийстве.
      
      
      Глава 4
      Очень много было обращений граждан по поводу произвола коллекторов. Страдали чаще всего ни в чем невиновные люди, которые взяли небольшие кредиты под грабительские проценты, да еще и оказались обмануты недобросовестными банкирами. Обычное дело на его продажной Родине. После задержки выплат банкам, дело передавалось или в суд, или (что чаще всего) смышлёные банки продавали долги несмышлёным коллекторам. Мало кто из граждан знал, что по закону, если пройдет три года после суда или последнего платежа, все долги списываются и дело поступает в архив. Понятное дело, что и коллекторы об этом не говорили, накручивая свои проценты, зачастую в несколько раз превышающие взятую некогда сумму (к слову, если вы заплатили хоть один взнос, вам уже не могут инкриминировать статью за мошенничество - или иные уголовные статьи - чтобы там жулики-коллекторы не говорили).
      Иной раз коллекторы и вовсе мухлевали. Например, давно прошел срок давности по делу. Но они, рассчитывая, что человек не будет обращаться на них в суд или к адвокату, начинали буквально доставать его звонками с требованием заплатить. Причем, когда люди сами им перезванивали, дабы уточнить детали, те отказывались признаться, что недавно звонили. Мол, наверное какой-то сбой. Это не мы. И быстренько бросали трубку. После чего все начиналось по новой. Таково, нынешнее российское государства: страна двойных стандартов, будь она проклята.
      Когда об этом узнал Николаев, он удивился. О подобной форме обмана он еще не слышал.
      Николаев взял телефон у одного из обратившихся к нему (на этот номер звонили коллекторы с требованием уплатить долг) и набрал номер.
       - Коллекторское агентство, такая-то баба бабовна, - представилась девушка на другом конце провода, назвав свои ФИО.
      - Какого черта вы мне названиваете? - сурово спросил Николаев.
      - Вам никто не звонил, - ответила девушка.
      - Да как это не звонил? - удивился Николаев. - Только что на этот номер был звонок. Я перезваниваю. Что там у вас происходит?
      - А вы кто? - спросила девушка-коллектор.
      - Какая разница, дура, - ответил Николаев, который начинал потихоньку выходить из себя. - Ты сначала звонишь и пытаешься развести на деньги, а потом идешь в отказ.
      - Вы что-то напутали, я вам не звонила, - ответила девушка и положила трубку.
      Николаев закурил. Он всегда очень боялся сойти с ума. Сейчас понимал, что наступает очередная провокация его психического здоровья.
      Николаев попросил обратившегося к нему человека дать ему на время свою сим-карту (с телефонным номером, на который звонили тому коллекторы).
      На следующий день позвонил мужской голос и представившись каким-то именем (подставное, отчего-то сразу подумал Николаев), пояснил, что звонит из коллекторского агентства.
      - И что? - спросил Николаев.
      - Вы такой-то - такой-то? - спросили на том конце провода, назвав фамилию якобы должника.
      - А зачем тебе? - спросил Николаев.
      - Отвечайте на вопрос, - сказали там.
      - Кому, тебе падла, я должен отвечать? - не понял Николаев, забыв на время, что он разыгрывает спектакль. - Да, такой-то, - взяв себя в руки, через время ответил он, вспомнив фамилию обратившегося к нему за помощью человека.
      - Вы брали у банка деньги. Почему не погашаете кредит? - спросил жулик-коллектор.
      - Потому что вышли все сроки, баран, - ответил Николаев.
      - Значит вы отказываетесь платить?
      - Идиот, я никому ничего не должен.
      - Вы отдаете отчет, что вы являетесь мошенником и можете быть привлечены к суду за...
      - Пошел на хуй, - выругался Николаев и положил трубку.
      Через десять минут он перезвонил на тот же номер.
      - Какого черта вы названиваете? - спросил Николаев, дождавшись когда на другом конце провода представились, назвав то же самое мошенническое агентство.
      - Мы вам не звонили, - ответили на том конце провода.
      - Еблан, ты голос не узнаешь? Ты же только что звонил!
      - Ну, во-первых, не ты, а вы, - ответил мужчина-коллектор. - А во-вторых, вам никто не звонил.
      - Да ты совсем охуел, - вырвалось у Николаева, но на том конце провода уже слышались гудки. Там бросили трубку.
      Через неделю, собрав достаточное количество звонков коллекторов-вымогателей, Николаев решил своими методами навести порядок. Он по-прежнему понимал, что с тем бардаком, что был в стране, справиться невозможно. Все слишком прикрыто тайными законами, которые власть предержащие трактуют по своему усмотрению. Если даже придумывали какие-то законы, мошенники находили способы как их обойти. Необходимо было менять Систему (кою, к слову, можно менять лишь со сменой правящей власти и, как Библейский Моисей, после сорока лет "хождения по пустыне"). Но так, как на Западе (где, как например в той же Германии, запрещено вмешиваться любым третьим лицам кроме суда в отношения между человеком и его якобы или настоящими провинностями перед законом) Николаев понимал, что на его Родине или не будет или уже никогда не будет. Слишком в моде были двойные стандарты, когда СМИ и его коллеги-чиновники трубили с экраном телевизоров одно, а на деле совершали совсем иное. А неугодных, в отличие от времен Сталина, не расстреливали открыто или направляли на исправление в лагеря, а применялись тайные механизмы давления, прежде всего финансового: ведь хорошо известно, что если у вас нет денег - вам не до поиска справедливости. Чего покушать бы, да где переночевать. То есть - все мысли о выживании да хлебе насущном.
      
      Николаев решил действовать проверенным способом. Он встретился со своей бригадой (была у него хорошо обученная команда, готовая на все). Дал команду установить фамилию и местонахождение каждого, кто имел отношение к конкретному коллекторскому агентству. И всех уничтожить. Но дело обставить так, чтобы выглядело как несчастный случай или случайная смерть. Или прочее, что говорило бы о ликвидации "врага". Но при этом дело было необходимо обставить так, как в свое время сделал один известный политический лидер, ставший у руля власти и в течение десятилетий последовательно и методично уничтожавший всех лидеров криминала, с которым имел конфликт в бытность когда он еще занимал одну из руководящих позиций в одном из городов.
      К слову, лидеры криминала уже, собственно, криминалом к тому времени не занимались, а жили в Западных странах. Но вот кто-то из них утонул, кто-то попал в аварию, кого-то убили якобы в разборке, кого-то подставили Интерполу или арестовало местное правосудие за надуманные статьи, сами же спровоцировав преступление. В общем, вскоре со всеми было покончено. С теми, кто этому лидеру, разумеется, когда-то перешел дорогу. Других он не трогал. Справедливый человек, однако. Да вот обнаружился депутатом Николаевым (аналитиком!. аналитиком!), попавшись на ерунде. Просто, видимо, совсем времени не было ждать, поэтому со всеми бывшими преступниками (ставшими к тому времени авторитетными бизнесменами) было покончено фактически разом. Конечно, одновременно могут тонуть или попадать в автокатастрофы и прочее люди из разных стран. Но была одна незадача. Когда-то они все жили в одной стране. И даже одном городе. А так ничего.
      В общем, Николаев решил пойти по такому же пути. Правда, в отличие от бывших бандитов, ставших олигархами и разъехавшимися в разные страны, коллекторы жили не только в одной стране, но и в одном с ним городе.
      Но они были нищие. А потому с ними управиться было легче.
      Да зачем уничтожать их тайно? Разве чтобы поднять лишнюю шумиху.
      
      Николаев распорядился сделать парочку показательных примеров, списав это на должников. Причем руками самих должников. Для этого были отобраны те "должники", которых легко можно спровоцировать на убийство. Вернее, вывести из себя, но обставить дело так, чтобы в итоге наступила смерть того или иного коллектора, и дальше дело раздуть в прессе, вынести вопрос на правительство, и в итоге постараться вообще закрыть коллекторские агентства в стране. Ну или хотя бы напугать их так, чтобы подобный вид бизнеса (при лоббировании Свыше - ведь всегда кто-то есть из политиков, кто все "прикрывает" - "крышуют" то есть. Давно уже долларовый миллиардер Николаев хорошо знал, что за всем стоит денежный интерес. А потому, если ожидаемая прибыль будет сродни рентабельности, бизнесмены уйдут с рынка, вложив деньги вместо коллекторских агентств во что-то иное. Ну и заодно, - а это тоже понимал депутат Николаев, - подобное ударит по тем чиновникам из правительства и руководства страной, которые "крышуют" этот бизнес, получая откаты за лоббирование интересов на самом верху. Так что одним махом Николаев разыгрывал многоходовую комбинацию. И все на благо народа, который устал от мародерства власти, которая жила на их доходы (собираемые в виде налогов и всяческих сборов) и их же обворовывала.
      И у него все совсем скоро удалось. Негодяи-коллекторы были убиты. А Николаев пошел дальше. И разорил владельцев коллекторских агентств. Заодно сместив с должности тех из власти да депутатов, кто крышевал их да лоббировал интересны.
      
      
      Часть 3. Депутат Николаев
      Глава 1
      Ночь. Овальный кабинет старинного московского особняка на набережной. В кабинете двое. Роман Сергеевич Николаев, депутат государственной думы, сорока трех лет от роду, большой грузный мужчина, в прошлом мастер спорта по борьбе самбо. И его помощник, Рудольф, молодой человек полупидарастической внешности, лет тридцати, высокий, стройный, с хорошими манерами, пижон - как его про себя называет Роман Сергеевич.
      - Ну что ты мне скажешь? - опустившись в кресло после небольшой и, как ему показалось, убедительной речи, спросил депутат. - Могу я с таким посланием выступить перед народом?
      - Не можете, - быстро ответил Рудольф.
      - Не могу?! - чуть ли не закричал от гнева депутат. Его большие густые брови стали еще больше, руки непроизвольно сжались в кулаки, глаза пылали яростью. - Почему не могу, черт подери? - вскричал он. - Или это прохиндеи (глаза его в этот момент посмотрели на портрет президента на стене) от партии власти запретят мне? Так я их...
      Что он "их" - депутат не продолжил. В душе он и сам понимал, что ничего не сможет добиться. Но полагал, что пытаться надо. Хотя и все попытки должны быть намерено "условны" (как принято в стране пребывания), иначе найдут предлог и подставят, как некоторых его коллег, пошедших против "власти". А там и до суда недалеко. И если не успеет сбежать в Англию, то...
      Роман Сергеевич, конечно же, все понимал и сам. Но сейчас ему хотелось услышать тоже самое от кого-то другого. Чтобы убедиться, что его нынешние действия проходят исключительно в соответствие с общим положением в стране.
      - Да почему не могу? - поинтересовался он уже более дружелюбно у помощника. - Или не дадут?
      - Вы сами знаете ответ, - опустил голову Рудольф.
      На миг депутату показалось, что тот искренне переживает, хотя тотчас же мимолетное предположение прошло, потому как Роман Сергеевич давно уже убедил себя, что никому верить нельзя; а тем, кто работает под вывеской "слуг народа" и их помощников, верить нельзя никогда, ибо предадут, наврут и опозорят.
      - Значит, все по-прежнему, - поинтересовался депутат.
      - Значит, - кивнул помощник.
      - Ну а какой текст по твоему должен быть моего выступления на ТВ?
      - Вот этот, - помощник передал депутату вытащенный из папки листок доклада.
      Роман Сергеевич начал было пробегать глазами по предложенному тексту, поморщился, махнул рукой, мол, убери обратно, после-после что-то пробурчал, типа, "этот - так этот", подошел к окну и задумался.
      О чем он думал, когда-то сильный мужчина, который добился многого, пройдя путь от школьного учителя физкультуры до депутата Госдумы? Может он думал о том, как несовершенен мир, в котором творятся такие беззакония? Может он думал о том, что когда-то мечтал сам стать депутатом, чтобы что-то изменить, но когда стал - понял, что в этой стране все играют по заданным правилам и ничего не изменится, если не будет на то указание Сверху. А может думал депутат Николаев о том ужасном преступлении, которое любая правящая власть каждый раз совершает перед народом, ибо дальше Садового кольца не выходит забота о людях, и то, что происходит в глубинке, где народ фактически поставлен на грань вымирания, никак не вяжется с теми лозунгами, которое заявляют власть имущие с экранов телевизоров.
      Впрочем, он ведь и сам такой... И мысли об этом готовы были совсем выбить Романа Сергеевича из колеи, если бы не алкоголь. Его всегда спасал алкоголь. Коньяк и трубка с табаком возвращали к жизни. Он и сейчас, отпустив помощника, подошел к бару, налил коньяк в бокал, разжег трубку, и вновь подошедши к окну, закурил и задумался. Мысли как рой стали кружиться перед ним, но постепенно спало хаотичное единство и перед ним в который уж раз стало прорисовываться четкое будущее его действий.
      Он давно уже к этому подходил. Понимание решения по действиям, которые необходимо совершить, пришло четко и осознано. Ему и раньше приходили подобные мысли, но как бы не было четкого понимания действий. А тут все вдруг представилось в единой четкости изображения. И он понял, что это знак того, что необходимо действовать. Действовать, несмотря ни на что.
      Причем, первое действие необходимо было совершить как можно быстрее, чтобы не было уже пути назад. Да и знал он, что начав движение, уже сам не сможет остановиться. Таков был его характер. И он не хотел его менять.
      ................................................
      
      Роман Сергеевич достал базу данных. Он давно уже стал собирать ее. Еще когда только думал баллотироваться, уже стал собирать данные на людей, творящих безобразия. Людей, которые мешают жить. Людей, которые нарушают правильное течение жизни своими беззакониями. Людей, обычные меры воздействия на которых или не действовали или они не подпадали под якобы законы и попросту откупались. Людей, которые - и не люди вовсе.
      Кто подпадал под эту теорию? Здесь не было расовых различий, потому что никогда в своей жизни Роман Сергеевич не делил людей на разный цвет кожи или разрез глаз. Да, к некоторым народам он относился с неким особым "пониманием", но списывал их глупость скорее на недостаточное знание русского языка, чем на природный тупизм (может он и ошибался, не знал, или, вернее, пока этим вопросом не занимался). Ну еще на обычаи, ведь у каждого народа свои обычаи, и если что-то непонятно православному славянину, то это совсем не значит, что что-то, совершаемое не православными славянинами - неправильно, ибо может быть просто непонятно. Также как и будет непонятно все или многое им (чуркам), что совершается славянами.
      Так считал Роман Сергеевич, и чем больше он размышлял об этом, тем больше убеждался в своей правоте.
      Он понял, что должен действовать. Он не знал еще как, что предпримет, когда начнет, но тут он нисколько не беспокоился, потому как знал себя. Знал, что решение само придет, придет внезапно и сразу, и после этого уже не только не будет каких-то сомнений (их и сейчас не было), но и все случится как бы само собой. А план... Плана быть не должно. Все по велению сердца. И души. Во имя души. Во имя будущего на земле. Во имя справедливости. Во имя...
      Мысли оставили депутат и он погрузился в сон.
      .............................................
      
      Спал он ровно тридцать минут. После этого быстро накинул плащ (осень) и вышел. На улице его ждал водитель. Депутат молча сел. Машина тронулась. Еще через полчаса он был дома. Дома его встретил дворецкий, жена с детьми уже отдыхала. Три часа ночи как никак.
      Депутат прошел в кабинет, подумал было еще поработать, передумал, махнул рукой и пошел спать в спальню. Они спали с женой отдельно. Так было заведено и у его родителей, и у родителей его родителей, и он не собирался ничего менять. "Ничего, кроме перестройки мира", - подумал депутат, ложась в постель, улыбнулся, и уснул. Сон его был ровен и спокоен. Он умел держать себя в руках даже во сне. Привычка.
      ...............................................................
      
      Привычка контролировать себя появилась у Романа еще в детстве. Не по годам рослый, он часто вызывал ярость у дворовых мальчишек более старшего возраста. По одному нападать на него они боялись. Нападали стаей из нескольких человек. А потом Роман находил каждого по отдельности и избивал до крови. Кровь была признаком того, что надо остановиться. Если не было крови, он бил так, чтобы та появилась. Это после он понял, что можно даже убить без крови, но тогда его представления были другими. Но вера в справедливость едина. Сила и справедливость, или - справедливость силы. И никак иначе. Такое убеждение было у него, это убеждение пронес он через жизнь, с таким убеждением он оставался поныне.
      Но во сне он спал. "Зачем о чем-то думать во сне", - справедливо полагал он, человек с крепкими нервами. Впрочем, даже если бы и захотел о чем-то переживать - ничего бы не вошло. Потому что спал.
      Роман Сергеевич Николаев был депутат от бога. Впрочем, таковым он считал себя сам. Также как и свой вполне обычный кабинет (схожий с тысячами по России или Москве, где проживал), считал овальным. С этаким намеком на "американизм". Что, опять же, по всем стандартам, Николаеву должно быть не свойственно (и при всяком любящим свой народ правителе - всячески бы пресекалось), потому как был Роман Сергеевич Николаев депутат Государственной Думы, а значит, по всем стандартам, человек разумный.
      Впрочем, когда правители земли были таковыми?
      
      Роману Сергеевичу Николаеву было, как мы заметили, сорок три года. Ростом он был высокого, телосложения плотного, волосы имел русые, носил усы, имел почти всегда насупленные брови и суровый взгляд.
      Депутат Николаев был женат и у него было двое детей: мальчик десяти лет и девочка девяти. Дети жили с матерью, мать жила с Николаевым и по всем стандартам это была обычная русская семья, хотя если копнуть глубже, слово "обычность" в данном случае иной раз больше навредила бы карьере Николаева, чем на самом деле помогла. Хотя, если разобраться, многие ли из нас знают даже о своих близких более, чем те хотят до нас донести? А потому обман кругом, ну или, лучше сказать, тайна.
      
      Тайна всю жизнь окружала Николаева. Только он знал, что его нещадно били в школе (фактически глумились над ним), только он знал, что его не любили девочки-одноклассницы (издеваясь над ним и его первыми чувствами), что его не очень уважали в семье родители (считая этаким чудаком - то ли психом, то ли просто больным, но опять же психически), в общем, о жизни своей депутат Николаев никому не рассказывал, а если случалось что и говорил (в минуты каких-то по особенному случайных и неведомых окружающим откровений, в большей мере связанных с алкогольными излияниями, нежели чем с действительным желанием поделиться "состоянием души"), и таким образом на самом деле это был очень скрытный и коварный человек. Пакостник, да и не мелкий, если учитывать должность и наделенность полномочиями федерального министра (таков статус любого депутата Госдумы).
      Впрочем, как мы заметили, сам себя Николаев депутатом не считал (не любил это слово). А считал, что волей судьбы получил тот билет (в рай), благодаря которому должен реализовать давно запланированное. Во имя справедливости, разумеется.
      
      
      Глава 2
      Николаев не всегда был таким. Когда-то он считал, что мир светлый и чистый; и именно ему, Роману Николаеву, рожденному в этом мире, удостоена честь представлять этот мир чуть ли не во Вселенной.
      Вскоре - все оказалось иначе. Он понял, что мир злой и жестокий, что кроме себя - он никому не нужен; что в мире происходит постоянное выживание и уничтожение себе подобных, и те, кто оказывается слабее - их поглощают. ("Сплошной Дарвинизм", - как сказал бы любой биолог).
      И не было никакого иного выхода, кроме как "подстроиться" к соответствующим обстоятельствам, погрузиться в них, жить в соответствии с их правилами, законами и нормами поведения.
      А иначе никак. Иначе тебя поглотят, выбросят на обочину жизни, а слабые и "ущербные" - никому не нужны. О них вытирают ноги. Их унижают. Над ними насмехаются и ни во что ни ставят. Так повелось, что вверх берут сильные особи. В этом даже не то, что предназначение жизни, а, справедливее сказать, правда этой жизни, и, к сожалению, только так и никак иначе.
      
      Николаев не всегда был таким. Когда-то он действительно верил в идеалы. Когда-то ему казалось, что в любой момент все может измениться настолько, что перед ним откроются все двери, ведущие в рай. Но то, что каждый раз он наблюдал, - все больше и больше отдаляло его от идеалов человечества.
      
      Со временем он уже даже перестал ожидать нечто подобного. Не то, что стал готовиться к войне. Как говорили древние: "Хочешь мира - готовься к войне". Совсем даже нет. В случае с Николаевым, он попросту стал принимать жизнь такой, какая она была. И со временем даже стал получать от этого удовольствие. Потому как - что может быть лучше выживания на этой планете...
      ....................................
      
      Он еще нет-нет да и радовался, что родился не в какой-нибудь Африканской стране, а в России. Да, по развитию цивилизации Россия не Европа, но...
      Вот это "но" - очень часто играло с Николаевым злую шутку. Бывало, он говорил "но" - и от этого тотчас же рушился тот призрачный замок, который он так долго выстраивал. Конечно, можно было сказать, что уже изначально его "замок" был несерьезен. Что ему бы начать иначе, по другому, а может и вовсе не начинать; но совсем не начинать он не мог, а что до переделывания старого, так он и так всю жизнь что-то переделывал. Не мог он оставаться безучастным. Не мог сидеть на месте. И когда оказался на высокой должности, то понял, что это сама судьба сделала все так, чтобы он начал восстанавливать справедливость.
      Он и начал. Почти тотчас же пришел домой к местному торговцу наркотиками и избил его. Уже потом понял, что погорячился, что положение его обязывало действовать другим путем, поэтому он договорился с торговцем, что тот завязывает свою деятельность, а он не сдает его полиции. А еще через время торговец пропал. Говорили, что его убили якобы "свои" - за какие-то долги. Но примерно тогда же Николаев понял, что вполне может и сам вершить суд. Суд закона, как он это называл.
      Сейчас сложно сказать, подтолкнуло его к этому случившееся с торговцем наркотиками или он и без того начал бы действовать выбранными радикальными методами, но как бы то ни было, случилось то, что случилось. А после того как случилось, он понял, что не может останавливаться. Что непременно должен продолжать движение вперед. Вперед, может даже навстречу тому идеалу, к которому когда-то стремился.
      ...................................................
      
      Идеи фашизма вошли в голову Николаева случайно и что уж точно, совсем независимо от какого-то его первоначального желания. Это потом, уже копаясь в архиве (будучи студентом старших курсов исторического факультета вуза), он нашел уникальные свидетельства об истинной деятельности Адольфа Шикльгрубера, больше известного под псевдонимом Гитлер.
      Не сказать, что Николаев сразу полюбил Германию времен Третьего Рейха. Сначала он успел закончить вуз, поработать школьным учителем истории, но вот какой-то неподдельный интерес к прошлому тянул его куда-то в другую сторону от официальной пропаганды, - Романа влекло во времена Третьего Рейха. Он устроился в архив. Там неожиданно нашел редкие свидетельства истинного (замолчанные последующей пропагандой стран победителей) величия Германии, дневники гауптштурмфюрера СС Йогана Ханса времен 1941-1942 годов, и они перевернули жизнь молодого человека. После этого он решает работать в центральном архиве. Понимает, что по настоящему закрытые свидетельства хранятся в закрытых архивах КГБ. Неожиданно получает предложение пройти обучение в Высшей школе соответствующего ведомства. Проходит. Получает офицерское звание. Начинает работу в центральном архиве в исключительно закрытых доступах. Все происходящее казалось как в сказке. Дальше больше. Распад Советского Союза, официальное развенчание КГБ, используя сумятицу в стране, Николаев увольняется со службы и идет во власть. Первые выборы оказались для него провальными, но он становится помощником депутата первого созыва, потом занимается организационной работой, пробует себя в бизнесе, снова идет во власть, после провала снова бизнес, и все эти годы в его мозгах набирает четкую уверенность мысль о том, что он должен делать, чтобы изменить мир.
      Все это время он помнил заветы Гитлера, тщательно изучил работы самого Гитлера, министра пропаганды Третьего Рейха доктора философии Пауля Геббельса, перечитал все мемуары, которые ему удалось отыскать в открытых и закрытых источниках. И к моменту, когда он стал народным депутатом, Николаев уже твердо знал: "что" будет делать, "как" это будет делать, и "для чего" будет это делать.
      Твердая уверенность подкреплялась резко возросшими размерами коррупции в стране. Желание что-то менять было настолько сильным, что Николаев решил не ждать, а начинать сразу. Однако накопленный жизненный опыт все-таки вынуждал его подойти к вопросу более серьезно, чем быть может ему хотелось на первый взгляд. Осуществление его плана требовало самой что ни на есть детальной проработки, иначе все могло пойти, как он шутил про себя, "коту под хвост"; и то, к чему он так долго шел, разом закончится.
      Подобного он допустить не мог. Поэтому еще и еще раз прорабатывал в голове общий план и последовательность всех действий. Желание никогда не проигрывать руководило этим человеком настолько, что он нисколько не сомневался, что когда-нибудь может случиться так, что он проиграет.
      И он не проигрывал. Он все время шел вперед, шел уверенно, шел наверняка, и на первом этапе некоторая удаль помогала ему значительно больше, чем по настоящему здравый смысл и расчет. Со временем пригодились знания, полученные в высшей школе КГБ. Со временем потребовались и новые знания, которые он получал исключительно самообразованием, как, впрочем, и его любимые вожди Третьего Рейха: Гитлер, Гиммлер, Геббельс, Гейдрих, Гесс, Борман, Риббентроп, - эти люди манили его своей многовековой мудростью. Не то, что он решил стать такими как они, такими стать было невозможно, подобного стечения обстоятельств, как произошло в Германии в 1933 году, когда Гитлер после всегерманских выборов пришел к власти исключительно законным путем, сейчас нет и не могло быть. Такие случаи вообще являются единичными в истории. Помимо Германии времен Третьего Рейха - приход Ленина в России 1917 года и последующее образования СССР, победа в Кубе Фиделя Кастро, Мао Дзедуна в Китае, ну может еще один-два случая, навсегда изменивших ход истории. Как историк Николаев это понимал и не тешил себя какими-то надеждами. Поэтому он решил жить в режиме "здесь и сейчас". И для этого он должен был попросту делать то, что делал именно сейчас. И никак иначе. Причем, все следовало делать выверено, осторожно, без лишних слов и непоправимых поступков.
      ...................................................
      
      Идеи нацизма нравились Николаеву. Да, он не мог заявить о них открыто. В обществе бытовало совсем иное мнение, и слушать правду никто бы не стал. А то, что он был прав, Николаев не сомневался. Перед ним слишком явно были заслуги Гитлера. В самые короткие в истории сроки покончил с безработицей. Выстроил дороги, которые до сих пор, несмотря на то, что прошло больше полувека, лучше, чем в современной России. Не только восстановил Германию после уничижительного для немцев Версальского договора, но и сделал самой процветающей страной. Среди других заслуг - приучил немцев к порядку (стоило лишь после команды по радио "мыть окна" - пройти солдатам СС и разбивать оставшиеся грязными окна), заставил платить за проезд (до сих пор в Германии нет кондукторов, стоило лишь раз остановить трамвай и расстрелять безбилетников), очистил расу от больных и убогих (делал специальные программы совокуплений истинных арийцев с немцами блондинками, от которых рождались белокурые арийцы), прекратил изнасилования (стоило лишь обязать каждой женщине немке в любое время исполнять любые сексуальные желания мужчин немцев), запретил аборты (забеременевшие женщины немки пользовали полной поддержкой самого Адольфа Гитлера), и прочее, прочее, прочее.
      Заслуги Гитлера Николаев мог перечислять часами. Даже присяга вступающих в войска СС поражала Николаева своей четкостью и лаконичностью: "Клянусь тебе, Адольф Гитлер, тебе - фюреру и рейхсканцлеру, быть верным и храбрым. Я торжественно обещаю тебе и назначенным тобой начальникам хранить послушание до самой смерти, и да поможет мне Бог".
      Николаев сравнивал это с текстами современных присяг, и не находил ответа, почему у Гитлера так все было хорошо, особенно на фоне того, что у других так плохо!
      .................................
      
      - Почему пала Великая Германия? - не раз задумывался депутат Николаев. И всякий раз с горечью склонялся к мысли, что крайне ошибочен был поход на СССР. Не учел Гитлер, что огромная территория, суровый климат, отсутствие дорог, а в ином случае и вообще цивилизации как таковой (страна Советов и до - и после - своего основания оставалась, к сожалению, все той же Азией - недаром на пропагандистских роликах времен Третьего Рейха всех пленных русских показывали как современных "чурок"), столь пагубно скажутся на всех, что доселе приносило только уважение и почитание соплеменников, страх и подчинение других народов. И в итоге распалась создаваемая Фюрером великая цивилизация! И все же, было всего-то двенадцать лет у власти, но до сих пор, прошел почти век, а люди помнят и чтут память Адольфа Гитлера и Германии времен Третьего Рейха. И память в немецком народе оказалась намного сильней официальной пропаганды (в основном, конечно, пропаганды Восточной). И все намного сильнее тех недоумков, которые пришли и до сих пор приходят во власть, ибо таким как Гитлер надо родиться, - считал бывший историк (доктор наук, между прочим), депутат государственной думы Российской федерации Николаев.
      - Но ведь сам по себе Гитлер ничего бы не сделал. Он продемонстрировал нам, - размышлял депутат Николаев, - удивительное предвидение в подборе кадров. Все великие вожди Третьего Рейха - были каждый по себе уникален и талантлив. И понятно, что при объединении вместе - они представляли собой ту огромную силу, перед которой падали ниц народы (пол-Европы, как минимум, и страх у всего мира).
      И как горько было Николаеву, что настоящая правда о фашисткой Германии долго еще не будет раскрыта (причем само слово "фашизм" стал синонимом чего-то ужасного да коварного, тогда как на самом деле, как полагал Николаев, это была великая историческая истина; как и коммунизм, впрочем; и первое и второе усиленно оболгали после победы над ними, затмив память народа - как при фашизме, переодетыми сотрудниками НКВД, убивающими граждан Советского Союза, в большинстве своем на самом деле восторженно принявших Великую Германию времен Третьего Рейха как освободителей от ненавистного большевизма, так и после перекрашенных коммунистов, радевших за якобы демократию, а на самом деле просто желающими служить той власти, при которой можно воровать - свойство, кстати, чиновников всех стран и народов, вспомним Петра Первого, казнившего взяточников, да генерального секретаря после Брежнева Юрия Андропова, делающего еже с ним через несколько столетий).
      При нацизме евреи выдумали печи, в которых их якобы сжигали. Был Николаев в бывших концлагерях. Видел эти печи. Там даже кошку толком не сжечь, а тем более людей в тех количествах, которыми пестрит официальная пропаганда. Кстати, основы пропаганды заложил при Гитлере, его друг и соратник, министр пропаганды, настоящий умница, как считал депутат Николаев, доктор Пауль Геббельс (кстати, один из единственных вождей Третьего Рейха, имеющего высшее образование; другие были просто самородки, то есть гении). Именно Геббельс сказал в далеких тридцатых и сороковых годах прошлого, двадцатого века, что, чем явнее ложь, тем легче в нее поверить; что человек был и остаётся животным, с низкими или высокими инстинктами, с любовью и ненавистью, но животным он остаётся всегда. Геббельс не раз говорил, что, мол, пусть ругают нашу пропаганду, что она крикливая, грязная и скотская, но важно то, что она вела к успеху!
      Только тот факт, что министерство пропаганды Великой Германии к 22 июня 1941 года отпечатало свыше тридцати миллионов листовок - более чем явно свидетельствовало о том, как тщательно доктор Геббельс подбирал методы пропаганды. Им были изготовлены карманные брошюры пропагандистского толка на тридцати языках народов СССР! Подготовлены радиопередачи. В течении нескольких месяцев после начала войны на Восточном фронте было распространено уже около двухсот миллионов листовок.
      Именно Геббельс своей пропагандистской шумихой добился того, что на сторону немцев переходили миллионы красноармейцев (как Николаеву рассказывал его дед-фронтовик - перед атакой убивали политруков и командиров и поднимались с поднятыми руками и листовками, разбрасываемыми перед этим немцами с самолетов; кстати, довольно скоро за такую листовку со стороны советских командиров следовал расстрел на месте, и за время войны таким образом было расстреляно около двухсот тысяч советских солдат, у которых нашли бережно хранимые ими фашистские листовки), а Германия имела возможность формировать отдельные корпуса и дивизии из перешедших на их сторону красноармейцев, поклявшихся теперь в верности Великому Фюреру.
      И ведь не выбросишь слов из песни. Как можно умалчивать правду? Как можно скрывать то, что советское руководство, видя, что фашистов в деревнях встречают хлебом да солью, отдавало тайные приказы переодевать сотрудников НКВД в немецкую форму и уничтожать русские деревни, сжигая население. Чтобы после получил красноармеец на передовой известие, что, мол, погибла вся его семья, - и стал после (в рассерженном крике) мстить врагу. Ведь тогда уже со стороны Советской власти был такой обман. Прагматичные немцы не были заинтересованы в уничтожении русских жителей городов и сел. Посмотрите сколько городов были захвачены фашистами, и жители остались живы и здоровы, сыты и довольны. И на помойках не рылись как сейчас, и бомжей не было, и дожили многие до наших дней. А вы говорите фашизм...
      
      Николаев негодовал. Официальная советская, а теперь российская пропаганда позиционировала ложь в лучших традициях фашисткой Германии и словно заветам Геббельса. Помните слова главы пропаганды фашисткой Германии? Чем явнее ложь, тем легче в нее поверить. Ей и верили. Верило то поколение, которое не застало рассказов фронтовиков о том, как они переходили на сторону врага, не знает это поколение, что в современной Германии до сих пор живы идеи нацизма, потому что живы еще и солдаты фашисткой Германии, и гитлерюгенд (молодые мальчики и девочки, которые в свои пятнадцать-семнадцать лет верой и правдой служили Гитлеру, зачастую сдерживая огромные силы русских). Они сейчас уже сами старики. Но помнят и чтут заветы вождя нации. Воспитывают детей и внуков согласно этим заветам.
      Николаеву пришлось по крупицам собирать и восстанавливать свидетельства о деятельности Великого Рейха. Жил бы он в Германии, понятно, что ему было бы легче. Но и находясь в России, делая периодические вылазки в Германию и Европу, депутат Николаев собирал удивительные свидетельства величия Германии времен Третьего Рейха в целом и ее бессменного вождя Адольфа Гитлера в частности. Кстати, именно Гитлер, а не Геббельс, заложил основы пропаганды, которые уже развил доктор Геббельс (Геббельсом, к слову, был доктор философии и очень много учился, хотя и от природы был сверхгениален), и которые сейчас приняты во всем мире. Закон умственного упрощения, закон ограничения материала, закон вдалбливающего повторения, закон субъективности, закон эмоционального нагнетания, именно эти основные законы пропаганды наметил Гитлер в своем программном произведении (написанном пока он сидел в тюрьме) "Майн Кампф" (моя борьба). Книга, кстати, до сих пор запрещенная на территории России. Хотя многому бы в ней надо поучиться, полагал Николаев, и штудировал записи Гитлера, дневники Геббельса, воспоминания Вальтера Шелленберга (тоже умница, в двадцать шесть лет возглавивший фактически созданную им с нуля службу внешней разведки Третьего Рейха, по учебникам которого до сих пор учатся курсанты разведок ведущих стран мира). Кстати, когда Гитлер вступил в партию, в ней было всего шесть человек, не на что было купить даже бумагу, а вместо офиса была пивная! И Гитлер развил партию до миллионов членов! Восемьдесят миллионов немцев были преданы своему вождю. Причем преданны искренне. Кто из нынешних политиков может похвастать такой народной любовью? И как можно после этого говорить, что Гитлер был дурак? Глупо, ох как глупо, считал Николаев. Ну да он-то знал, что так могут говорить только обиженные жизнью люди. Причем даже на захваченных территориях на обучение русскому языку и литературе в школах Гитлер отводил больше времени, чем в современной России. И этот факт никак нельзя отрицать или умалчивать. Только подумать, на захваченной врагом территории, враг распорядился лучше учить русских, чем их учат сейчас в современных российских школах. Николаев не мог понять этот факт, но вскоре нашел подтверждение: в передаче "Момент истины" Андрея Караулова слова приглашенных историков сочетались с теми материалами, которые когда-то откопал сам депутат Николаев. Кстати, сейчас у него появилось еще больше возможностей для архивных изысканий. Иной раз дни и ночи он проводил в архивах. Благо что в Госдуме можно было не появляться каждый день, сославшись на встречи с электоратом на местах, поездки в регионы и прочий бред, которым активно пользовались его коллеги, которые проводили свободное время в саунах с проститутками и за пьянками, а он в архивах.
      ......................................................
      
      Поздняя ночь. Остановившееся около парадной ночное такси высадило высокую стройную девушку. Девушка была в мини-юбке, на ее плечи накинута короткая кожаная куртка. Для осени больше и не надо.
      Он вошел вместе с ней в квартиру. Обрушил удар в голову. Разорвал одежду и принялся насиловать.
      Когда его член оказался во рту девушки, та на удивление стала сосать, профессионально переворачивая мужской орган любви во рту и потрагивая его языком. Приближался оргазм.
      Он с силой вырвал член изо рта девушки, перевернул ее на живот, раздвинул ягодицы. Член привычно скользнул в анус девушки, которая тут же застонала и принялась привычно подмахивать.
      - Вот сука, - подумал он.
      ................................................
      
      Девушка была блядь. Двухкомнатная квартира хорошо обставлена. На стене портрет девушки с каким-то мужчиной. Рядом еще портреты. Но уже с другими мужиками.
      - Это кто? - спросил он, кивнув на портреты.
      Девушка молчала, закусив губу и валяясь на полу. Из прихожей он ее перетащил в комнату, и теперь она находилась в более-менее привычной обстановке. Одежда на ней была разорвана. Девушка была уже изнасилована во все места. Но он специально не кончил, чтобы продолжить.
      - Ты обвиняешься в преступлениях против человечества, - медленно произнес он, усаживаясь напротив нее в кресло. - Обвиняешься в разгульном образе жизни. Обвиняешься в блядстве.
      При этих словах он почувствовал, как член его набирает силу.
      - Расскажи мне все подробно, - сказал он. - Расскажи о всех твоих преступлениях.
      Девушка молчала.
      - Говори, блядь! - он подсочил к ней и ударил ладонью по щеке.
      По мере того, как девушка стала рассказывать о своих "злодеяниях", он возбуждался. Когда член его набухал, он ложился на девушку и трахал ее. Но не кончал. Дожидался, когда член опускался, снова усаживался в кресло и продолжал слушать ее.
      - Говори обо всех случаях, - попросил он.
      - Обо всех не получится. Слишком много, - попыталась улыбнуться девушка.
      Он снова ударил ее. На губах девушки выступила кровь. От крови он снова возбудился и стал вновь ее насиловать. На этот раз он достал фаллоимитатор и всунув ей в рот, ввел свой член в попу. Врываясь в анус, краем глаза он посматривал как она сосет, представлял другого мужчину (из ее рассказов, когда она рассказывала, его мозг рисовал различные портреты мужчин), и оттого получаемое им наслаждение усиливалось в несколько раз.
      -...Был случай, когда меня изнасиловали в лифте, - продолжала девушка. - Мне это так понравилось, что этот парень стал моим любовником.
      - Вот блядь, - подумал он и, представив всю сцену насилия, неожиданно кончил.
      Ему показалось, что девушка вздохнула с облегчением.
      - И не надейся, - прошептав, он принялся наносить по ней беспорядочные удары. Бил не сильно, девушка скулила, и он неожиданно возбудился вновь. На этот раз он вставил фаллоимитатор ей в анус, а сам принялся мастурбировать клитор. Девушка кончила. Потом еще и еще раз.
      - Ты настоящая сука, - как показалось девушке, с каким-то даже уважением произнес он. - Но таким как ты жить нельзя. Я поклялся очистить мир от продажных тварей. И я сделаю это.
      Обведя глазами вокруг, он увидел винную бутылку, одиноко стоявшую на столе.
      - Пьешь? - спросил он, сурово посмотрев на девушку.
      - Иногда, - призналась она.
      - Это хорошо, - улыбнулся он. В его голове родился план, который он тут же претворил в жизнь.
      Через время девушка стонала, извиваясь от одновременно всунутой в ее влагалище бутылки и фаллоимитатора в попе. Он исхитрился и вогнал в ее рот свой член, приказав девушке "сосать так, как она еще никому не сосала".
      Когда он кончил, то вытащил член, потом фаллоимитатор, вставил вторую бутылку (которую нашел в холодильнике) в ее вагину, и не вынимая бутылку из ануса, всунул две бутылки до упора, но не остановился и продолжил движение. Вскоре послышался треск рвущихся тканей. Девушка умерла от внутреннего кровотечения. Но он успел застать миг предсмертных конвульсий, и высунув член, кончил на нее. Ему даже не пришлось толком дрочить, увиденная картина была столь яркой, что все произошло само собой. После этого он пописал на тело и ушел. Больше ему в этой квартире делать было нечего. Как-то скрывать следы преступления при работе современных органов следствия тоже не стал. Зачем? Все равно не найдут, - знал он. И был прав. Раскрываемость убийств в России традиционно была на низком уровне. Основная часть раскрываемых убийств - бытовые, когда сосед убил соседа, чуть ли не сам заявил в милицию, и, дождавшись суда, получал срок, отправляясь на зону и пополняя ряды таких же мужиков. В любом убийстве должен быть мотив. У кого мотив - тот и убийца. Если такого мотива обнаружить не удавалось - в большинстве случаев убийства не раскрывались.
      А какой мотив был у него? Или, другими словами, как могли следователи (даже при самом большом желании) понять его мотив? Да и кто мог подумать на него? Предположение на грани абсурда. Поэтому он знал, что никто никогда его не найдет. Будет еще один "висяк" (как менты называли нераскрытые преступления), или найдут какого-нибудь любовника девушки (того, что послабее духом), выбьют из него показания (в пресс-хате следственного изолятора - СИЗО или даже еще раньше, в КПЗ - камере предварительного заключения), и, собственно, все. Дело закроют, невиновный человек получит срок, а он, депутат Николаев, будет по-прежнему на свободе, рассказывать с трибун как народ должен жить.
      - Хотя, разве бывают совсем невиновные люди? - задумался Николаев. - Ведь так или иначе, виновен каждый. Просто преступления различны. Некоторые прописаны в уголовном кодексе, а некоторые нет. Как, например, прописать преступления в семьях, где муж или жена планомерно и методично уничтожают жизнь друг друга. И когда уже накапливается все до предела, то - или совершается убийство (и дело передается в следственный отдел), или бывшая семейная пара расходится, чтобы портить жизнь уже другим, потому как людей много, он или она через время находит кого-нибудь по образу и подобию, и через время все начинается сначала. Правда, до убийства может не доходить, но вот телесные повреждения весьма распространены (а как еще "учить"! - улыбнулся Николаев), да и разводы не редкость, а может даже и наоборот.
      И получалось в итоге, что, так или иначе, люди не только оказываются несчастливы сами, но и обрекают на несчастье других. Себе подобных. Да и счастья, как такового, нет. Все росли в разных семьях, при разных условиях, все получили разное воспитание, притом, что и воспитание воспитанию рознь. Вот он, депутат Николаев, получил, как многие полагали, блестящее образование. А о том, что большую часть знаний ему досталась в результате самообразования - никто не знал. И даже, как он полагал, не догадывался. Большинство людей вообще от природы исключительно ленны (от слова "лень"). И лень их заложена в самой природе человека. Если можно так сказать, лень была неким защитным механизмом, предохраняющим психику от излишних перегрузок. Машины от перегрузок ломаются, а люди сходят с ума. Или разгружаются, убивая себе подобных. Существуют законные способы убийства, например войны (именно поэтому войны существуют на всем протяжении жизни человечества). Или убийство путем казни за правонарушения в шариатских странах (закон шариата суров, но справедлив, считал Николаев). А есть и такие убийства, как убийства в результате уголовных преступлений. И с этим ничего нельзя поделать, потому как это наш мир; а мир складывается из отдельных людей, их психики. И в итоге нужно говорить, что психика человека такова, что время от времени он должен убивать кого-то из себе подобных. А если не убивать, то хотя бы выказывать агрессию. И больше никак. Иного, как говорится, не дано.
      .........................................................
      
      Со временем депутат Николаев принялся помогать следствию. Он одевал милицейскую форму, гримировался (искусству грима научила его знакомая актриса, с которой у него был роман по молодости), и находил возможных преступников, заставляя тех делать признательные показания. Такие показания вскоре попадали на стол начальнику полиции того или иного района, Николаев тут же посылал депутатский запрос, вынуждавший начальника ускорить рассмотрение уголовного дела, и, так как признание подсудимого уже было, того быстренько приговаривали к тому или иному сроку лишения свободы, начальник отчитывался о раскрываемости особо тяжких преступлений перед своими начальниками, Николаев становился спокоен, зная, что за совершенное им убийство уже осужден другой человек, и в итоге всем было хорошо. Ну за исключением быть может жертвы (хотя самой "жертве" к тому времени уже было все равно, кто ее лишил жизни), да приговоренного к длительному сроку заключения невиновному человеку. Хотя, как мы уже сказали, невиновных людей не бывает. Бывают нераскрытые преступления. А если бы каждого человека пропустить через призму отчета за все совершенные им деяния, не нашлось бы невиновных. Это как в Новом Завете, когда Христос решил спасти Марию Магдалину, обвиненную в блядстве, он сказал ее судиям что, мол, кто без греха пусть первый бросит в нее камень. И разбежались судьи, ибо сами были распутники да убийцы.
      
      
      Глава 3
      Николаев вел что-то среднее между дневником и мемуарами. В ином случае, это походило на трактат. Но его нисколько не волновало, что то, что он пишет, не имело какого-то ясного названия, цель он преследовал иную. Ему хотелось выговориться. Но то, о чем он говорил здесь, явно шло в противовес с тем депутатом Николаевым, которого все знали. Поэтому особо "наболевшее" он решил записывать на бумагу. А сверху подписал "Невысказанное".
      В этом "невысказанном" была душа Николаева. Быть может именно та душа, о которой никто не знал, не догадывался, ибо в зависимости от жизненных обстоятельств, там он представал или сильным или слабым. Но никогда не был естественным, никогда не был самим собой. Потому что общество обязывало его играть определенные роли и следовать заданным правилам игры.
      А когда же быть собой?
      А вот только здесь, на страницах дневника, он и мог это сделать.
      .........................................
      
      "Сегодня туманно на душе. Мой сознание вступает в явное противоречие с общепринятым осознанием действительности. И хотя сколько в этой самой действительности чего-то реального, я точно не знаю, но полагаю, что не много.
      Слишком много людей врет и изворачивается.
      Слишком много людей говорят не то, о чем хотели сказать, и совершают совсем другие поступки.
      И что говорить о том, что такова жизнь...
      Такова ли она на самом деле, никто не знает. Все делают вид что это так, тогда как на самом деле, вполне может быть все иначе. Но...".
      ................................................................
      
      "Конечно же, я негодяй и поддонок. По сути - предатель. Да, бывает мне плохо, но пока мозг контролирует ситуацию, я еще могу удерживать все удерживать в границах собственного безумия.
      Не подобное еще никогда не удавалось долго. Всю жизнь, всю свою сознательную жизнь, я занимался укреплением собственного духа, многому преуспел, но до сих пор точно знаю, что любая, иной раз, мелочь, может тотчас же выбить меня из колеи.
      И ситуацию никак не исправить. Я, Роман Николаев, на людях всегда один, а сам с собой другой. Это повелось годами. В какой-то момент я понял, что мир устроен совсем по другому. Что в нем одинаково успешно соседствуют ложь и правда. Высокие идеалы и низкие, животные инстинкты. Прав был доктор Геббельс - человек все равно остается животным. Развитие интеллекта, образование, нахождение, порой, в исключительно культурной среде, ни к чему на самом деле не приводят, ибо не приводят к самому главному - к исправлению природы человека. Потому как природу исправить невозможно.
      А все попытки совершить подобное тот час же наталкиваются на стену непонимания, прежде всего, самого себя. И так получается, что нет выхода. Так получается, что сколько бы мы не пытались, сколько бы не стремились добиться того, чтобы стать другими, все напрасно. Со временем оказывается напрасно. И даже если кажется что еще что-то удастся, нет. Не удастся. Не получится. Просто потому, что такова природа человека".
      
      
      Глава 4
      Роман Сергеевич задумался. В последнее время ему вдруг расхотелось убивать. "Страну таким образом не переделать", - рассуждал он.
      ..."Не переделать", - через время с сожалением добавил Николаев и дал команду своим помощникам прорабатывать его эмиграцию за границу. Возможные страны для переезда он рассматривал несколько: Канада, ФРГ, США, Израиль, Англия. Пока не знал куда именно, но уже понял, что уедет.
      Николаев еще не решил вопрос с деньгами. Счета у него были открыты в различных зарубежных банках, но отчего-то ему казалось, что могут возникнуть определённые трудности, и потому часть денег он намеревался провести наличными. Для этого требовалось нелегально пересечь границу. Были для оказания подобного рода услуг у Николаева специально обученные люди. Ведь если существует закон, его всегда можно обойти. По типу, что если есть дверь - ее всегда можно открыть, невзирая на то, какой там замок.
      
      В жизни в России получалось, что дверь иной раз нельзя было открыть, ибо на ней вообще не было замка. Но то было в России. И как раз от этого и других безобразий депутат Николаев намеревался уехать. На Запад. На Западе свобода. На Западе счастье. На Западе жизнь. В России вечные - то тьма, то тюрьма. "Менталитет такой", - рассуждал Николаев и был как всегда прав (как он полагал в своих многочисленных рассуждениях по поводу жизни). Жизни вечной, - именно такую он намеревался прожить. Но и в то же время хотя бы просто жизни, - иной раз мечтал он, устав от мошенничества и коварства, которым был пропитан воздух на его Родине, стране великих возможностей и столь ужасного менталитета, губившего в итоге все великие начинания.
      Впрочем, Николаев ведь всегда с этим как-то справлялся. С тем, что творилось в его душе. Одно время он даже настолько привык к этому, что, наверное, даже неприемлил (если бы кто его спросил из западных журналистов) о положении дел в стране. Наверное, он бы тогда отвертелся общими фразами. Ведь все мы, своего рода, "политические проститутки" (по образному представлению Ленина).
      
      
      Глава 5
      Конечно, ему хотелось всех убить. Но ведь это был не выход, как он понимал. Да, пусть когда-то в детстве о нем говорили, что он родился "недоразвитым" (Роман Сергеевич помнил все эти истории). Да, пусть, когда он учился в школе, все время словно абстрагировался от якобы "насущных" школьных дел (он считал их полным безобразием в духе существовавшей тогда партии да правительства). Да, ему казалось вообще все в этом мире не таким ясным, честным и открытым, как это должно было быть. Но ведь с другой стороны, Роман Сергеевич Николаев был на самом деле искренним патриотом Родины. Просто в свое время (в его время) ему не заплатили столько, сколько он полагал, что стоит. И потому он стал позиционировать собственную справедливость. А когда убедился, что этой самой справедливости как не было так и нет в стране пребываниям - начал решать вопросы по своему. Заметим, не примкнув к какой-то партии и поначалу даже не думая, чтобы эмигрировать на Запад. Нет. По типу как в поговорке: "все свое ношу с собой", так и здесь Николаев очень хотел добиться торжества справедливости в стране где родился. И вы конечно будете смеяться (если живете еще в России, где все законы подчинены власть имущим), но депутат Николаев верил, что ему удастся победить "Систему". Сломать. Опрокинуть навзничь. Ведь бывают все-таки победители.
      
      
      Глава 6
      Николаев понимал, что по настоящему справедливости не было в этом мире. Но если еще хоть как-то справедливость была в Европе и США, то ее никогда не будет в стране, где он жил. И это притом, что все было скрыто такими двойными стандартами, что поистине можно было признать, что страной правили юристы-манипуляторы, которые насмехаясь над народом, подгоняли все под букву закона, сами же эти законы и сочиняя. То есть выходило так, что они уже изначально были всегда правы. Кто громче всех кричит "держи вора!" - зачастую этим самым вором и является. Депутат Николаев это знал. Также как и знал, что у него скоро заканчивается срок полномочий и его уже не изберут. Слишком многим олигархическим кругам он перешел дорогу. Слишком со многими из высокопоставленных представителей власти порвал отношения, указав им, кто они есть на самом деле.
      По сути, ему оставалось одно: наводить справедливость теми методами, которые он считал единственно приемлемыми, а после бежать на Запад. В Англию или Израиль, эти страны не выдавали политических беженцев. А он именно таковым собирался стать. Именно поэтому у него был собран колоссальнейший материал, способный обличить эту власть. Да, он понимал, что его могут самого убить (как когда-то по приказу Сталина убили Троцкого, скрывшегося за границей). Да, он понимал, что может даже попросту не успеть уехать из страны. Сколько начинавшихся против него уголовных дел (инициированных завистниками да ставленниками предателей Родины) развалилось за это время на этапе следствия. Благо оставались у него добрые друзья и единомышленники в различных ведомствах. Но Николаев понимал, что рано или поздно все может закончится. И на этот случай он хранил дома пистолет, а в лацкане его пиджака была зашита ампула с ядом. Из пистолета он будет стрелять в врагов, а последний патрон оставит для себя. Ну а яд, это на случай совсем уж непредвиденных обстоятельств, когда и времени на оборону не останется.
      Страшная страна... Страшное время... Страшная жизнь...
      И не правда, что это мы жизнь делаем такой. Нет. Жизнь нас не выбирает. Все происходит словно в лотерее. Случайно и, зачастую, нелепо. И понимая это - Николаеву становилось еще больнее за происходящее.
      "Страшная страна, страшное время, страшная жизнь", - повторил он, и пошел на новое дело. В одном из предприятий засел враг. Враг был директором этого предприятия, который воровал не только у государства (бюджетные деньги), но и был настолько жаден, что воровал даже у своих рабочих: каждый из трудяг должен был десять процентов отчислять в придуманный директором фонд; причем документально все было настолько чисто, что по закону не подкопаться, но Николаев-то знал, куда на самом деле идут деньги; а уж юридически запутать наемных рабочих, понятно, что для директора труда не представляло. Кто из рабочих не хотел отчислять, тех под надуманными предлогами увольняли. Да ещё с "волчьим билетом" - то есть так, что те не могли никуда устроиться.
      Круговая порука.
      Разврат власти.
      И Николаев решил положить этому конец. Своими методами, разумеется.
      
      
      Глава 7
      - Здравствуй, - вошел Николаев в кабинет директора завода. - Охраны у тебя больше, чем у президента, - пошутил он. - Чего-то боишься?
      - Ничего я не боюсь, - пробубнил директор, который сидел связанный в стуле, а рядом на полу лежали убитые телохранители.
      К этому делу Николаев подготовился более основательно, поэтому предварительную зачистку поручил одному из своих друзей, бывшему капитану спецназа Сомову.
      Сомов давно уже хотел уехать в другую страну. Скорей всего на Украину, где можно было еще повоевать, да и, учитывая отношения между Россией и Украиной, знал, что его при случае не выдадут и даже не будут искать. А после Украины можно было уехать на Запад. Скрывшись уже там. Сомов тоже любил действовать своими методами. И подобные методы часто были вне разрешённой правовой основы. Представлял из себя Сомов этакую смесь Глеба Жеглова (с его позицией "вор должен сидеть в тюрьме") и Батьки Махно (с его вольностью) помноженной на удаль известного разбойника и лихоимщика Степана Разина. Внешне же походил на актера Шукшина в фильме "Калина красная". Даже рубаху носил как герой Шукшина Егор Прокудин - красную. Да, чуть не забыли. За операцию по зачистке Сомов должен был получить один миллион евро. Деньги наличными как раз сейчас подвозили в указанное им место, и человек, который должен был отзвониться о получении средств, уже позвонил и подтвердил, что деньги на руках.
      - Ну что, сука, - улыбнулся Николаев, обращаясь к дрожавшему от страха директору. - Мы уже составили все документы. От тебя остались только подписи в присутствии нотариуса. Они уже тоже здесь.
      Сквозь приоткрытую дверь, через которую входил нотариус, директор увидел, что весь коридор был усыпан трупами его охранников.
      - Кроме того, у тебя изымается все движимое и недвижимое имущество, которое записано на тебя и всех твоих родственников. Плюс все финансы.
      - А что остается мне? - не понял директор.
      - Пуля, - улыбнулся Николаев, и достал пистолет. - Подписывайте, пожалуйста, документы, - вежливо попросил он. - У меня еще дела в Госдуме.
      - Я не буду подписывать, - еле слышно сказал директор.
      - Да и не надо, - улыбнулся Николаев и выстрелил тому в ногу. - Это раз, - сказал он. - А это два, - добавил он, прострелив директору вторую ногу. А теперь мы отрежем тебе руки. Ты же сказал, что все равно они тебе не нужны.
      Стоявший рядом Сомов сделал директору укол, чтобы тот не потерял сознание от боли. А еще через время тому отрезали кисти рук. После чего Сомов заботливо перевязал то, что осталось от рук директора, и остановил кровь.
      Директора погрузили в мешок и вывезли во двор, бросив в вольер срывавшихся от лая здоровенных псов, охранявших завод. Голодные собаки тут же набросились на умирающего директора и растерзали его тело. После чего собак пристрелили.
      - Поздравляю, капитан, - довольный произошедшим, весело произнес Николаев. - Справедливость восторжествовала.
      - Да будет так, - улыбнулся в ответ Сомов.
      
      Стоявшие рядом бойцы его спецгруппы выстроились в шеренгу. Николаев лично каждому дал на руки по пять миллионов рублей. Парням надо было кормить семьи. К тому же из страны они уезжать не собирались и могли еще пригодиться. Десять отборных головорезов, которых когда-то подбирал лично Николаев. Парни были его охраной, готовой прибыть по первому требованию. Деньги они получали не только за работу, но и за молчание. В конце квартала каждый получал премию в пятьдесят миллионов. А в конце года по сто. Своих людей Николаев ценил. И хотел, чтобы они ни в чем не нуждались. И пусть деньги платил им в рублях, знал, что пока не случилась катастрофическая инфляция, для жизни в России им этих денег будет достаточно.
      
      Глава 8
      Гениальность на грани помешательства. Это был одновременно и диагноз и счастливая карта депутата Николаева. Ну хотя бы потому, что он сам с недавних пор начал ощущать, что жизнь его не приносит никакого смысла. Так лишь, эпизодами то нечто, то что-то. А то и вообще ничего.
      Странное было время. Время одновременно и проб, и ошибок, и течений, и даже местами проклятий. Притом что время само расставляет свои приоритеты. Ну да так уж повелось... Он этот знал...
      
      
      Часть 4. Гипнотизер Баринов
      Глава 1
      Ипполит Сергеевич Баринов вспоминал свою жизнь. Точнее, он в очередной раз делал такие попытки, но не раз замечал, что многое ему становилось неподвластно, как бы отодвигаясь на задний план памяти; так что и не так просто оказывалось извлечь что-то наружу, в сознание, и память лишь осколками выхватывало то нечто, что вроде как и должно было предстать какому-то полувоспоминанию - полуосознанию, да и то, так было лишь какое-то время, после чего все вновь прекращалось, словно неожиданно замирая и уплывая в небытие.
      Настоящая фамилия Баринова была другой. И жизнь его отличалась от той официальной биографии, которую он единожды и навсегда выучил наизусть, а будучи человеком творческим, периодически вносил в нее, на первый взгляд, совсем незначительные уточнения, чем на самом деле еще больше запутывал не только других, но и себя. И теперь, когда на подходе уже маячили почти семьдесят лет его бытия на земле, Баринов неожиданно обратил внимание, что слишком долго и методично он подменял свою биографическую память, на первый взгляд, словно незначительными штрихами, пока не оказалось, что он ничего толком и не помнит из того, что было на самом деле; ну или еще вернее, он прекрасно помнил все, но не мог поручиться, что в его воспоминаниях было правдой, а что вымыслом. Заметим, не ложью, - ложь и любые проявления ее Баринов не любил, а именно вымыслом. Вымысел, в иные разы, мог нести чисто умозрительные характеристики, да и на самом деле мало кто из тех, кто посвятил жизнь изучению психики человека, мог поручиться за свое полное понимание действительности. Точнее, действительность такие люди как раз понимали, и в иных случаях могли понимать как никто другой; но вот поручиться за то, что их видение на все сто процентов является истинным отображением действительности, пожалуй, положа руку на сердце, сделать никто из них не мог. Не мог, да и не хотел, бессознательно понимая, что на самом деле все слишком запутанно, чтобы не только четко представлять себе, а значит, при случае, также уверенно отстаивать четкое отображение деталей окружающей действительности, но и поручиться, что эта действительность была именно такой, какой они видели, а не их представлением о ней.
      Ипполиту Сергеевичу было от шестидесяти двух до шестидесяти пяти лет. Может чуть старше. Видимо точный возраст забыл он и сам. Лишь когда-то остановился на какой-то цифре и взял ее за отправную точку своего года рождения. Так ему было спокойнее.
      Высокого роста, атлетически сложенный (результат природных данных, спортом Баринов никогда специально не занимался, работы в деревне и так было хоть отбавляй, хотя и выполнил на перовом курсе норматив мастера спорта по дзюдо - ну да то было дело случая), сейчас Ипполит Сергеевич представлял собой этакий массивный исполин, с густыми черными бровями и умным, проницательным взглядом.
      - В город уезжаешь? - вспомнил Баринов вопрос старика-односельчанина, когда после окончания десятилетки он ходил по дворам, прощаясь с земляками, и словно стремясь вобрать в этом общении всю деревенскую мудрость, сосредоточенную в людях, проживших жизнь в тяжелых условиях сельского быта, людях, поставленных на грань выживания всеми этапами трудной советской истории.
      - Уезжаю, - слегка потупив взор, отвечал Баринов. Отчего-то ему было не очень удобно что он уезжает. Иной раз приходило ощущение, что словно он совершает какое предательство. Но Ипполит гнал от себя такие мысли. С отличием закончив сельскую школу, у него был только один выбор дабы выбраться "в люди" - учиться в вузе.
      - Я так понимаю, обратно ты уже не вернешься, - с сожалением, покачал головой старик, случайно угадав мысли Ипполита.
      Ипполит вскинул голову. Ему вдруг захотелось возразить, сказать, что после окончания вуза он обязательно вернется обратно в село, будет работать механизатором или инженером, и вернется уже с новыми знаниями, вернется... Он и сам понимал, что обратно не вернется. Слишком твердая была у него решительность добиться иной жизни, чем видел вокруг на протяжении тех семнадцати лет жизни, что прожил в деревне. Поэтому он только смущенно улыбнулся, подивившись мудрости старика.
      - И не возвращайся, - сказал старик. - Сам видишь, что у нас за жизнь. Вы молодые, должны прожить другую жизнь, нежели мы, а в деревне какая жизнь? - и, махнув рукой, старик побрел по сельской дороге, размытой временем и дождями, и вскоре уже совсем скрылся за горизонтом, а Ипполит все смотрел вслед старику, думая уже как будто о чем-то своем, а может на самом деле ни о чем и не думая, а погрузившись куда-то вглубь себя, просто пребывал в мысленном одиночестве.
      Такой род одиночества, с иных пор, стал часто приходить к Ипполиту. Нельзя сказать, что он к нему стремился, или, справедливей сказать, как-то по особенному стремился, но было точно, что это состояние с недавних пор, как только оно появилось первый раз, стало чем-то по особенному дорого Ипполиту; причем, приходило оно всегда внезапно, даже как-то неожиданно внезапно, и создавалось ощущение, что это было именно то, чего он так долго ждал. Ждал... Пожалуй, Ипполит не мог бы точно выразить, чего он на самом деле ждал. Иной раз мысли об этом заводили его в тупик. И тогда он, словно неожиданно для себя, погружался в состояние этой легкой внетелесной прострации. И, казалось, начинал возноситься вверх, пока не начинал парить над облаками...
      - К врачу не пробовал обращаться? - улыбнувшись, посмотрел на него сосед по комнате в общежитии, веснушчатый парень по имени Алексей, приехавший, как и Ипполит, из одного из сел необъятной Кубани и после поступления в сельскохозяйственный вуз оказавшись в одной учебной группе с Виктором.
      - Я сам врач, - буркнул Ипполит, вспомнив шутку парня своей сестры, Людмилы, недоучившегося медика, работавшего санитаром на станции "Скорой помощи" в небольшом райцентре.
      - Я тоже хотел стать врачом, - по своему понял слова Ипполита Алексей. - Да меня отговорили родители. Сказали, что в медицинский вуз можно поступить только по большому блату. А из села вообще никого не берут.
      - Почему это не берут? - удивился Ипполит. - Мы что, какие-то особенные?
      - Особенные, особенные, - кивнул Алексей. - Образование в городе и в селе ты не сравнивай.
      - А что так? - хотел уже, было, взорваться негодованием Ипполит, да, увидев добродушный и слегка наивный взгляд Алексея, улыбнулся и предложил походить по территории вуза, так сказать, осмотреться.
      
      Смотреть было действительно что. Самый большой по площади ВУЗ в Европе, а может и в мире, сельскохозяйственный университет столицы Кубани простирался на десятки километров и представлял собой, скорее, небольшой отдельный городок внутри большого города.
      Новоиспеченные студенты ходили по этой огромной территории, верили каждый во что-то свое, удивлялись тоже, большей частью, про себя, боясь быть обвиненными в показном... зазнайстве, что ли? - задумался Алексей, посмотрев на Ипполита, который первый и поднял эту тему.
      - Не думаю, - медленно, словно о чем-то серьезно раздумывая, произнес Ипполит. - Мне отчего-то кажется, что тут что-то другое.
      - Другое? - удивился Алексей, но тут же словно что-то спохватившись, закивал головой. - Хотя да, видимо другое, - быстро произнес он. - Пожалуй, ты прав. Совершенно другое.
      Окончательно сбившись с мысли поведением и словами Алексея, Ипполит быстро зашагал вперед, буркнув что-то на вроде того, что я скоро приду.
      - Куда это он? - подумал Алексей, но тут же вспомнил, что и у него много раннее отложенных дел, а потому, развернувшись, поспешил быстрым шагов в противоположную сторону от того направления, куда ушел Ипполит.
      - Подожди, - догнал Алексея Ипполит.
      Алексей, чуть выше среднего роста, худощавый парень, с любопытством посмотрел на запыхавшегося Ипполита.
      - Подожди, - повторил Ипполит, хотя Алексей стоял на месте, и не думал никуда двигаться. Ему хотелось узнать, что такого произошло за несколько минут с момента их прощания.
      - Подожди, - устало повторил Ипполит, и, взял Алексея за руку, словно тот намеревался уйти.
      - Что случилось? - спросил Алексей.
      - Я пойду с тобой, - ответил Ипполит.
      В голосе Ипполита, Алексей не почувствовал просьбу. Скорее, это было даже какое-то утверждение, словно они говорили о деле, давно решенном.
      Алексей не стал спрашивать товарища, куда они должны идти, он на миг вообще забыл, куда намеревался идти сам, а потому они просто молча пошли вместе, каждый думая о чем-то своем. Алексей, например, вспомнил родное село, вспомнил, как его провожали родители, вспомнил, как напутствовал его отец, как платком утирала украдкой слезы мать, как смотрел на него младший брат, как, когда он уже ехал в автобусе, их догнал на своем грузовике старший брат, мол, не попрощался (старший брат работал водителем в другом районе, куда уехал после женитьбы), когда, когда, когда...
      Неожиданно все эти воспоминания показались Алексею как бы некстати. Не то, чтобы они были не нужны ему (с недавних пор воспоминания были тем, что помогало ему жить на новом месте), но сейчас Алексей отчего-то ощутил, что все эти воспоминания немного мешают ему. Словно уводят куда-то за горизонт, откуда может он и не вернется никогда. А потому Алексей стал учиться отгонять от себя все эти нежелательные мысли. Мысли, которые стали вдруг его так ранить...
      
      О чем думал Ипполит? Ипполит думал о своей новой "разработке".
      Научной "разработке". Несмотря на то, что поступил он в сельскохозяйственный вуз, и, по итогам обучения, должен был стать инженером-механиком, Ипполит на самом деле стремился к совсем иному. Он не зря вспылил тогда, в разговоре в общежитии, когда Алексей сказал про медицинский вуз. Ипполит тайно мечтал поступить в медицинский. Но председатель жестко сказал тогда, что колхозу нужен инженер, что направляет он его для того, чтобы выучился и приехал обратно, и...
      Ипполит как будто согласился. Хотя вот сейчас, вспомнив глаза председателя, подумал, что тот скорее признал, что Ипполит услышал его слова, чем поверил в то, что он сделает именно так. Хотя, чуть позже, когда Ипполит посетит родное село после окончания первого курса, председатель скажет, что всегда верил в него, но пока... Пока у Ипполита не было такой уверенности. Да и, наверное, не было увечности у самого председателя.
      Впрочем, сейчас только Ипполит поступил в институт, и еще совсем было неизвестно, как это все закончится, и что в его жизни еще произойдет...
      
      
      Глава 2
      Ипполит сидел за рабочим столом... Вот как уже час его посещали загадочные мысли, с которыми он вроде как и пытался бороться, да после понял, что это того не стоит, ибо мысли все-таки лучше записывать.
      И тогда он стал писать...
      
      "Иногда хочется забыться... Забыться если и не вечным сном (о вечности в этот момент не думаю), но, наверное, состояние мое может быть сродни погружению в бездну... Откуда может и нет на самом деле никакого возвращения... Или даже наоборот. Есть. Есть это возращение. Притом что порой просто кажется, что и не исчезал я никуда, а как бы оставаясь на поверхности, падал в пропасть несбывшихся желаний, нереализованных возможностей, чего-то до боли знакомого, и, пожалуй, такого же непонятного...".
      Ипполит давно замечал в себе сентиментальность. Внешне он стремился походить на неприступную крепость, а в душе чувствовал робость и даже тоску.
      Тоску по чему-то ушедшему и как будто навсегда потерянному. И видимо как-то так это и было на самом деле. Разве мог он тогда, студентом, предположить, что со временем все в его жизни в корне изменится. Что из обычного парня, каким он оставался до конца окончания вуза, он вдруг станет ученым, почти мировой знаменитостью, академиком несуществующих академий...
      Впрочем, сам он всегда будет оставаться в глубине души тем прежним Ипполитом, выходцем из простой деревенской семьи, чудом получившим высшее образование, тогда как большинство его соотечественников и о среднем не могли мечтать... Слишком глухая деревня... Слишком другая там жизнь... Слишком разнятся взгляды на жизнь с городскими... А вон на тебе, выучился, закончив вуз, остался в аспирантуре, по получении степени уже, было, собрался возвращаться в деревню (обещал), да наслоились какие-то новые дела...
      Потом другие...
      Потом еще и еще...
      
      И так не было им ни конца, ни края...
      
      Пока уже и сам не заметил, что состарился...
      
      Хотя нет. Постарел, но не состарился. Силы в себе даже сейчас, в свои "за шестьдесят", Ипполит ощущал невероятные... И иногда даже казалось, что мог он свернуть горы... Если бы это было кому-то надо...
      ..................................................
      
      Не надо. Ипполит давно уже ощущал, что многое из того, что он может - никому было не надо... Он вроде и жил еще, но чувствовал себя в этой жизни не таким уж и нужным... Прежде всего ненужным, наверное, себе. Другие охотно бы пользовались его связями, возможностями, знаниями, наконец... Но Ипполит Сергеевич как-то сразу себя так поставил, что у него никто ничего не просил... А он сам не предлагал. Да и зачем, рассуждал он. Жизнь-то - она такая странная штука... Сейчас он мог быть нужен кому-то, а проходило время - и прежние знакомые навсегда вылетали из памяти жизни... А новых Ипполит заводить не спешил...
      
      
      Глава 3
      Баринов был мошенник. Мошенником Баринов был талантливым, и, если можно так сказать, от природы одаренным. Даже может быть чертовски одаренным. По крайней мере ему везло всю жизнь. Жизнь относительно долгую. Притом что он ведь был жив до сих пор. И продолжал заниматься тем, чем, собственно, и начал заниматься уже в зрелой жизни. Что было до его зрелой жизни? Крымов (настоящей фамилией Баринова была Крымов, Федор Крымов) закончил мореходку, плавал на судах северного флота, в меру пил, собирал камни (для коллекции), женился, родил сына, в общем, почти ничем не примечательная жизнь.
      Но такая жизнь у него была лишь лет до тридцати лет.
      А потом Крымова как подменили. Всего за год-два он стал другим человеком. Во-первых, ушел с Морфлота. Во-вторых, ушел от жены. В-третьих, стал... гипнотизером. В четвертых, взял фамилию Баринов. А в пятых - со сменой фамилии у него пришло и какое-то новое ощущение жизни.
      ...................................................................
      
      Вскоре Баринов выдумал себе легенду, в которой вскоре сам запутался, где была истина, где фантазия. Легенд гласила, что еще в детстве у него проявились способности к гипнозу, о чем якобы ближайшее (дворовое и семейное) окружение не раз ему удивлено заявляло. Ипполит скромно умалчивал о том, что он им отвечал. Можно предположить, что как раз тогда он сам ничего такого не замечал, а о самом гипнозе если и догадывался, то на основе какой-нибудь случайно прочитанной книжки (Баринов много читал, хотя и достаточно хаотично), или услышанного рассказа. Но скорей всего остановимся на том, что байки о способностях, проявившихся еще в детстве, Баринов выдумал сам. Притом что особой скромностью он не отличался. Был хвастлив (иной раз чрезмерно), заносчив (почти все время), в меру ленив и настойчив к достижению цели. Можно только удивляться, как в нем сочеталось и первое, и второе, и в юные годы своей жизни Баринов и сам бы не нашел, как объяснить подобное, но по мере взросления он стал находить ответы на многие вопросы. Даже, справедливей сказать, что до сих пор он еще находил ответы на заданные когда-то вопросы. Правда, эти ответы были весьма специфические. Можно даже предположить - свойственные лишь одному Баринову.
      И это были ответы на вопросы, на которые не может быть каких-то точных ответов. Поэтому, при желании, можно было вполне довольствоваться и ответом Баринова. Тем более что говорил он уверенно, четко, и достаточно ясно излагал свои мысли. И пусть это были на самом деле очень путанные мысли человека, не получившего какого-то серьезного образования и постигавшего все своим трудом (этакий талантливый самоучка). Да Баринов ведь и действительно был талантливым самоучкой. Так сложилось, что до всего ему приходилось доходить самостоятельно. И он получал знания, жадно впитывая их. И эти знания, эта получаемая из книг и жизни информация перемешивалась в его голове порой самым невообразимым образом.
      А потому в итоге и рождались какие-то загадочные вещи, которые озвучивал Баринов, давая ответ на тот или иной вопрос.
      И это были по своему очень интересные ответы, граничащие на грани логики, здравого смысла и сумасшествия. Например, Иерусалим - русский город, так как даже в названии корень руса - русы - то есть русские. По такому же типу название русскости было скрыто в слове урка. Урка - ура - уры - и Баринов опять выходит на русскость. Лева Кац, взяв когда-то фамилию сначала Крымов, а после Баринов, и имя - Ипполит, не ошибся. Тогда он может и не думал, во что все это выльется. Евреям не так просто жить в России, поэтому Кац интуитивно нащупал правильный ход, заключающийся в смене фамилии.
      А позже он так увлекся своим вхождением в образ, что совсем забыл о своей исконной национальности и даже подсознательно стал считать себя русским. А после и вовсе решил написать историю великого русского народа.
      Правда, писал Кац-Баринов своеобразно. Он брал труды писателей и ученых, кроил их, отламывая куски из чьих-нибудь книг и вписывая их в книгу уже свою. Так рождались его литературные полотна. Причем, если поначалу Баринов еще как-то изменял украденные фразы, то после стал вставлять в своей текст все точно также, как было в оригинале. А фразы постепенно заменились на абзацы и целые страницы.
      
      Баринов любил размах. Воровать - так миллион, шутил он, воруя на самом деле иной раз по двадцать, пятьдесят, и даже по сто страниц из книги какого-то автора. Поэтому книги у Баринова (он был автором многих книг) всегда выходили объемными - даже при маленьком шрифте (шрифт был меньше, чем принято в книгах). И что удивительно, никто этого не замечал. А если что-то и находил схожее у других авторов, то тут уже кто у кого украл - еще вопрос. Да и был ли мальчик?
      Хотя из нескольких десятков его книг - все были скомпилированы, то есть, с украденными мыслями, предложениями, абзацами и страницами из других авторов. Причем, Баринов действительно был талантлив, поэтому при случае откровенно ругал других авторов за их бездарность. А каких-то авторов хвалил. И получалось так, что ругал он только тех, у кого украл текст. А хвалил тех, у кого текст не воровал, или в крайнем случае воровал - но переделывал, видоизменял.
      И при этом - никаких ссылок, сносок да цитат. Баринов играл по крупному. Спать - так с королевой, воровать - так миллион!
      
      Так он и жил. Обманывая, выкручиваясь, и как-то всегда удивительно приспосабливаясь к окружающей действительности, которая благотворила этому талантливому жулику современной страны.
      Хотя, конечно, так выходило не всегда. По сути, проходили годы проб и ошибок, прежде он выработал какой-то свой стиль. Стиль в какой-то мере схожий с методами работы тысяч его предшественников в мире мошеннического бизнеса (как ни крути, зарабатывание больших денег - это бизнес, если работаешь на себя). Но при этом, как и любой мошенник, Баринов вносил что-то свое. Разве что как человек творческий - избегал повторений. Может так принято у мошенников. Хотя он ведь не родился им. Стал. Стал в результате цепочки жизненных обстоятельств. И пусть кто-то предполагал, что Сеня Кац сам инсценировал такие обстоятельства, став сначала Федором Крымовым, а после Ипполитом Бариновым, и уже потом пустив жизнь в своем мошенническом направлении. Ну да так ему было, видимо, проще. Да и спокойнее. Ведь, по сути, человек всегда должен стремиться к спокойствию. Тем более при такой нервной работе как у Баринова.
      
      Впрочем, Баринов не всегда был мошенником. Да, быть может, и сейчас он бы не согласился с подобным определением, пропитанным воздухом криминала. Да может это и на самом деле было так. Ведь чем Баринов занимался? Он занимался тем, что выдавал себя за ученого-академика. Для чего это было ему нужно? Для собственного тщеславия и хоть небольшого, но обогащения (он проводил семинары для финансово обеспеченных "желающих"). Правда, некоторым своим знакомым Баринов честно признавался, что диплом академика существует только на бумаге академии и он его купил; а на самом деле не имеет не только ученой степени, но и даже высшего образования.
      Но тут уже мало кто с Бариновым мог соглашаться, считая это за "старческое баловство", потому как производил он впечатление человека умного, начитанного, и высоко эрудированного.
      Кроме того, действительно хорошо знал "предмет".
      И только если вы внимательно проследите за его словами да действиями, если вы проведете скрупулезный анализ, то только тогда поймете, что тут что-то не то. И на самом деле знания у Баринова не совсем структурированные, а как раз хаотичные. Такие знания получают не в институте, а при самостоятельных занятиях. Когда не зная что читать, читают многое и разом, после чего в голове иной раз все это перемешивается в великий хаос. И прописные истины сочетаются с легендами и сплетнями "желтой" прессы.
      Так было у Баринова. Но кто (да и когда?) будет проводить такой анализ? Те, которые учились у него, - стремились после получения знания идти дальше (своей дорогой). Те, которые ненавидели его (таких было на удивление много), старались, при случае, о Баринове не вспоминать. А все остальные и не умели проводить серьезный анализ. Им бы со своей жизнью разобраться...
      
      
      Глава 4
      Вероятно, воспоминания того, каким он был когда-то, неким чудодейственным образом накладывались на общее представление о себе. И как бы то ни было, особенно ничего хорошего с этого не выходило. Разве что только вносило некую сумятицу в и так не очень спокойное состояние духа Ипполита Сергеевича.
      В последнее время его стало утомлять все время изворачиваться, врать, скрываться. Хотелось честности. И при этом он как никто другой понимал, что честности не существует вовсе (словно по факту), ибо всегда и во всем есть лишь только выживание...
      Необходимость выживания видимо и заставляла его совершать те поступки, которые в итоге он вынужден был делать, сам того даже не желая.
      И все-таки он боялся...
      
      Иногда страх настолько поглощал его, что, казалось, и нет никакого выхода, кроме как разом прекратить собственное существование. И в тоже время что-то продолжало удерживать его на плаву жизни. Что-то все-таки было такое, что не дозволяло вот так вот взять и все закончить, признав собственное поражение. Ведь смерть, видимо, была бы таким признанием... Да и к чему вся эта его честность (перед собой), когда другие все равно ничего не замечают. Ведь, так или иначе, но почти каждый живет какой-то своей жизнью, в которой и любит, и обманывает, и ненавидит, и страдает, и теряется в догадках бытия - собственно, даже, иной раз, подобные загадки не замечая...
      
      Он замечал. Ему все время приходилось замечать все и вся. Ему все время хотелось совершить нечто, что доказало бы...
      Вот только что он хотел доказать, Ипполит Сергеевич не знал. Когда-то он может еще и знал это. Но с возрастом все настолько потерялось в тумане эпизодов жизни, наслаивающихся друг на друга, что ему уже может и ничего даже не оставалось, кроме как...
      Кроме как просто жить. Продолжать жить. Жить так, как он жил. Ведь если он станет жить иначе, это уже будет означать, что раньше он жил "ошибочно". А значит придется зачеркнуть все, что было. Все, что им было создано. Все, что еще, быть может, у него будет...
      А то что будет - он верил. И этой верой, видимо, как раз и жил. Да и разве может быть как-то иначе?
      
      
      Глава 5
      Поначалу Баринов очень боялся, что люди обнаружат, что он сумасшедший (именно таким он себя считал). Но после убедился, что остальные люди, в общем-то, не "здоровее" его.
      Да и наличие психического заболевания давало ему определенную фору перед другими. Ведь никто не мог мыслить так, как мыслил он. Обычным людям было ни за что не придумать всех тех кошмарных ужасов, которые рождались в его голове. И все, что ему оставалось, это просто по возможности контролировать себя в процессе общения с другими людьми. Общения всегда вынужденного, потому что будь его воля, ему никто был бы не нужен.
      Ему вполне хватало себя.
      ...........................
      
      Мир часто казался Баринову словно сошедшим с ума. Так, наверное, и было на самом деле. А даже если и не было, то становилось таковым в его воспаленном (как кто-то бы сказал) воображении. Но как бы то ни было, Баринов наслаждался подобной жизнью. Благо, что финансово он давно уже обеспечил себя на всю жизнь (трехкомнатные квартиры - две в центре Петербурга, на Кирочной и Морской, одна на Васильевском острове, квартира в Москве и квартира в Киеве, плюс счет почти на миллион евро в швейцарском банке). Так что можно было хоть этой стороной вопроса не беспокоиться. И полностью быть предоставленным самому себе. Как, собственно, это и было.
      
      
      Глава 6
      Совесть. Конечно Баринова больше всего мучила совесть. Даже она его, иной раз, душила. Совесть за то, что обманывал людей. Совесть за то, что пользовался их доверчивостью. Совесть за то, что сам таким родился и лишь словно воплотил задуманное Всевышним, но при этом кто как ни он понимал, что никого нет, кроме просто хаоса случайности судьбы, которую многие мистики вольны относить или к магии, или к богу, или к еще каким таинствам, а на самом деле попросту вводя в заблуждение других людей (а может сами искренне не ведая), что в мире ничего не существует, кроме обычной жизни; причем эта жизнь - очень похожа на лотерею.
      
      Он давно уже во всем разуверился. Он давно уже ничего не искал. Он даже не ждал смерти (как когда-то), потому что понимал, что и смерть, быть может, не наступит. Но не наступит не по божьей воле или какому его высшему предназначению (в это он не верил даже больше врачей психиатров, многие из которых сами, как он считал, или больны, или мошенники, если верят во что-то, кроме самого человека и хаоса, - то есть случайности событий жизни).
      Он давно уже разуверился во всем. Наверное, именно тогда, когда понял, что на самом деле представляет окружающий мир. И как ловко можно, с цитатами и прочими манипулистическими действиями уверять людей в существовании хоть бога, хоть дьявола, хоть черт знает кого ещё.
      Притом, что стоит человеку быть мнительным - и тотчас же с ним случаются всяческие напасти.
      
      Он знал все это. Но он точно также ругал себя, что вынужден зарабатывать на этом деньги. Ибо деньги ему были необходимы для элементарного существования (даже без особенных изысков). А зарабатывать он мог только своей профессией: психологией, психиатрией, психотерапией, гипнозом, магией, религией - все едино в плане одурачивания людей.
      И это все притом, что люди сами были готовы обманываться. А раз верили - то исцелялись.
      
      А потому Баринов считал иногда, что вроде как и не обманывают никого. Не он, так другие. Все равно ведь обманут тех, кто к этому был предрасположен.
      
      Вот только все чаще и чаще ему становилось тошно, что такая скотская жизнь.
      И еще хуже ему становилось оттого, что очень многие люди верят в какую-то справедливость и ждут ее.
      А на самом деле миром правил не бог или дьявол или что-то еще, а хаос. Лотерея. Кому-то все, а кому-то ничего. И во всем лишь случайность.
      А после, уже в зависимости от образованности и таланта, можно подвести "под выигрыш" любую базу: и научную, и магическую, и жизненную, и вообще - любую. Потому что все равно всегда найдутся те, кто этому поверит. И попам, и колдунам, и психологам, и прочей сволочи земной да небесной. Аминь...
      
      
      Глава 7
      Каверзные перипетии судьбы продолжали манить гипнотизера Баринова своими изысками фантазийного безумства. Правда, он с недавних пор совсем не хотел, чтобы его называли гипнотизером. С прошлой профессией было раз и навсегда покончено. Также, наверное, как и с фамилией Баринов. Кац, Крымов, Баринов - теперь необходимо было придумать новую фамилию. Вернее, он сам должен был ее придумать. Как, впрочем, и всегда. Кем он только не был за свою жизнь! И это притом, что на самом деле никто ведь не знал его истинной фамилии. Подкидыш в детдоме. Усыновленный сын вскоре убиенных родителей. Муж, взявший фамилию жены, оказавшейся после погибшей при крушении поезда "Невский экспресс" Москва-Санкт-Петербург (его на тот момент жена после скончалась в больнице от ран; СМИ об этом умолчали, ибо все были заняты смертями высокопоставленных чиновников и бизнесменов, погибших при крушении в результаты теракта). Кем теперь был Баринов? Он не знал ответа. Также как, наверное, не понимал, что с ним будет дальше.
      .......................................
      
      А что вообще должно происходить "дальше"?
      
      В последнее время он вообще не верил, что еще живой. Перед ним все чаще возникали какие-то загадочные образы, коих он даже не знал, как идентифицировать, ибо то ли сам на время (хотелось бы верить, что на время) потерял разумною оценку собственного поведения, то ли он давно уже не понимал, что происходит, а всю реальность представлял себе лишь как какой-то забавно-загадочный сон, который, впрочем, никак не мог явиться в реальность, ибо не так просто было проснуться...
      Кругом вообще была одна большая и общая загадка. Та загадка, имя которой человек. Человек, который потерял себя. И не знал, сможет ли он хоть когда-нибудь возвратиться на землю. Обратно. В мир людей, мыслящих, как он все еще верил, адекватно. Не так как он, разумеется.
      
      
      Глава 8
      Развитое, в результате многочисленных духовных восточных практик, многомерное сознание Баринова всячески толкало его к открытию тех тайн, кои он уже постиг сам. Вот разве что люди к этому были еще не готовы. И Баринов стал понимать, что не готовы к этому не все люди, а лишь те, с коими он общался. И потому он всячески намеревался общаться лишь с теми, кто был ему предназначен свыше. Но как их найти?
      Баринов понял, что должен организовать что-то вроде секты. Пусть этим страшным названием когда-нибудь его назовут "органы" (он понимал, что продажные чиновники, сладкие до денег, когда-нибудь вмешаются, натравят на органы власти, и ему предстоит или делиться, или быть посаженным; если, конечно, раньше не вмешаются журналисты, которым вообще было все равно, лишь бы сделать сюжет, за который им или заплатят, или они, благодаря ему, прославятся и, опять же, заработают денег, ибо получат высокооплачиваемую работу); в общем, Баринов держал в "загашнике" честно заработанные на "шизиках" (как он их любовно называл) свой почти миллион евро, и искренне верил, что сможет заработать еще как минимум десять (в тайных мечтах Баринов планировать заработать миллиард), если все обставит грамотно и со вкусом.
      
      Так называемый "вкус" он находил в том, что нанял полсотни журналистов, которые всячески пиарили созданное им детище при поддержке российского представительства ЮНЕСКО (представителю "представительства" он дал миллион рублей в русских рублях). На журналистов потратил еще один миллион.
      В итоге вскоре создал секту, коя ему принесла, в конечном итоге, почти сто миллионов. Евро. И закрыл он секту, инсценировав уголовное дело на якобы "основателей". На это у него ушло почти сто миллионов рублей. Судьям да прокурорам. В России традиционно брали взятки. И Баринову здесь жить было комфортно. Иначе давно бы уже перебрался за рубеж, где, к слову, все было готово для проживания (недвижимость, счета в банке, инвестиции в бизнес).
      
      Но Баринов любил страну, в которой родился. Понимая, что пока у власти взяточники и среди людей дураки - он сможет еще пожить, да заработать. Ну а после уже навсегда уедет туда, где правда и свобода. На Запад.
      "Предатель", - как кто-то бы сказал из завистников.
      "Счастливчик", - как втайне добавил бы недавний "предатель". Понимая, что Баринов прав. Просто ему удалось то, что не удалось (пока... пока...) ему.
      
      
      Глава 9
      Необходимость все время подстраивать жизнь под нечто, что могло бы не обидеть "близкого человека", поистине удручало Баринова. В душе у него были одновременно удаль да размах, под стать псевдониму и сродни невротической печали, постоянная надежда аутентификации. Отчего "на выходе" получалось, иной раз, вообще нечто что-то страшное, да, на первый взгляд, не различимое даже ему, великому гипнотизеру, как в шутку себя называл Баринов.
      Впрочем, так он себя уже давно не называл... Так его периодически звали те, с кем Баринов пытался строить, так называемые, "межличностные отношения". Женщины вообще имели для Баринова какое-то свое особенное значение. С одной стороны, он без них не мог. С другой, - долго не мог с ними. Вернее, с кем-то одной из них. А значит через время начинался поиск новой пассии. Которую, увы, ждал итог ее предшественниц. Притом что Баринов даже не сам оставлял женщин. Нет, совсем даже нет. Но он точно делал все так, чтобы они теряли к нему всяческий интерес и стремились бы сбежать от него. А он не останавливал.
      Хотя нет. Когда Баринов оказывался один, после очередного расставания, он начинал всячески корить себя. Но вот когда был уже готов признаться чуть ли не во всех смертных грехах - на горизонте появлялась новая женщина. И вновь вспыхивала любовь.
      Любовь... Баринов в чем-то считал парадоксальным, что ни одну из его женщин никогда не звали Любовью. Любой, - если по свойски. Люба. Не было такого еще ни разу. Конечно, умирать пока он не собирался (хотя кто из земных смертных знает о часе собственной смерти), но факт все равно казался ему знаковым.
      Впрочем, Баринову всегда было о чем думать. Да еще настолько, что мозг какого другого человека мог бы разорваться лишь от части информации, которую ежедневно анализировал Баринов.
      Впрочем, информация - информации рознь. Также как и анализ - анализу. Одно дело, это ваша работа, все ваше естество как бы уже заточено на нее, вы анализируете свой восьмичасовой рабочий день, а после уходите домой, благополучно забывая об анализе в течение рабочего дня. Работа есть работа. Другое дело, когда начинаете заниматься буквально самоедством, анализируя поступки, совершенные в собственной жизни. С этим уже сложнее. Если подобное затянется - дело может закончится клиникой. Психиатрической.
      ......................................
      
      Впрочем, Баринов недаром изучал такую науку как психиатрия. Видимо когда-то давно, желая уберечь себя от чего-то "такого", он и выбрал единожды, как понял позже, правильный путь. Сделав, соответственно, столь же правильный выбор.
      С тех пор ему было спокойно.
      В мире не нашлось бы ни одного психиатра, который бы уверенно четко поставил ему диагноз, не получив в ответ опровержение и диагноз уже самого себя.
      Баринов был очень образован. Много читал. Все время где-то учился, да что-то оканчивал.
      А еще Баринов был академиком. Почетным. Звание ему присвоил один из зарубежных университетов. После чего Баринову стало спокойнее жить. Да и проще.
      Да, действительно проще. Ибо сразу ушли в небытие какие-то мысли о деградации собственной личности. Да и заодно ожидания какого-то "светлого будущего" заметно прибавилось. Ну да так уж получилось... Благо, что никто не мог упрекнуть за это в чем-то Баринова, ибо он, быть может впервые, ничего не делал для собственного "пиара". "Пиар" пришел сам. Баринов стал академиком. И почти одновременно с этим он стал миллионером. Все настолько произошло случайно и словно само собой, что под эти два события можно было подвести любую научную базу (всегда, при желании, что-то можно "высосать из пальца"). Но даже этого делать не пришлось. Ибо после того, как подобное случилось, в общественном сознании тоже все разом сошлось. И это все притом, что кто-то даже удивился, считая, что Баринов давно уже и академик, и миллионер. Харизма, видимо, была такая у этого человека. Чему он и сам был, признаться рад.
      
      
      Глава 10
      Он давно уже понимал, что сходит с ума.
      "Но насколько подобное было оправданно?", - задавал вопрос Баринов (сам себе) и не находил ответа. С одной стороны, он все рассудил верно да правильно. С другой, сумасшедшим являлся он сам.
      - Но ведь такое невозможно? - произнес Баринов.
      - И почему же? - ответил ему внутренний голос (внутренний или внешний, Баринов давно уже не придавал этому значения, ибо слышал "голоса").
      - Да хотя бы потому, что я все-таки всегда прав, - пытался отстоять свою правоту Баринов.
      - Если ты прав, значит не прав я, - по своему рассудил голос.
      - Получается, - вторил ему Баринов.
      - Ты дурак?
      - Позвольте! - все внутреннее естество Баринова восстало против подобного обращения. - Держите дистанцию: кто вы, а кто я?
      - Да кто ты? - усмехнулось чудо-юдо в ответ. - Никто.
      - Как никто? - смутился Баринов. - Так-то уж ничто?
      - Никто, - честно призналось чудо-юдо. - А если ты ("Ты", - удивился Баринов; его давно уже не называли на "ты"; резало слух). - А если ты, - повторило чудо-юдо, - будешь мне мешать...
      - И что же тогда будет? - не сдержавшись, перебил Баринов.
      - Гнида ты заморская, - честно призналось чудо-юдо. - Прямо как когда-то актер, режиссер и писатель Шукшин говорил: профурсетка в штанах.
      - Так-то уж профурсетка, - произнес тихим голосом Баринов, но по всему было видно, что комментарий по отношению к нему Шукшина ему приятен.
      - Да не к тебе, гнида, - не удержалось чудо-юдо. - А лишь к таким, как ты. Поистине, в этом мире даже если ругают великие люди - заносят в рамочку да ставят на полочку.
      - Однако, - добавил кто-то, а кто - уже и не разобрать было вовсе, ибо недавние противники стали дружно пить коньяк.
      Россия, мать вашу...
      
      
      Глава 11
      Вечный невроз, в котором жил Бариновым и с коим все время боролся, беспокоил его ровно до того момента, пока он не понял, что должен попросту подчинить его себе, направив разрушительную силу невроза на благое дело. Да, Баринов, когда-то собиравший стадионы, давно уже не проводил массовых гипнотических сеансов. Точно также он практически отказался от приема пациентов (чтобы самому еще больше не сойти с ума). Но ведь он писал книги. Много книг. Причем, стал писать таким образом, чтобы совсем ничего ни у кого не заимствовать, и понял, что на это вполне способен. Более того. К нему порой приходили такие замечательные мысли, что ему оставалось удивляться, почему он не записывал их раньше. Получилась бы отличная книга афоризмов.
      Впрочем, афоризмы Баринов не любил, считая это направление литературного творчества сплошным популизмом. А он этого, соответственно, был выше. Ну или ниже, ведь, рассуждал Баринов, пока может попросту не время (его осмысления) и он еще не дорос. Кто его знает. Баринов все больше предпочитал меньше рассуждать, дабы окончательно не сойти с ума. Так у него была лишь небольшая степень безумия, которое не мешала жить, ибо он научился адаптироваться в обществе, с самим обществом снизив любые контакты до минимума. А часто и вообще не выходил из дома неделями. А если и выходил, то молча и в одиночестве бродил по безлюдным местам каких-нибудь заброшенных парков или кладбищ. Ну или гулял по ночам. Баринов никого не боялся. Еще на первом курсе института, после того как уехал из колхоза и попал в город, он выполнил норматив мастера спорта по дзюдо (сказалась прежде всего его природная сила, нежели чем техника, которой тогда он еще не успел в должной мере обучиться). Кроме того, у Баринова всегда с собой был заряженный пистолет "Вальтер". С боевыми патронами, разумеется. Пистолет был наградной, подарок одного маршала, правнучку которого Баринов излечил от начинавшегося у девушки психоза.
      Впрочем, по ночам Баринов ходить не очень любил. Вернее, там было двояко. Одно время он выходил на улицу почти только ночью. Потом наоборот, ночью предпочитал сидеть дома (не спать, - спать Баринов ложился под утро), а гулял только днем. В общем, у него все менялось. Как, впрочем, и время, которое всегда меняет нас.
      
      
      Часть 5. Целитель Петров
      Глава 1
      Коля Петров был крепкий, коренастый мужчина сорока семи лет от роду, имел густую шевелюру, большой мясистый нос, мелко посаженные глаза, часто улыбался и работал целителем.
      "Целительский" дар Николай открыл в себе после службы в армии. Служил он в погранвойсках, каких-то особых событий, которые врезались бы в память за время службы, у него не было, однако перед самым "дембелем" состоялась встреча, которая, как оказалось, навсегда изменила судьбу Петрова.
      А произошло следующее. В то время Советский Союз был уже под властью Перестройки, а значит бардак и прочие недостатки переходного времени развивались активно и стремительно. Ну и, в том числе, повыползали из щелей различные маги да целители, которые вдруг сплошь, рядом и все как-то разом открыли в себе экстрасенсорные способности. Кто-то практиковался на ниве зарядки воды, кремов и мазей, кто-то лечил людей взглядом, кто-то делал пассы руками, а кто-то и словом. Вот с таким человеком и столкнулся Николай Петров. Когда ему объявили, что к ним в часть приедет настоящий гипнотизер, он почему-то поверил всерьез и сразу. Правда, гипнотизер оказался подполковником Добрыниным, который перевелся в их часть из Москвы. И вот, значит, как оказалось, были у этого подполковника просто необычайные способности, о которых он видимо кому-то рассказал (а может и показал что-то ненароком), а дальше слух разросся, да так, что подполковника сначала вызвали в Главное Управление, а после убрали с глаз долой, отослав в дальний гарнизон дослуживать оставшиеся ему несколько лет до пенсии. Ну а так как перед отъездом ему строго-настрого наказали перестать говорить всем, что он гипнотизер, то Добрынин очень удивился, когда в части его встретили как мага и целителя. Кто-то предположил, что он еще и экстрасенс. Но это больше от неведения наверное. Хотя и чем, как говориться, черт не шутит.
      Черт, видимо, не шутил, ибо и сам Добрынин тоже считал себя экстрасенсом. Поэтому вначале не очень уверенно попытавшись переубедить коллег, что он ничего "такого" не умеет, вскоре смирился с мнением людей, наделивших его статусом целителя, и стал лечить всех желающих. Желающих, к слову, оказалось очень много.
      Добрынин выработал особую тактику. Действовал он сначала осторожно (помнил запрет московского командования), но видя, что местному начальству на него, по большому счету, наплевать, он стал все больше и больше погружаться в ниву целительства и экстрасенсорики.
      Вот тогда-то ему и повстречался сержант Петров, которого подполковник и обучил всему, что знал сам.
      
      После демобилизации Петров упрочил открытый в нем подполковником Добрыниным дар, и стал лечить людей, попутно придумав легенду (опять же, по совету Добрынина), что обучался практике у древних магов в Тибете (благо, что служил неподалеку).
      Какое-либо образование Петров получать не стал ("зачем? -рассудил он, когда и так природа наделила его сверхспособностями), заряжал воду, крема, мази, освящал еду, лечил людей пассами руками, попробовал, было, гипноз, да как-то быстро понял, что это не его, и тогда стал специализироваться на ниве бесконтактного массажа. Провел руками, что-то сказал, человек исцелился. Ляпота!
      
      
      Глава 2
      - Милый, это ты? - в проеме комнаты появилась молодая миловидная девушка. Девушке было двадцать четыре года, звали ее Люба, и она была женой Николая Петрова.
      - А ты еще кого-то ждешь? - улыбнувшись, спросил Петров. В свои сорок семь, он был на двадцать три года старше жены и часто над ней шутил. И любил. Он очень сильно ее любил.
      - Любимый, я всегда жду только тебя, - проворковала девушка и подойдя к мужу обняла его за шею. - Ты что будешь сначала, борщ или минет?
      От этих слов желание моментально вспыхнуло в голове Петрова, он развернул девушку спиной, наклонил, и вставив свой вздувшийся от открывшегося вида член во влагалище девушки, принялся ее трахать.
      Кончив, он дал Любе слизать остатки семени с члена, и пошел в ванную комнату.
      - Подавай борщ, - распорядился он, закрывая за собой дверь.
      Напустив ванную, Петров представил только что произошедшее и желание вновь вспыхнуло у него.
      - Верочка, - позвал он. - Иди пососи мне писю.
      - Иду, любимый, - тут же услышал он радостный голос жены.
      Еще через несколько секунд дверь открылась и Вера с жадностью стала сосать член мужа. Муж ее при этом улыбался и гладил рукой промежность девушке. Вновь кончив и поблагодарив девушку, Петров стал принимать ванну, а Люба пошла накрывать стол.
      ................................................
      
      Николай любил свою жену. Любил ее преданность ему. Он давно уже решил не сдерживать свои сексуальные фантазии и все годы собственной жизни просто искал спутницу, которая будет не только внешне, но и внутренне соответствовать его требованиям к той женщине, которая должна находиться рядом с ним. При этом, если кто-то решит, что Люба это делала из-за денег - скажем нет, потому что с деньгами у Петрова всегда было с переменным успехом, и никогда их не было столько, чтобы можно было позволить себе все, что он хотел. Да и хотел он, впрочем, немногого, поэтому его все устроило в девушке, пришедшей к нему как-то на сеанс, а после ставшей его женой.
      Жили они вместе уже четыре года, менять ее на какую-то другую он не хотел, а что до нее, так она любила его безмерно и считала за честь жить с настоящим мужчиной. "А что надо мужчине? - спрашивала она себя. - Мужчине нужен секс всегда когда он захочет, нужна еда, и нужна податливость женщины", - отвечала Вера сама на свой вопрос и старалась давать мужу все то, что он желал. От этого их брак был долгим и счастливым. Они любили друг друга. А чтобы она не надоедала мужу, Люба иногда приводила в дом своих подруг, и тогда они занимались сексом втроем. От чего уважение к Любе у Николая становилось еще больше. Уважение и любовь. А что ему еще было надо? Ничего. Он всегда говорил, что главное иметь надежный тыл. И он имел этот тыл. Причем "имел" в разных смыслах да вариантах.
      
      
      Глава 3
      Иногда ему казалось, что он знает все. Тайны мира вдруг открылись перед Петровым таким образом, что он понял, что жизнь, когда он пребывал в каких-то душевных страданиях да волнениях - (тире) переживаниях - раз и навсегда закончились. И теперь его ждет только безбрежное счастье.
      Правда, в чем это счастье могло выражаться, сказать ему свыше или забыли, или до поры до времени там тоже решили взять паузу. Но он не отчаивался. Ведь самое главное он уже нашел. А как, помнится, было трудно ему сначала. Почти сошедшая с ума супруга, "заказавшая" его смерть у колдуньи. Он об этом не знал, а узнал, когда заболел. Сердце. Попал в больницу с инфарктом. Вот тогда-то добрая женщина и сказала, что, мол, это я тебя тогда заколдовала. Наслала порчу.
      - Зачем? - не понял Николай.
      - Любила, - призналась женщина.
      - И?
      - Не хотела, чтобы ты достался другой.
      - Но ведь я жил с тобой.
      - Жил. Жил... Но я чувствовала, что ты готовишься уйти к другой.
       - К кому? - вырвалось у Николая, но после он потерял сознание. То ли от переживаний, то ли от общего непонимания этой жизни.
      
      А когда врачи поставили Николая на ноги, он понял, что у него самого открылся дар. И он теперь тоже может колдовать и насылать порчи. Вот только этот дар Николай решил обратить в помощь людям. Стал целителем.
      Правда, поначалу люди к нему шли неохотно. Даже, можно сказать, что и вовсе не шли. Николай арендовал небольшую квартиру, где буквально ютился с новой женой (от прежней он все-таки ушел - то ли пророчество сбылось, то ли так звезды сложились да карты легли) и их общим маленьким ребенком, и там же, в квартире, принимал пациентов.
      Со временем слава о его целительстве разошлась по сарафанову радио. То ли и правда у людей сбывалось все, о чем он говорил да они исцелялись, то ли люди сами внушали себе это, но результат успешности его работы вскоре подтвердила новая двухкомнатная квартира, купленная уже на заработанные деньги, автомобиль класса "джип" (концерта "Ниссан"), тоже новый и купленный сразу, а не в кредит, и большая сумма денег, которая постепенно стала скапливаться на счетах Николая, открытых им в разных банках (для надежности).
      
      
      Глава 4
      Он очень верил в справедливость. Верил, что она наступит даже в том случае, если не хочет наступать. И пусть пока та не торопится, он станет продолжать делать все, чтобы приблизить ее.
      И Николай понял, что должен, прежде всего, жить по совести. Жить так, как, наверное, никто еще до него не жил. Так ему казалось. Да и ведь, как мы знаем, уверенность в собственном успехе - иной раз даже больше, чем сам успех. Да и уже так или иначе, этот успех приближает.
      А он очень хотел приблизить свой успех. Ему хотелось верить, что трудности от него отступили навсегда. Что впереди у него лишь только счастье. Да и само по себе счастье становится возможным от того, что оно не просто существует, а все время само, преодолевая препоны, боль, да страдания души, хотело приблизиться к нему. Согреть его своими магическими лучами.
      Он не помнил, когда на самом деле впервые открыл для себя магию. Но он уже знал, что так или иначе всю жизнь к ней шел и всячески старался приблизиться. Да, его разлучали. Да, ему вроде как и давали радость бытия, а после забирали и набивали котомку жизни такой порой ересью, что он, иной раз, уставал выколачивать из нее всяческие трудности да неприятности.
      Но это его не останавливало. Самым главным было то, что это его нисколько не останавливало. И если он даже порой замедлял шаг, - то не для того, чтобы отдышаться, а чтобы вздохнуть; и сделав глоток свежего воздуха - вновь шел вперед. Навстречу своей мечте. Навстречу удаче!
      
      
      Глава 5
      Он понимал, что, конечно, не сможет изменить себя. Да, наверное, если честно, и не хотел. Просто в какой-то миг смирившись с собой настоящим, понял, что должен и жить, и строить жизнь в соответствие с этим. Расставлять границы патологии или нормы, равно как любые знаки отличий значимости человека в мире, могут лишь наши потомки и редкие современники. Да и то, последние, зачастую, не всегда способны верно оценить величие масштаба гения. Если это гений, конечно. Хотя и с дураками могут ошибиться. Считали ведь современники Ксении Петербуржской ее сумасшедшей. Жила на кладбище, бродяжничала и все прочее, а вот висят теперь чуть ли не во всех церквях ее иконы, и ведь правда помогает. Исцеляет больные души. Потому что души людей изначально (и всегда, почти всегда) больны. Больны, в том числе, и тем мракобесием, с которым уже видимо рождается человек, и в еще большей степени схватывает он это на лету в течение земной жизни, заражаясь ересью от родственников да соплеменников.
      Николай Петров не был ни писателем, ни поэтом. Так бы он хоть смог передать то, что творилось в его изможденной и уставшей от жизни душе. Он просто делал свое дело. Дело, без которого, наверное, уже не мог жить. Ибо жил - только им.
      
      
      Глава 6
      Больше всего Николай не любил, когда ему мешали. Он вроде как и хотел в таких ситуациях оставаться спокойным, но тем не менее взрывался порой столь ужасающей силой, что попавшее под раздачу окружение, теряя голову, бежало прочь.
      Неприятель был повержен.
      Петров торжествовал победу.
      
      Да, после к нему придет чувство вины.
      Да, позже он начнет корить себя самыми последними словами, отчего у него вновь появятся мысли о самоубийстве.
      Но ведь это будет все после. А пока...
      
      Впрочем, в настоящее время (время описываемых событий) Петров сидел, слегка развалившись в кресле собственной квартиры, и покуривал трубку.
      Покуривал - потому что курить Петров бросил почти сразу после армии (начав курить в армии на так называемых "перекурах", ибо кто не курил, тех заставляли что-то делать, дабы солдаты не сидели без дела). Но вот прошло уже много и даже очень много лет, а Петров все также нет-нет да вспоминал видимо что-то свое; и тогда он закуривал трубку.
      Почему трубку, а не сигареты? К сигаретам боялся привыкнуть из-за их легкой доступности. С трубкой все-так требовалось повозиться, прежде чем ее закурить; а потому столь важное мероприятие Николай оставлял на то время, когда у него не было пациентов. А, учитывая, что пациентов Петров записывал на прием заранее - время жизни он более-менее планировал.
      
      Он вообще не мог жить без плана. Так было ему проще. Жить и знать что будет завтра или, скажем, через минуту. Для этих целей (для фиксирования распорядка дня и управления собственным временем) Петров даже подумывал взять специально обученного человека. Что-то вроде секретаря, только мужского пола. Женщин Петров традиционно не то что не любил, а просто не доверял им чего-то серьёзного, полагая, что все, на что способна женщина - это минет и прочие варианты секса вкупе с коварством да вероломством (исключение, конечно, была его жена, но и она была ограничена в правах человека). Ведь для женщины это привычное дело: сосать, лечь и развести ноги, или согнуться, раздвинув ягодицы для лучшего вхождения члена мужчины - "хозяина"). А на большее Николай женщин предпочитал не использовать. Он даже обед хотел бы варил сам, но его супруга буквально выбила для себя эту "почетную обязанность".
      
      Когда Петров курил - он медитировал. Это не значит, что когда он медитировал, то курил (а Петров делал охотно и первое, и второе). Но вот когда курил - медитировал.
      
      Во время медитаций к Николаю приходили образы.
      Образы эти могли касаться людей или животных, не важно. Важно было то, что такие образы совсем никогда бы не смогли прийти в его обычном состоянии сознания. Да и в обычном состоянии Петров или лечил людей или, что в последнее время было все чаще, пытался войти в некие, так называемые, "изменённые состояние сознание". Уж больно там ему нравилось.
      "Там все понятно", - не раз говорил Петров, закидывая в себя очередную рюмку коньяка (коньяк Петров любил безбожно, иной раз вливая в себя до полутора литров в день - растягивая дозу в течение суток; разумеется, часто с перерывом на сон). Да и что ему было не пить. Дом - полная чаща. Жена - лучше не бывает (добрая, тихая, верная, покладистая, сексуальная, красивая, этакий вариант умной-разумной рабыни, посвятившая собственную жизнь господину - мужу Петрову). Пациенты шли нескончаемым потоком (как-то Петров пошутил, что когда он умрет, можно будет открывать мавзолей, и если брать лишь небольшую плату за вход - его семье можно будет жить безбедно в любой стране мира).
      Но Петров иногда грустил. И такую свою грусть считал видимо собственным проклятием. Ибо во время грусти - он себе не принадлежал. Да, его тело словно еще продолжало существовать, а вот душа вылетала и бродила по различным мирам да лабиринтам судьбы. А еще вернее, пыталась разгадывать эти лабиринты в различных судьбах таких же различных людей.
      
      
      Глава 7
      Петров очень хотел лечить людей. Но он понимал, что люди сводят его с ума. При этом, ничем другим заниматься он не мог. Все, чем пытался, не получалось.
      "Видимо мое предназначение, это прием пациентов", - не раз говорил себе Петров. Также он понимал, что, по сути, ничего толком у него не получается...
      
      Неожиданно Петров чуть не умер. У него остановилось сердце. Уже лежа в реанимации, он вдруг понял, что слышит обо всем, о чем говорят врачи.
      Но врачи молчали.
      Он видел, что их рты были закрыты.
      Да и то, какие слова некоторые произносили - совсем не относилось к операции, к которой его готовили.
      "Значит, - понял Петров, - мне открылись их мысли".
      Потом Петров уснул.
      А когда очнулся, понял, что его "дар" не пропал. И он теперь умеет слышать мысли людей. И даже разговаривать с собой - но как бы не с тем, кто он был, а с тем, какой он, вероятно, жил много веков назад.
      Петров знал о реинкарнации, но никогда всерьез этому не верил. Теперь убедился, что зря.
      Оказалось, раньше Петров был великим врачом древности Парацельсом. А еще в одной своей жизни он был полководцем Суворовым.
      Также Петров последовательно рождался в образах различных людей прошлого. Кого менее известного, кого более.
      "Какая насыщенная жизнь", - подумал Петров.
      Он успокоился. Теперь он знал, что если даже внезапно умрет, обязательно возродится вновь.
      Николай наконец-то понял, как использовать собственный дар в целях личного обогащения. Однако оказалось, что, как таковое, обогащение было ему чуждо. Вероятно, в одной из своих жизней Петров был монахом-отшельником. И дух этого монаха сейчас возродился в нем и стал проявляться в отказе от материальных благ.
      Петров испугался. Он предположил, что попросту сходит с ума.
      "Но ведь это было невозможно", - тут же подумал Петров. Ведь если бы он сходил с ума, тогда бы его как сумасшедшего воспринимали бы и окружающие. А он читал мысли окружающих и убеждался, что они о нем как о сумасшедшем совсем не думают. Даже более, думают о каком-то маге-колдуне.
      "Может я в дурдоме? - внезапно подумал Петров. - Любопытно, больные знают, что они больные, или нет"?
      Петров осторожно оделся и вышел. Почему-то после выхода на улицу (этому предшествовало спускание с очень высокой и крутой лестницы) Петров оказался на каменной мостовой. Мимо проезжали кареты, запряженные лошадьми.
      "Но ведь лошади не могут быть сумасшедшими? - подумал Петров. - Значит я не сошел с ума? Или?".
      Петров не знал ответа. Он вообще решил поменьше думать о чем-либо. Кругом был какой-то мрак и стояла поразительная тишина. Через время он оказался в чистом поле.
      В чистом поле росли подсолнухи, а в небе летали черные птицы. "Воронье, - подумал Петров. - Кругом вранье и воронье". (Отчего-то тему вспоминалась картина Ван Гога).
      На Николая нахлынули новые чувства. Ему стало грустно. Он предположил, что фактически жил все время зря. Вероятно, что раньше, когда он рождался в образе великих людей прошлого, он жил лучше. Правда, он не помнил собственные поступки, совершаемые в прошлом ("может они бывали и вовсе безобразные, отчего-то подумал он"). И тогда Петров догадался, что об этом может быть написано в книгах.
      
      Петров пошел в библиотеку и взял все книги о великих людях, в образе коих, как он полагал, жил когда-то. Читая, Петров узнавал много нового о себе.
      Те вопросы, которые он когда-то мучительно задавал себе, теперь разрешались самым загадочным образом. Оказалось, что он напрасно мучил себя. Надо было просто почитать о собственных поступках в книгах.
      Николай чрезвычайно обрадовался. Ему стало легче дышать.
      Оглянувшись, он увидел, что вокруг уже летают только таинственные летательные аппараты. Таким образом Петров догадался, что попал в будущее.
      "Такого еще со мной раньше не бывало", - подумал Петров. Мир перед ним представал в совсем новых красках. Ему становилось легко от того, что он знает и умеет больше, чем другие.
      Вдруг Петров подумал: а что если и другие, точно также как и он, обладают схожими способностями? А может и ещё более совершенными? Ведь тогда они могут наброситься на него и убить. Как, вероятно, когда-то уже убили его, особенно в то время, когда он был рыцарем.
      Петров помнил, что тогда он умер молодым. Но здоровый и сильный рыцарь не мог умереть от случайной простуды. "Значит я был убит", - догадался Петров.
      Он отправился в исторический музей. Отчего-то он был уверен, что найдет там себя. Свои доспехи, свой меч, описание своей жизни.
      
      Придя в музей, Петров очень быстро отыскал и свой портрет, и свои рыцарские доспехи. Внезапно он почувствовал, что должен и сейчас стать рыцарем. Что дух рыцарства настолько четко передался ему, и видимо все эти века он просто ожидал некоего своеобразного "кода активации". Теперь Петров снова рыцарь. Он сможет спасти мир. Он сможет победить зло. Он сможет... сможет... теперь он все-все сможет.
      .....................................
      
      ...Очнулся Петров в больнице. Судя по выражениям на лицах соседей по палате, понял, что больница как минимум с психиатрическим уклоном.
      Когда Петров увидел врача, - ему полегчало. Врач был не врач, как догадался Петров, а переодетый во врачебный халат "сумасшедший". Пациент. И он посмотрел на якобы доктора таким взглядом, что тот должен был все понять и наверное тут же или признаться в том, что он не врач, а больной или как минимум убежать.
      Петров, одновременно со взглядом на подходившего к нему врача, стал размышлять на тему: как принято реагировать у больных на окружающий мир. Ведь если это игра и его попросту записали в "умалишенные", значит он был должен и сейчас "играть". Играть во что бы то ни стало, ибо, видимо, это все-таки было нечто новое и загадочное в его жизни. А все "новое" Петров любил. Ведь не мог он жить только прошлым.
      ...........................................
      
      Подошедший врач неожиданно ударил Петрова кулаком в лицо. Петров быстро оправился от удара, и, вспомнив свою армейскую подготовку, напал на врача, попытавшись задушить того подушкой. Подоспели санитары, которые помогли доктору скрутить Петрова. Ему сделали успокоительный укол. Он провалился в сон. Сон оказался настолько глубокий ("сладкий", - как сказали бы умалишённые), что он, пребывая в нем, мысленно попросил врачей сделать ему еще один укол. Ведь он так не хотел просыпаться.
      Однако оказалось, что укол вызвал остановку сердца. Петров вновь оказался в реанимации. Вокруг были все те же врачи, мысли которых он когда-то впервые прочитал. Теперь они отчего-то ни о чем не думали. А еще через время операция на сердце была закончена. И через несколько дней Николая Петрова выписали из больницы. Он был совершенно здоров. И снова занялся собственной целительской практикой.
      И лишь иногда он вспоминал про свой чудесный наркотический сон (вызванный, как он понял, действием анестезии). Ведь в том сне он ощущал себя и в образах разных героев прошлого, и побывал в разных эпохах, и вообще, много где оказался. А то, что ему приснилась психиатрическая лечебница, он оценил, как знак того, что когда-то может сойти с ума.
      Но он не боялся этого. Ведь Петров знал, как "там". Ибо "там" уже был.
      
      
      Глава 8
      Николаю все чаще казалось, что мир сошел с ума.
      Но мир был ему безразличен.
      Уже давно он понял, что во всем мире интересен ему только он сам. Да, пусть кто-то считает, что он сходит (или уже сошел) с ума. Но ведь Николай по-прежнему очень точно угадывал диагнозы пациентов. И давал им то лекарство (словом... только словом...), которое помогало им пойти на поправку.
      И пусть эта поправка была лишь на время, в этом ведь тоже не было ничего страшного. Люди бы заболели все равно. А так они находились под его постоянным контролем. А значит была высокая доля вероятности, что они не сойдут с ума. По крайней мере, не больше, чем сам Степанов.
      А если будет так, он научит их жить. Если что, они станут как и он "целителями". Будут помогать ему. Быть может даже откроют собственную практику. Ну а почему нет? Чем черт не шутит. А шутит ли он? Вопрос. Тот вопрос, на который пока Николай решил не находить ответа.
      ............................
      
      Конечно, собственные скандалы души (как Петров называл те безобразия, которые творились в его душе и все чаще и чаще приводили его к какому-то поистине безумию; но вот если раньше он о всерьёз обращал на них внимание, теперь старался не замечать).
      - То ли еще будет, - говорил он себе и был, в общем-то, прав.
      - Что было тогда говорить о других, - продолжал свою мысль Петров и делал отчетливый вывод о том, что если он сходит с ума, но при этом к нему обращаются пациенты, то значит он и не такой уж сумасшедший. Значит, он еще что-то может. Может (способен!) хотя бы помочь другим. Остальным. Всем, у кого точно также намечается какая-то патология души... Израненной временем души... Ведь время никого не жалеет. Одинаково равно сейчас сходят с ума также, как и в глубокой древности. Просто, быть может, именно он, "целитель" Петров, сможет найти этому хоть какое-то объяснение, а значит сумеет остановить это массовое безумие века. Ну, или, в контексте времени, вековое массовое безумие. Вот ведь в чем вопрос... Вот ведь в чем дело... Вот ведь в чем истина... А к любого рода истине, он ох как стремился...
      Можно было даже сказать, что истина вообще была тем краеугольным камнем, которая стояла во главе любых его мыслей. И даже если мысли были сродни патологическим, последнюю ведь никто из ныне живущих не мог определить. Даже независимо кто он бы был: простой человек или психиатр.
      Знал бы кто, сколько Петров видел сошедших с ума психиатров, которые только знанием правил да собственными связями могли имитировать наличие у себя хоть относительного (психического) здоровья. Тогда как, по мнению Петрова, были абсолютно сумасшедшими.
      Да ведь он и сам делал тоже самое. Если бы когда-то Петров не знал симптоматику психических заболеваний, ему было бы сейчас очень трудно имитировать из себя так называемого "нормального" члена общества.
      Впрочем, не он первый, не он последний. Так делает почти каждый. Из тех, разумеется, кто уже потерял (хотя бы на время) границу между реальностью и вымышленным миром. Да и что такое вымышленный мир, как не мир наш внутренний (просто находящийся в дисбалансе бытия)? И ведь у каждого он свой. Да и, к тому же, отчасти такой, который как раз и подпадает под симптомы тех или иных заболеваний.
      Пограничных, разумеется, пограничных... Ведь если ты идиот - это уже диагноз. А вот если шизофреник - ещё можно что-то оспорить. Особенно если ты способен доказать обратное...
      
      
      Глава 9
      Лечить людей Николаю, иной раз, очень и очень нравилось. Чувствовал он при этом какую-то неведомую ни при каком другом занятии силу почти одновременно - внутреннего превосходства и какого-то такого же внутреннего очищения, чем-то напоминающее то, которое появляется у вас, когда вы сделали доброе дело. Причем, если Петров делал добрые дела (где-то вне видимости своих пациентов), то он все-таки старался, чтобы это кто-то заметил. И только в редких случаях подобное с его участием происходило тогда, когда хоть и никого рядом не было, но совершить "подвиг" он был обязан.
      Он вообще, тайно мечтал, что его наградят. Хоть когда-нибудь. Наградят за то, что он чем-то кому-то помог. Оказал услугу, которую мог оказать только он, потому что никого рядом не было. Ну или, например, рассуждал он, так, чтобы качество самой услуги было такое, что подобное мог сделать только он. Правда, в жизни никто его особенно не благодарил. Да и не награждал. Что все больше погружало Николая Петрова в его внутренний мир. Мир, в котором все было и в порядке, и хорошо. Ведь в том мире он был одновременно и царь, и бог, и все народонаселение. Удивительно, конечно, но в своих фантазиях (или снах, что в его случае почти одно и тоже) Петров был всегда один. И не потому, что других людей не существовало. Нет, они, разумеется, были, то есть существовали. Но где-то на дальнем фоне да заднем плане. А так он был один и только один.
      Да и по жизни Петров, наверное, оставался все также один. Даже находясь с кем-то, - он все равно точно также продолжал оставаться наедине с самим собой. Ощущал подобное единство. И не потому, что так ему было проще. Просто он иначе не мог.
      
      
      Глава 10
      Петрову, конечно, очень бы хотелось оставаться собой. Но жизнь так складывалась, что он все время ставил перед собой новые цели. И согласно этим целям, уже подводил под них себя. Не то, что раньше им не соответствовал. Да, впрочем, раньше ведь и цели были иные. Петрову всегда хотелось душевного размаха и какого-то праздника. Притом что в жизни праздник он не любил. Даже как-то патологически бежал от этого. Грусть? Нет, грустить тоже не любил. Хотя и грустил. Получалось, обманывал себя? Сам бы Петров так не сказал. Хотя...
      ............................................
      
      Николай очень любил свою жену. Ту, что сейчас жила с ним. Любил ее формы. Любил ее податливость. Любил ее безотказность и какую-то даже поистине жертвенность. Любил, в общем, и все.
      Но при этом Николаю чего-то не хватало. То ли периодической критики в свой адрес (как то делали другие его женщины, жившие с ним ранее), то ли еще чего-то такого, что он, быть может, и сам объяснить не мог, особенно учитывая то обстоятельство, что у него все время менялся идеал его "идеальной" женщины. То она должна быть такая, то такая, то такая и прочее, прочее, прочее, так, что одно время Николай даже подумал было оставить все на попечение судьбы, да понял, что судьба и сама не знает как лучше, а все время тасует любовные карты таким образом, что ему попадаются те женщины, которые нравятся лишь отчасти (да на время), а после хочется чего-нибудь новенького. Ну или хочется новенькую (как когда-то сказала одна из бывших тещ одной из бывших жен, когда встретилась с Николаем и его новой пассией), если говорить совсем уж открытым текстом.
      
      Петров любил свою жену. Он даже очень хотел на ней окончательно остановиться, да и еще так, чтобы больше никого не искать.
      Но подходила она ему очень, к сожалению. И это было непонятно. Хотя, если было непонятно самому Петрову, то как это может быть понятно нам? Загадка. Ну или, по литературному, дилемма. Впрочем, был ли Петров литератором - вопрос.
      
      Глава 11
      Николай страшно мучился от бессонницы. Она, конечно, может и не имела такого значения, и вопрос: стоит ли вообще о ней упоминать, но Николай страшно мучился от бессонницы и бессонница эта была вызвана не иначе как его иной раз наступающим нежеланием вести дела в собственной фирме, которую он основал уже как год назад.
      Бизнес всегда манил Николая. Но господин Петров (как называли целителя Николая зарубежные коллеги) точно также всегда полагал, что как такового "бизнеса" был недостоин. А потому занимался только целительством. Лечил людей. Успешно.
      На вырученные от лечения деньги, ибо наступило такое время, когда были куплены и квартира, и машина, и дача, и деньги лежали на счете, и все равно необходимо было куда-то тратить остальные средства - притом, что траты Николая были весьма существенны: рестораны, бутики, лучшие магазины продуктов, а равно элитарные рынки еды, но даже несмотря на это деньги все равно оставались. И даже в таком количестве, что можно было открыть собственный бизнес. Как бы дополнительный.
      
      Помимо салона красоты, Петров открыл элитный массажный салон, магазин одежды, по франшизе приобрёл Макдональдс и бутик, и все равно деньги оставались. Он, было, купил автомойку, после вошел с собственными акциями в холдинг автозаправок, но деньги были на руках и все время прибывали.
      
      И тогда Петров построил элитную клинику (включала она почти все направления, начиная от стоматология и заканчивая нетрадиционной медициной), построил на свои деньги девятиэтажный дом, и купил бойцовский клуб. Основателем клуба был чемпион мира, мастер спорта международного класса и еще мастер спорта по нескольким единоборствам, тренер с более чем двадцатипятилетнем стажем (на момент покупки) известный всем (и особенно в Петербурге, где на тот момент проживал, позже, впрочем, перебравшись за границу) человек. Да и условия были достаточно паритетными. Всего лишь миллион долларов за владение клубом и десять миллионов евро за бренд. В год. Плюс каждый год переводить на счёт в швейцарском бланке еще один миллион. Евро. Вернее, евро - по курсу долларов в качестве... Да к чему открывать все тайны их личной договорённости, особенно учитывая, что у владельца клуба в сухом остатке должно было все равно оставаться не менее пятидесяти миллионов евро в год; вполне неплохие деньги, однако. В случае нарушения договора - сам договор ликвидировался. Но учитывая дикую популярность того человека на Родине, Петров понимал, что подобного не случится. И в чем-то был прав. Ну а зачем это было, уже скопившему к тому времени миллиард долларов "тому человеку", видимо мы все-таки оставим без ответа. У богатых свои причуды.
      
      
      Часть 6. Тренер Степанов
      Глава 1
      Дмитрий Степанов был необычным тренером. Можно было даже сказать, что тренером он стал скорее от неволи, чем по своему какому-то особенному желанию. Ну или, что еще верней, дело было так. Сначала он хотел быть самым сильным. Это было в детстве. Тогда для ребенка самым сильным (в его мальчишеском представлении) являлся тренер. Лучше, если это будет тренер по боксу. И подсознательно мальчик стал делать все, чтобы самому стать тренером. Но вот помимо спорта, еще ведь есть и жизнь. И маленький Дима очень и очень много читал, взахлеб проглатывая многочисленные произведения различных авторов. А после начал писать и сам. Писательский дар к нему пришел сразу и словно его не спросив. Но сначала дар пришел поэтический.
      
      Не слышно в небе ни души,
      Не слышно ни души в округе.
      Лишь коршун в небесах кружит,
      Как память об ушедшем друге.
      
      Давно опала вся листва,
      На смену ей пришли сомненья.
      Да, видимо, молва права:
      Суть человечества в гоненье.
      
      Гоним я всюду, всем я враг,
      Природа рай тебе, бродяга.
      И мне до рая один шаг,
      До ада, правда, лишь полшага...
      
      Это было одним из первых его стихотворений. Этакая проба пера по еще относительной юности (семнадцать лет ему тогда было, и, как помнил до сих пор, написал стихотворение во время какой-то скучной лекции на первом курсе института; строчки пришли сами).
      После были еще стихи. Точно также "случайно" он стал журналистом (срочно потребовались деньги, с удивлением узнал, что в газетах платят "за буквы": чем большее количество - включая пробелы - тем больше гонорар, тут же что-то написал, и дальше пошло-поехало уже словно само). Его приглашали различные издания, он сочинял для них статьи, и как-то, проснувшись в один из дней, понял, что у него родился сюжет книги. Было ему тогда уже почти тридцать. Спросил знакомого писателя, можно ли "в таком возрасте" (отчего-то, воспитанный на Есенине и Лермонтове, подумал, было, что слишком "старый") начать писать книги или уже и правда "старый". Ветеран журналистики и писательского мастерства талантливо скрыл удивление и честно признался, что можно, но книги в этой стране никому не нужны. Дима услышал первую часть ответа и стал писать. Хотел, чтобы писатель прочитал его книгу и сказал ответ. Но пока он ее писал (год потребовалось на первую книгу) - писатель умер от сердечного приступа. Вечная ему память. Драгомиров была его фамилия, как сейчас помнил Дмитрий, считая его крестным отцом своего творчества.
      Так Дмитрий стал писателем. А так как книги и правда ничего не приносили в плане финансов, то работал он тренером. Тренером по боксу. Потому и был, как мы указали вначале, "необычным" тренером. Ну, или вернее, не совсем типичным.
      
      
      Глава 2
      Он понимал, что жизнь настолько фрагментарна, что у него лично не останется ни единого шанса (пенса, цента, сантима, копейки) заплатить за счастливое завершение ее. Или хотя бы упрочивание. Ибо жизнь, к сожалению, состоит в том, что дурак имеет миллионы, а гений копейничает... Чуть ли не подвизавшись на паперти.
      
      
      Глава 3
      Тяжелей всего было, конечно, психологически. То ли удары в голову сказались (бокс есть бокс), то ли раньше он уже был такой, а еще скорее наложилось и одно, и другое, но состояние страха периодически сменялось состоянием просто опасения чего-либо (причем, конкретно от кого, он не знал, равно как и понимал, что при опасности будет драться до конца). Да и это, наверное, даже был не то что страх - как страх в привычном понимании значения этого слова. Скорее всего, страх - как ощущение чего-то катастрофически безысходного. Когда совсем не знаешь что будет дальше, и при этом с трудом оцениваешь то, что есть сейчас.
      Выходом из положения давно уже стал алкоголь.
      
      ...Но алкоголь был хорош вечером, когда он приходил домой после "всех завершенных за день дел" и мог спокойно принять "лекарство" (как он называл необходимую ему ежедневную бутыль коньяка или водки). Но ведь утром от алкоголя уже начинались иные последствия. По молодости, он еще этого не ощущал, а тут, чем старше - тем сильнее.
      
      И уже дольше требовалось ему времени для того, чтобы отойти... А когда он уже вроде как входил в привычный режим жизни, уже подступал вечер. А значит все по новой.
      Да, с другой стороны, если это ему помогало, то почему бы и нет?! Но где-то в потаенных глубинах сознания вертелась мысль, что таким образом он попросту убивает себя. И рано или поздно это закончится...
      
      Впрочем, умирают и совсем порой успешные люди. Заболевают, например, раком, и сгорают в одночасье. Или гибнут в автокатастрофе. А потому, говорить, отчего ему придется умереть - от алкоголя или от иной болезни - было все-таки рановато. Тем более, если алкоголь сейчас ему помогал хоть как-то спасать собственную психику от дальнейшего расстройства, то разве он не должен был пользоваться этим средством? Хотя бы до того момента, пока не найдет средство иное...
      ........................................
      
      Степанов очень переживал за то, что он такой. Особенно оттого, что он уже понимал, что никогда не сможет себя исправить. Что у него уже, быть может, даже никогда не будет того варианта счастья, о котором он всегда мечтал. Счастье будет (он в это верил). Но будет оно каким-то своим "особенным". Так сказать, эксклюзивным вариантом. Положенным только ему.
      С другой стороны, он знал много людей, которые действительно страдают от жизни. И его собственное психическое расстройство вероятно было ничто - в сравнении с той мучительной физической болью, которую способны были испытывать другие люди.
      Да и собственное расстройство было еще не таким ужасным. Просто обычное, так называемое, "пограничное состояние" психики, когда периодически на него накатывала депрессия, да и та была, впрочем, не столь тяжелой... Никогда ни сон, ни аппетит у него не нарушался. Половое желание тоже всегда оставалось в норме. Ну а то, что мысли иной раз приходили какие-то нелепые, так он ведь тоже научился с этим бороться. И сублимировал все в творчество. Поэтому говорить о чем-то кошмарно-тревожном, наверное, было бы преждевременно. К тому же он много читал и нравился женщинам.
      
      Потому можно было даже сказать, что его состояние психики было просто ему необходимо. Для того же творчества, например. Ведь если человек полностью здоров - ему уже ничего и не надо в этой жизни. И он совсем - что наверняка - не в силах увидеть те краски мира, которые замечал Степанов. Тренер Степанов. Жаль, конечно, что даже спорт уже не приносил ему той отдушины, которая была, например, у его учеников. Хотя и, надо заметить, стоило ему прийти в спортзал - любая депрессия тут же проходила. И после еще долго оставалось хорошее настроение. Причем, ему даже не надо было тренироваться. Спортивный зал уже сам по себе действовал на него завораживающе-успокоительным образом. А значит все было хорошо.
      
      
      Глава 4
      Конечно, Дмитрий понимал, что рано или поздно все когда-то должно закончится. Но с другой стороны, ни один человек не в силах был решать за господа Бога или господина Дьявола (а тем более за Высшие силы). И как распорядятся они (бог или дьявол, при попустительстве бога), так в итоге и будет. Потому, чем больше он анализировал жизнь, тем больше понимал, что ничего еще до конца не ясно. А сама по себе судьба может распорядиться таким образом, что то, что для него было сейчас плохо, на самом деле таким уж плохим в итоге не окажется. Просто ведь у каждого не только свое "видение" на ту или иную ситуацию, но и часто так случается, что подобное "видение" может быть весьма ошибочным и отличаться как от того, что человек "видел" раньше, так и от того, как он будет считать ("видеть") после.
      Притом, что сама жизнь может быть единой. Просто видим мы под разными углами (с позиции настоящего, прошлого или будущего). Да и другой человек может увидеть вообще иное. А кто-то третий - третье, четвертый - четвертое, а пятый и вообще увидит все наоборот.
      И ведь после все вместе будут дружно считать, что жизнь запутанная "штука". И в чем-то даже окажутся правы. За малым лишь исключением: это они видят жизнь такой. А жизнь на самом деле одна. Вот ведь в чем вопрос.
      ..............................................
      
      Тренер Степанов и хотел и не хотел работать тренером. Бывали периоды, когда он всяческим образом пытался сменить работу, занять, например, какую-нибудь руководящую должность. Лучше, конечно, вообще было ничего не делать. Книги писать, да и только. Но вот всякий раз судьба возвращала его на круги своя. Пока он не понял еще одну истину: это его такая доля. Его крест. Он должен был зарабатывать свой кусок хлеба - только трудом тренера. А душу тешить писательским творчеством. И в этом был какой-то особый изыск этой самой истины. Ведь как только понял он это, тотчас же исчезли у него всякого рода инсинуации в виде мыслей о поиске чего-то наподобие смысла жизни. Он просто "делал свое дело". Шел к цели. А цель была - "востребованность творчества". Чтобы это было не только хобби, но и книги стали приносить такой доход, на который можно было "содержать" себя. А в идеале - еще и семью. Ведь даже его тренерское ремесло давало возможность, в лучшем случае, содержать только себя. У Степанова не было собственного жилья. У него не было автомобиля. Он не имел возможности брать отпуск. Ибо если не будет работать - его выгонят на улицу. Арендованную квартиру ведь надо оплачивать все время. А для этого тренировать.
      
      И вот в этом замкнутом круге он жил. Надеясь только на чудо. Выиграть в лотерею, например (потому каждую неделю покупал новый билет). Или, скажем, чтобы появился издатель, который не только станет издавать его книги, но и заплатит за них приличный гонорар (этак в миллион, и лучше евро). Или, скажем, на худой конец, приедет группа "нефтяников" откуда-нибудь из Сургута, да скажет, что хотели бы купить абонементы на занятия в его клубе - пожизненно; и заплатят такую цену, что, учитывая общее количество "нефтяников", тренер Степанов сможет хотя бы приобрести собственное жилье, чтобы ему легче дышалось да было хоть относительное, но гарантированное будущее. Было бы где жить. А так, случись что, он на улице. Или в доме умалишенных. Если раньше не сойдет с ума, конечно. Хотя и в дурдоме надо платить (Степанов помнил судьбу великого Ван Гога, за содержание в доме умалишенных которого платил его брат, Тео).
      Но о плохом Степанов старался не думать. Плохие мысли могли забрать силы и отнять надежду. А этой надеждой он фактически только и жил. Надеждой на финансовый комфорт и благополучие. На стабильность. Всегда и во всем ведь важна стабильность.
      
      
      Глава 5
      Вообще-то, в жизни Степанову всегда везло. Наверное не так, как хотелось бы, но почти всегда он выходил "сухим из воды", а если намечался какой-то серьезный конфликт, практически всегда тот разглаживался также внезапно, как начинался.
      При этом, о том, что творилось в его душе, если кто и знал, то только из откровений самого Степанова, да и то, честно сказать, в них особенно никто не верил. Все понимали, что человек он неординарный и потому в его представлении и ложь и правда попросту теряли свои истинные значения, подменяясь, наверное, и вовсе черт знает чем. По крайней мере проходило небольшое время, и у людей, слышавших истории Степанова, информация стиралась из памяти самым чудодейственным образом. Оттого - кто-то приписывал ему экстрасенсорные способности.
      Но экстрасенсом Степанов не был. А кем он был? Тренером.
      Все правильно. Степанов был тренером, который, кстати, не написал ни одной книги о спорте. Ну, разве что, почти никакой. Первая книга (потерянная, наверное, навсегда назло булгаковскому "рукописи не горят") была учебником по спорту. Вторая книга - художественная - романом о спортсмене. А далее, если в своих произведениях Степанов и касался темы спорта, то это было лишь фрагментарно и не более, чем подобная тема встречалась в произведениях других писателей.
      А о чем Степанов писал? О жизни? Отчасти да. О жизни. Но жизнь в его произведениях все-таки была несколько, если так можно выразиться, специфическая. Ибо все герои Степанова были люди неординарные. Сумасшедшие, то есть, если по простому. У каждого были какие-то психические отклонения. Не такие, чтобы считаться полноценным идиотами (то есть напрочь потерявшими грань с реальностью), но и не такие, чтобы считаться стопроцентными членами общества. Этакие люди с некоторыми ограничениями. Ну, или как это называется в психиатрии, - с пограничными состояниями психики - сознания.
      А почему Степанов писал только о таких людях? Да потому что они были ему ближе всего. Ближе и понятнее. Ведь он и сам был таким. То есть - одним из них, получается.
      
      
      Глава 6
      Степанов, конечно, видел и понимал, что иной раз очень даже сильно запутывает себя. Но вот с недавних пор он открыл для себя ту истину, что иначе делать он попросту не мог. Все совершаемое им было словно не по его воле. Притом, что где-то в глубине подсознания, он отчетливо понимал необходимость совершения подобного. Вот ведь в чем вопрос. Он одновременно и прилюдно ругал себя, - и при этом все равно совершал все так, как совершал, ибо в душе был уверен, что прав. А те, кто не понимает сейчас, обязательно оценят. После. После оценят.
      Это вообще, видимо, злая усмешка судьбы. Сначала люди распинал на кресте и плевали в лицо (унижая) Иисусу Христу, а после тысячелетиями замаливали собственные грехи, неся на себе проклятие. Или, скажем, Ван Гог. Умер нищим, больным и не признанным современниками. После смерти - его картины одни из самых дорогих картин мира. Примеров множество. Почему все только после смерти? Тот же Набоков, если бы случайно (помните, жизнь как лотерея) его роман "Лолита" не набрал популярность при жизни автора (хотя лет автору уже было ближе к шестидесяти, притом, что Ван Гог убил себя в тридцать семь - как и Пушкин, кстати, - а Христос был убит в тридцать три), и вот если бы не "Лолита", так бы и скитаться до смерти Владимиру Владимировичу Набокову по гостиницам, да подрабатывать чтением лекций по литературе да энтомологии (науке о бабочках - Набоков был профессор литературы и энтомологии, и гроссмейстер по шахматам; а в юности, сразу после вынужденной эмиграции, подрабатывал тренером по боксу, к слову).
      .......................................................
      
      Степанов понимал, что жизнь совсем не такая, как ее представляет большинство. "...у неимеющего отнимется и то, что имеет", - это высказывание от авторов Библии Матфея и Луки наиболее четко выражало так называемую "справедливость" мира. Чтобы там кто не пытался говорить обратное. И при этом трудно было сказать, чего же он на самом деле желал сам. С одной стороны, это было хорошо. Тот же Винсент Ван Гог, как только почувствовал, что все, что мог сказать - уже "сказал" в живописи - застрелился. Схожее видимо было с Есениным (ушедшем из жизни в тридцать лет - повесился, или по другой версии убили, имитируя самоубийство, что, по сути, одно и тоже, ибо долго бы в том ритме он не прожил), с Маяковским (в тридцать семь - застрелился), с Высоцким (в сорок два - умер от приступа, вызванного чрезмерным употреблением алкоголя и наркотиков), с другими гениями.
      Если исходить из той теории, что нами руководит судьба, то пока вы еще не успели завершить начатые дела на земле, вы будете жить. Понимая это, Степанов вполне адекватно относился к тому, что он еще не все успел. Тем более, что когда-то он уже полагал, что успел сказать все и может уходить. Это был самый расцвет его поэтических произведений, и, по сути, ничего лучше того периода он с тех пор не написал (или почти не написал). Но вот он перестал писать стихи, и вдруг начал сочинять прозу. Причем, начал в возрасте, когда уже умер Есенин, и оставалось каких-то семь лет до смерти Пушкина и Маяковского (Степанов начал сочинять прозу почти в возрасте Христа, кстати). Не то, что он равнял себя с ними, нет, художники вообще всегда различны между собой, будь то мастера живописи или слова. Но Степанов вполне отдавал отчет в том, что если он пока еще жив, то, вероятно, судьба готовит ему нечто лучшее того, чем он бы ушел из жизни. Ведь это, как полагал он, тоже нельзя выбрасывать из виду. А значит вполне возможно, что если он проявит должное усердие и еще большую настойчивость, то в итоге сможет еще при жизни добиться всех тех благ, к коим так стремился.
      Притом что нельзя было говорить что он действительно стремился к каким-либо материальным благам. Вероятно, в таком случае, он все время посвящал бы изучению экономики да финансов. Притом, что когда-то такое и было. Но после ушло словно безвозвратно, ибо ни бухгалтерия, ни экономика, ни прочие науки не оставили в его душей такой след, как живопись, музыка, литература, а равно иные гуманитарные науки (история, психология, психоанализ, теология, литературоведение, и еже с ними).
      А это значило лишь то, что он должен был продолжать в том же духе и, фактически, просто ждать, когда нечто из его увлечений обретет финансовую составляющую и ему уже не нужно будет думать о хлебе насущном. Всему ведь свое время. Если бы раньше он об этом размышлял, то не терял бы квартиры, отдавая их женам, становившимися после развода бывшими. Потеряв таким образом жилье, Степанов только после сорока пяти лет понял, что не делай он подобного, сейчас мог бы жить в одной квартире, а, сдавая в наем остальные, попросту быть предоставленным самому себе.
      Но ведь такого не было. Он все потерял и сам теперь вынужден был находиться в определённого рода психологическим дискомфорте, думая всякий раз где найти деньги на оплату жилья. Но если раньше он об этом не думал, значит просто время его еще не пришло умирать. А если так, то Высшие силы не допустят и того, чтобы он нищенствовал. Да и можно предположить, так было необходимо, ибо дай ему раньше времени все - и неизвестно во чтобы превратился человек, когда его не подстегивает необходимость порой элементарного выживания.
      А в последнее время у него ведь и правда было это самое "выживание". Все, что удавалось заработать - шло на оплату жизни (жилье, питание, одежда). За этот он получал право трудиться. Создавать художественные полотна, которые пусть пока были не востребованы и не приносили финансовую отдачу, но ведь Дмитрий умирать пока не собирался и даже верил, что все трудности - это лишь временно. И когда-нибудь его книги помогут ему обеспечить будущее не только свое, но и детей. А потому он должен просто продолжать трудиться и верить. Жить верой. И в этом не было ничего плохого, конечно. Просто было трудно.
      
      
      Глава 7
      Ему часто (да почти всегда) говорили, что не нужно заниматься тем, чем он занимался. Работа тренером приносила сущие копейки и фактически не могла его прокормить, разве что если питаться самыми простыми продуктами, да и то в одиночестве. Писательская деятельность точно также не приносила ничего (книги он вообще издавал за свои деньги). Но Дмитрий Степанов доверял в вопросах собственной жизни только себе. И потому с ослиным упорством продолжал идти вперед, не обращая внимание на сплетни, слухи, да прочие завистнические сомнения в его адрес. Тем более что он хорошо знал историю, когда его предшественникам говорили тоже самое. Картины Ван Гога при жизни никто не покупал (была куплена лишь одна из тысячи, да и то друзьями, знавшими его брата). Великий художник умер в нищете, оплеванный современниками, которые искренне, как полагали их тщедушные заземленные сердца, советовавшие Винсенту Ван Гогу найти работу, которая сможет его прокормить. Он не выдержал, и, понимая, что сходит с ума, застрелился. После смерти полотна Ван Гога до сих являются одними из самых известных и дорогих картин мира, которые на всех аукционах мира продаются за миллионы долларов. Много примеров из истории. Долги Пушкина после смерти оплачивали друзья. Также как и долги Достоевского, который и жил и умер в глубокой нищете. Но они жили и творили. Франц Кафка, великий Франц Кафка, при жизни не сумел издать ни одного из своих произведений (за исключением тоненькой книжечки рассказов), а после его смерти слава Кафки гремит до сих пор.
      Подобными примерами пестрит история литературы и живописи. Степанову, как он считал, очень повезло, потому что его предшественникам было много тяжелее. Он, по крайней мере, знает, что на верном пути. Даже если не будет понят современниками, его услышат потомки. Даже если не услышат они, будут последующие поколения. Иисуса Христа признали через триста лет после его смерти, а до этого времени считали его учение сектой, а первых христиан сжигали на столбах да скармливали львам. Степанову было проще. Если Христа не поняли и распяли, а после пришлось ждать триста лет, чтобы уже несколько веков почитали во всем мире и даже изменили ради него летоисчисление, что было говорить о нем, скромном писателе и тренере Степанове. Ничего. Он подождет. Главное не останавливаться. И все силы тратить на создание новых полотен.
      ...................................................
      
      Вот только работать приходилось все тяжелее и тяжелее. Психика все чаще требовало лекарства в виде алкоголя. Ужасно болели суставы
      рук и ног, которые он видимо износил в боях (более трехсот боев да поединков провел Степанов в бытность занятий боксом, каратэ и борьбой. Но еще сложнее было преодолевать какое-то страшное проклятие разума, которое иной раз нависало над ним невидимым щитом, блокируя все и вся, что окружало отношение Степанова к окружающему миру и вынуждая его чуть ли не стать аутистом.
      Но он знал, что и это преодолеет. Если тяжело сегодня, это не значит, что так будет завтра. Если будет тяжело завтра, это не значит, что так будет послезавтра или через год, два, десять или сто лет. Все равно он победит. Во что бы то ни стало он будет делать свое дело. А всякие нападки использовал против мыслей врагов, и то, в чем его критиковали, делал в несколько раз и больше, и лучше, и быстрее.
      Он понял, что должен еще больше писать. Понял, что если некоторым людям не нравится то, что он делает, значит это верный знак, что он делает все правильно (ведь не критикуют только мёртвых, хотя и то умудряются - помните, что не пинают только мертвого льва, ибо, как сказал когда-то Екклесиаст, живой собаке лучше, чем мертвому льву) и нужно это делать в еще в большем количестве. Только тогда будет результат. "Больше и еще больше работать", - сказал он себе и увеличил обороты работы. К чему это могло привести, он уже не задумывался. Смерть так смерть. Он ведь все равно уже устал жить. Также как и знал, что пока он не скажет своего последнего слова - не умрет. Это он знал из истории.
      
      
      Глава 8
      Когда-то много лет назад, цыганка нагадала Степанову безмерное счастье по жизни. Но для этого, мол, требовалось что-то испытать в жизни.
      Что конкретно, цыганка не сказала, ибо случилась милицейская облава и она куда-то убежала вслед за своими соплеменниками (поистине кочевой народ, не имеющий Родины; почти как евреи, хотя те и осели в Палестине, создав государство Израиль). Позже Степанову не раз приходили подобные откровения (одна женщина астролог даже чуть не сошла с ума, узнав какое великое будущее ждет Степанова; но тайну свою не открыла и почему-то быстро исчезла, да так что и не найти ее до сих пор).
      В общем, Дмитрий рос под грифом чего-то сверхъестественного, что непременно должно было случиться с ним. Но учитывая его извечные (периодические, правда) попытки фактически элементарного выживания, понимал, что о самой сути вопроса (и тем более его каком-то понимании - тире - разрешении) говорить еще было рано. Даже очень рано. Рано слишком. Но не суть.
      .......................................
      
      Степанов боготворил собственную жизнь. При всем казалось бы катаклизме существования (или, справедливее сказать - выживания), он боготворил жизнь. Не то чтобы общую какую-то или ещё, не дай бог, чью-то. Нет. Свою. Свою жизнь.
      ...........................................
      
      Дмитрий, сам отчего-то при этом удивившись, вдруг понял одну истину, после которой, впрочем, все, что бы он дальше не придумал, казалось альма-матер уже произошедшего.
      И неважно с кем. С ним? Значит с ним. С другим? Значит с другим. И ведь действительно неважно. Правда, впервые эту истину несколько тысяч лет назад (задолго до рождения Христа - то есть еще до нашей эры) впервые произнес Экклезиаст. Ну да какая сейчас разница. Ведь все действительно прохладит. И всему свое время.
      "Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое "; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме; и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем. Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа!". (Еклл.1:1-14).
      "Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру". (Екл.3:1-8).
      
      
      Глава 9
      Степанов, великий тренер Степанов (как его считали многие из тех, кому он когда-то дал "дорогу в жизнь"), сам себе на самом деле не всегда казался таким. Может это, как рассуждали некоторые, сподвигали его на свершение различного рода дел, флагманом которых служило его огромнейшее желание действительно достигнуть величия. Хотя бы своеобразного. Хотя бы сделать более, чем кто-либо. Хотя бы победить себя.
      Степанов понимал, конечно, что на самом деле победить себя невозможно. Великий Сократ с этим пороком - (тире) - желанием сражался всю жизнь и окончил жизнь самоубийством (приняв яд) по приговору суда. Исходя из того, что прошло несколько тысяч лет, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки, Степанов понимал, что ничего уже, собственно говоря, и не будет достигнуто.
      Но ведь он очень этого хотел.
      ..........................
      
      Проходило время. Дни мелькали в соответствие с ним, и даже несмотря на то, что иной раз казались веселыми да смешными, на душе Степанова все чаще бывало пасмурно. Даже быть может черно.
      Злость. Его обуревала злость на то, что он совсем ничего не в силах сделать, дабы совершить подвиг. Подвиг. Наконец-то Степанов смог произнести то слово, к значению которого шел всю жизнь.
      - Ничего, - подумал он, - но сказал на самом деле вслух.
      - Конечно ничего, - ответило эхо.
      - Эхо? - засомневался Степанов. - Я разговариваю с эхом?
      - Ну, не совсем с эхом, если в привычном понимании этого слова, - ответил голос свыше.
      - Голос свыше? - не понял Степанов, хотя уже начинал о чем-то догадываться.
      - Вы и это слышите? - удивились сверху.
      - Почему сверху? - все так же не понимал Степанов.
      - Мы хотели вам сказать...
      - Мы? Почему мы? Вы не один?
      - Да что на самом деле происходит?! - грозно сказал бог.
      - Бог? - не понял Степанов. - Я разговариваю с богом?
      - С богом, - жеманясь, раздался голос.
      - Бог не станет вести себя как типичный пидарас, - отчеканил Степанов. - Вы не бог.
      - А кто?
      - Вы меня об этом спрашиваете?
      - Не то, что у вас, - начал, было, голос.
      - Хватит! Довольно! - закричал Степанов. - Не думайте, что ваши грязные инсинуации способны свести меня с ума. Отвечайте по делу.
      - В чем заключается ваш вопрос? - металлическим голосом ответили свыше.
      - Опять свыше, - вздохнул Степанов.
      - Так в чем вопрос?
      - Вопрос в том, кто из нас говорит правду?
      - Правду? Ту правду, которой вообще нет, или правду...
      - Правду, которой не существует, - перебил Степанов. - Отвечайте немедленно!
      - Хорошо, хорошо... Правды нет... Допустим... Но в этом случае должна существовать одна лишь ложь? И куда тогда, по вашему, существование одной лишь лжи может привести?
      - К пагубным пристрастиям.
      - Что, простите.
      - К хаосу мира.
       - Вот-вот. И поэтому это означает... (пауза). Это означает... (пауза). Это означает, черт возьми -
      - Что наряду с правдой в мире существует и ложь, - выдохнул Степанов.
      - Вот именно, - ответил голос свыше. - И не возражайте.
      - Я понял, - кивнул невидимому богу тренер Степанов и ушел прочь.
      .........................
      
      Степанов прошел в гостиную, достал из бара бутылку коньяка и налил себе порядка ста граммов.
      - Черт с ним, - сказал он и выпил.
      - Черт с ним, - вторило эхо.
      
      
      Часть 7. Просто человек
      Глава 1
      Иван Роговцев, двадцати девяти лет, среднего роста, худощавый, заостренные черты лица, взгляд, претендующий на колкость, одевается по моде (правда запаздывает лет на десять, отчего кажется, зачастую, излишне вычурным) и его жена Аня (двадцать семь лет, невысокая, очень худая блондинка, в меру красивая) сидели в квартире и разговаривали. В последнее время они часто любили посидеть вдвоем и поговорить. Сейчас был поздний вечер, близился конец недели, и Аня позволила себе задержаться за вечерним чаем с мужем, благо, что действительно любила его.
      Да, кто-то мог сказать, что в последнее время со стороны Ани наметилось какое-то охлаждение в отношениях. То ли любовь прошла или подходила к логическому завершению, то ли еще какая напасть, иной раз случающаяся в семьях, но факт остается фактом. Хотя и мало кто знал, что Аня, замечая происходящие с ней изменения (особенно они отчего-то проявлялись при других людях), старалась компенсировать подобное своим исключительно теплым отношением к мужу когда они оставались наедине.
      - Значит все-таки поедешь? - как показалось Ане, с некоторой долей грусти, спросил ее Иван.
      Аня совсем недавно призналась мужу, что шеф (работала она на телевидении) отправляет ее в другой город, за тысячу километров от Санкт-Петербурга, где они жили, и командировка, по всей видимости, затянется как минимум на неделю.
      - Уезжаю, - как можно мягче сказала Аня.
      На самом деле Ане ехать не хотелось. Но совсем недавно она получила заманчивое предложение от одного мужчины провести с ним неделю за границей. Ивану она сказала о командировке в другой город.
      
      Аня изменяла Ивану с момента их знакомства. Сначала для нее это было что-то вроде развлечения, после - компенсация за Ивана "провинности" (в виде намечаемого тюремного срока, от которого она смогла спасти мужа, переспав и с судьей, и с адвокатом), ну а сейчас измена попросту вошла у нее в привычку. Ну, или вернее, молодая женщина не могла точно сказать что это было, но помимо мужа, ставшего со временем откровенным неудачником и пребывавшим на содержании жены, Аня имела множество, так называемых, "коротких связей".
      Впрочем, она полагала, что хоть косвенно, но имеет на то право.
      ................................................
      
      Когда-то это была очень красивая пара. Он, подающий надежды спортсмен-каратист, кандидат в сборную страны, она - просто красивая девушка, мечтающая о роли фотомодели (куда ее не взяли из-за недостатка роста даже несмотря на то, что она успела переспать с одним из спонсоров модельного агентства, в которое устраивалась).
      Жизнь представала перед молодыми людьми в самых ярких и таинственно-манящих красках.
      Все закончилось в тот момент, когда Иван получил свой первый срок. Тогда они с другом возвращались со спортивной секции и по пути зацепились с какими-то подвыпившими мужиками. В итоге Ивану дали три года условно, друг получил год реального срока. Пока шло следствие, Иван пребывал в тюрьме.
      Вернувшись, он забросил спорт и решил заняться рэкетом.
      
      Рэкетира из него не получилось, а получил он уже реальных три года за вымогательство. К реальному сроку прибавили условный срок. В итоге шесть лет.
      Через год Ивана освободили. Через что пришлось пройти Ане, чтобы так произошло, пожалуй, она не рассказывала никому. Да и как можно было такое рассказать. Обивание порогов различных заведений, начиная с прокуратуры и заканчивая комиссией по правам человека, это только внешняя сторона вопроса. Так же как устройство Ани на работу сначала в редакцию газеты, а после и на телевидение, чтобы выйти, как она считала, на нужных людей.
      Она действительно делала все, дабы вызволить мужа с тюрьмы. И в конце концов ей это удалось. Вот, правда, какой ценой, об этом Аня старалась умалчивать. Ее и так большинство подруг считали откровенной блядью. Кто-то так и говорил о ней, мол, Аня - это конченная блядь.
      Впрочем, подруг у девушки вскоре не осталось.
      А что до Ивана, так он знал лишь то, о чем знали другие. Что его жена специально искала такую работу, благодаря которой могла бы ему помочь. Что она его любила (это правда; она его любила; своей особой любовью, ну, или, этакой - своеобразной - разновидностью любви). Что Аня всегда добра к нему (это так), всегда отзывчива (тоже правильно; например в половых отношениях она ему никогда не отказывала; особой инициативы, правда, не проявляла, но это тоже шло ей в плюс, потому как муж считал, что ей секс был не нужен, а потому никогда не изменит; в слухи он не верил, считая, что подружки сами бляди).
      На самом деле Аня была действительно законченная блядь. И спала она с мужиками просто потому, что ей это нравилось. Нравилось с разными. С высокими, маленькими, худыми, толстыми, молодыми, старыми, ей было совершенно все равно. Себе она говорила, что подобное необходимо для опыта, мол, жизнь проходит. Кому-то поначалу пробовала объяснить чуть ли не случайной влюбленностью. Хотя совсем скоро она уже никому ничего не объясняла, предпочитая просто не рассказывать о своих сексуальных утехах на стороне.
      Ну а что до мужа... Так она его и правда любила. Как мы сказали, любила своей особенной любовью.
      А Иван... Он и сам понимал, что у него что-то надломилось после тюрьмы. Он и раньше не был особенно разговорчивым, а тут стал замкнут. Друзей растерял (перестал общаться, чувствуя внутреннюю скованность), с родителями только разве что поддерживал отношения, да с братом, но и то, выглядело это иной раз слишком странно, потому как в большинстве случаев Иван молчал, когда они что-то рассказывали, и вскоре, по всей видимости, о чем-то делиться с ним надоело и им.
      В итоге Иван вскоре стал жить своей особенной, отдельной от других жизнью. Из квартиры он мог не выходить неделями. Аня работала, приносила зарплату, готовила, стирала, ходила в магазин или на рынок за продуктами, а он лежал целыми днями на кровати, то ли спал, то ли обдумывал какие-то проекты.
      Что это были за проекты, так никто толком и не знал, потому что вслух о них Иван никому не рассказывал, интернетом практически не пользовался, лишь жене намекал на то, что скоро в их жизни все изменится, потому что он придумал нечто такое, что обеспечит их на всю жизнь. И поначалу Аня верила, каждый раз приходя домой с затаенным дыханием открывала дверь в надежде, что сейчас Иван ее обрадует тем, что проект закончен, но проходили сначала месяцы, потом годы, и девушка поняла, что никакого проекта на самом деле нет и не будет. Впрочем, она давно уже смирилась с этим. И только иногда смотрела на мужа с некоторой грустью, в которой читалось то ли сожаление, то ли боль, то ли жалость.
      Понимал ли Иван ее взгляд? Конечно понимал. И видимо от этого в его душе становилось еще горше, но он ничего не мог изменить. Почему? Да потому что каждому человеку в этой жизни уготовано что-то свое. Одним звезды, другим шелуха от семечек. Такова судьба и, наверное, природа человеческая; потому кто-то, не смиряясь с поражением, идет вперед, преодолевая преграды и в конце концов достигая поставленных целей, а кто-то принимает происходящее, и быть может иногда, когда никто его не видит, тихонько плачет над тем, что жизнь проходит напрасно, что ничего нет ни в прошлом ни в будущем, что все ни к чему, он никому не нужен, и вообще, тоска.
      ......................................................
      
      От тоски Иван спасался алкоголем. Пил ли он всерьез? Нет, не пил. Всерьез - это когда утром просыпаешься и вместо воды тянешься к бутылке. А когда засыпаешь вечером - не помнишь. Да и само ощущение суток уходит куда-то в сторону, оставляя после себя непрекращающиеся будни, прерываемые спонтанным погружением в сон. Итак продолжается вечность.
      Иван так не пил. Можно сказать, он выпивал, чтобы что-то обдумать. Причем, пока пил, идеи и правда непрекращающейся шарадой лезли в его голову. Но это и правда скорее походило на шараду (ассоциацию нелогичности мыслей с шарадой впервые придумала Аня, когда Иван в самые первые дни начала своего полуалкогольного безумства пытался ей рассказать свои ощущения). А вскоре Иван и сам понял, что алкоголь в его деле не помощник. Нет, он "не уводил в сторону", а скорее, "на время затмевал реальность". Отчего после хотелось горько плакать.
      Он и плакал. Когда Аня первый раз застала мужа плачущим, она не придала особого значения. Потом заинтересовалась. Потом стала волноваться. А когда подобное затянулось, обратилась к врачу (психиатру).
      Врач и стал ее первым постоянным любовником. До этого все были как бы преходяще-уходящие. Чаще всего больше раза девушка не задерживалась ни с кем. А тут все как-то всерьез и надолго.
      Впрочем, то, что надолго, вскоре оказалось неправдой. Врач как-то быстро проявил себя как полный извращенец, получавший удовлетворение не от того, как Варя сосет ему член (сосать Варя любила и считала своим долгом при случае отсосать у каждого мужчины, с которым знакомилась), а подсматривая за ней в туалете.
      С врачом-извращенцем Аня рассталась. Потом был художник. Тот тоже оказался "не в себе". Например, он любил рисовать ее обнаженной, а после онанировать на портрет. Потом...
      Впрочем, потом были многие. Аня до сих пор изменяла мужу. Иной раз изменяла жестоко, сразу с двумя-тремя мужчинами. А иногда доставляла удовольствие себе сама, лаская руками клитор и всовывая во влагалище какие-нибудь предметы. Фантазия у девушки была весьма разнообразной, поэтому и оргазмы ее всякий раз были бурные и разные.
      Что же до идеи лечения Ивана, так девушка отказалась от этого, поручив излечение самому Ивану и решила попросту не обращать внимания на его чудачества. Правда, когда Иван решил повеситься, девушка всполошилась. Но потом убедила себя, что это может был бы и выход из ситуации. Вот, правда, Иван таких попыток больше не предпринимал. А самой Ане советовать подобное ему было совестно.
      Так они и жили, немного странная, а в целом обычная пара современной страны, именующейся Россией.
      
      
      Глава 2
      Герман Розенфельд, молодой человек тридцати одного года отроду, сидел в своей квартире, листал книгу на арабском языке, периодически вчитываясь в текст и размышлял о времени и о себе.
      Собственного говоря, о времени особо рассуждать не приходилось. Как давно известно, времена не выбирают, вот и он жил в том времени, которое было. А вот размышления о себе иной раз погружали его в совсем уж нежелательную для его сегодняшней работы депрессию. Это раньше он мог часами разбирать внутриличностные конфликты. Но тогда он полагал, что будет строить карьеру филолога. Закончив филфак Санкт-Петербургского государственного университета, Герман Розенфельд знал три иностранных языка. Европейские языки он, правда, выучил еще до поступления в вуз. Его папа, Карл Розенфельд, был немец. Мама - филолог-лингвист, специалист в области романно-германской филологии. Папа с мамой познакомились, когда мама приезжала в Германию на практику. Молодые люди полюбили друг друга. Со временем папа перебрался в Советский Союз (на закате существования того). Молодые люди поженились. У них родился сын, которого они назвали в честь дедушки, Германом. А еще через время папа исчез. Бесследно. Правда, до этого времени успело пройти лет пятнадцать совместной жизни. Мама дождалась совершеннолетия Германа, подстраховала с оформлением в институт, и уехала в Германию. На поиски отца. Она не верила, что его нет в живых. Трудно сказать, что на самом деле было в ее голове. Может ей казалось, что ее мужа выкрали (ведь он переехал в Союз, в том числе, и по политическим убеждениям как коммунист, считающий, что если где и будет коммунизм, так только на территории СССР - хотя мы помним, что даже Карл Маркс и Фридрих Энгельс нисколько не рассматривали Россию для коммунизма; правда они видели для этого Германию, но история показала ошибочность их убеждений, и, наверное, вследствие этого, наше предположение, позиционируемое на высказываниях Гитлера в его книге "Майн Кампф", быстрый приход к власти фашизма вследствие провала коммунистической революции в Германии), так вот, может мама Германа рассчитывала, что находясь в Германии, нащупает ту ниточку, которая в итоге приведет его к мужу где бы он ни был, может просто не могла находиться в России, Герман не знал (а она ему толком не стала объяснять), и как бы то ни было, мама Германа переехала на ПМЖ (постоянное место жительства) в Германию. Язык она знала лучше немцев, у нее были научные работы на немецком языке, устроилась в какой-то институт (Герман не вдавался в подробности "в какой"), ну и, собственно, стала жить. Жить в Германии. А ее сын в России.
      После окончания вуза Герман получил предложение от матери перебраться к ней, в Германию, на Родину отца. Но у молодого человека тогда были иные планы. Он действительно рассчитывал выстроить счастливую карьеру. Но со временем оказалось, что все напрасно, и Герман стал работать... барменом.
      Поначалу, неожиданное решение сына вызывало у матери даже не негодование (для типичного "негодования" она была слишком воспитана), а скорее какой-то тихий и неподдельный ужас. Но со временем, то ли свои дела ее поглотили, то ли она решила, что пусть будет так как будет, но она свыклась с мыслью, что ее сын, вместо блестящей, как она полагала, карьеры лингвиста, строит карьеру бармена. Правда, как можно "строить" карьеру бармена, она не знала, не понимая, кто может быть выше бармена в их барменской иерархии. И так получается, случайно и в одночасье, махнула на сына рукой. В чем после себя очень корила, но когда сыну исполнилось тридцать (а ей шестьдесят, папе Германа было бы уже восемьдесят четыре), женщина поняла, что уже точно ничего не изменится, и отпустила в своих мыслях сына на все четыре стороны.
      Что до Германа, так он, не понимая толком, как мог сам опуститься до такой работы, совсем скоро убедил себя, что это быть может и "венец его карьеры", да и вообще, может даже то, к чему он должен был стремиться всю жизнь, ибо деньги получал Герман каждый день, совсем скоро он купил сначала поддержанный, а потом и новый автомобиль (мама, когда узнала, что он ездит на поддержанном "Фольксвагене", тут же добавила ему денег на новый "Мерседес"), квартира от родителей ему досталась трехкомнатная, в общем, жить не тужить.
      Он и жил. В отношения с девушками не вступал (не доверяя этим, как полагал, испорченным современной жизнью "существам"), пил умеренно (да и то, преимущественно, пиво), и по всему выходило, нравилась ему такая жизнь.
      Герман и сам замечал, что нравилась. Правда, его природная сдержанность и немногословность поначалу здорово мешала его работе, но со временем он научился "перестраиваться", и в итоге играл на работе одну роль, а когда находился наедине с собой, был совсем другой. Так и жил.
      
      
      Глава 3
      Он верил, что ситуация складывающаяся вокруг него, это какой-то, своего рода, "театр абсурда". Как минимум. А если как максимум - "общее сумасшествие общества".
      Он, бизнесмен, тридцати трех лет, среднего роста, среднего телосложения, имел черные курчавые волосы, длинный вытянутый нос, прекрасное владение французским и английскими языками (втайне знал немецкий), носил всегда черный костюм тройку (с претензией "на Ленина" - как бы сказала одна из его "брошенных" любовниц), - притом что, словно другой бывшей любовнице, носил бородку и усы (теперь уж точно как у "вождя мировой революции" В.И.Ленина), что вкупе со средним роста молодого человека вполне бы напоминало какие-то аллюзии прошлого, за исключением того, что Градусов (его фамилия) был настоящий маньяк. Насиловал он одиноких женщин. Причем - беспощадно, и - по их согласию.
      Как он их находил? Вопрос.
      Безошибочно угадывал среди толпы. Ответ.
      И нет тут никакой криминалистики. Ни одна из дам ни разу ни заявила в полицию, разве что имела такие намерения ради того, чтобы отыскать Градусова (он представлялся настоящим именем, видимо, как предположили следователи, ему "нечего было терять") и дабы он вновь их изнасиловал. Это уже предполагали сами следователи. Впрочем, они здесь были вправе думать что угодно (фантазия не всегда граничит с интеллектом и профессионализмом). Но вот женщины и на самом деле очень хотели "продолжения романа"; тем более что Градусов выбирал одиноких и сексуально неудовлетворённых дам, которые жаждали секса, но сексу препятствовали все те многочисленные "психологические комплексы", которые в их когда-то юное создание вложили мамы-папы-бабушки-дедушки (папы и дедушки традиционно в меньшей мере). В общем, девушки грезили о таких вот духовных отношениях, без какой-либо сексуальной близости, но подсознательно мечтали, чтобы их просто выебали.
      Со временем такие женщины растеряли все возможные отношения с мужчинами (без возможности секса те бежали от них как от проказных), и стали мечтать в своих снах, чтобы их кто-нибудь изнасиловал. Как нельзя кстати, тут подвернулся Градусов. Который отмечал, что никогда еще за свою собственную извращённую сексуальную жизнь (Градусов оказался много раз женат и имел, с его слов, более сотни сексуальных партнерш) не имел женщин, с таким желанием в самой извращенной форме желающих ему отдаться. Чему он, впрочем, по его словам, был рад. А вот все изнасилованные девушки забрали заявление и подали на Градусова в суд. На предмет, кому он будет приходиться мужем. Уж очень хотелось им иметь такого мужа (тире) - любовника. Но когда поняли, что от всех этих судебных тяжб у Градусова может вообще перестать стоять член - забрали его к себе. Основав что-то вроде коммуны. Они совместными усилиями купили большой дом в Подмосковье (Градусов, как и все профессиональные любовники, был традиционно беден). И стали жить все вместе. Он - и его жёны.
      Возраст жён был от двадцати трех - до тридцати шести.
      Градусов был вполне доволен.
      Не старые и очень сексуально неудовлетворённые. А, учитывая, что они кормили его словно "на убой" и всячески "соблазняли", - член у него стоял как оловянный солдатик.
      Притом, что и формы они имели все очень-очень соблазнительные. Чуть ли не каждая сделала в свое время пластические операции на груди, лице, животе и попе, в тайной надежде, что это обратит на них внимание мужчины.
      Мужчины не обратили.
      А Градусов изнасиловал.
      Чему они были чрезмерно рады. Став теперь его гаремными женами, как в шутку они все это называли, напившись виски и поочерёдно отдаваясь захмелевшему от браги и женского признания Градусова. Супер мужчины, супер человека, как он сам себя считал (по пьяни) в собственных глазах.
      Впрочем, женщины были с ним согласны, каждый месяц перечисляя на его счет порядка пятисот тысяч рублей его, как они шутили, гонорара.
      
      
      Глава 4
      Он, бывало, очень мучился от того, какой он есть.
      И при этом втайне этому радовался.
      Втайне - это значит в глубине души. Ведь он всегда терпел всяческие унижения от женщин и мечтал им отомстить. Как-то Мажаев (так звали по фамилии сорокалетнего мальчика, ставшего сиротой, или, как он любил себя называть, "без попечения родителей") нашел способ отомстить всем и вся. Он купил на черном рынке Апраксина переулка (в Санкт-Петербурге, куда приехал из Москвы) пистолет. Возвратился снова в Москву. Нашел одного негодяя - который когда-то считался мужем женщины, которую он боготворил, и...
      Но все по порядку.
      Алексей Мажаев был и правда сиротой. И точно также он любил девушку по имении Аполлинария. Высокая, черноволосая, с мамой маразматичкой и детёнышем от негодяя, Алексей был преисполнен желания отомстить негодяю и возвратить честное имя Аполлинарии.
      Но она пребывала под властью мужа-импотента (хоть и бывшего, она сбежала от него в другой город, но не дававшего развод и за это платившего каждый месяц отступные в качестве молчания что он "не мужчина" и в количестве примерно трёхста долларов, почти девяносто процентов из которых сразу забирала ее мать, прикрываясь разными причинами, одной из коих было то¸ что дочь живет на ее территории и деньги требуются якобы на оплату всего им вся, а на оставшуюся сумму девушка вынуждена была выживать и давать отчёт "мужу": как, что, к чему да почему).
      Мажаев, которого девушка нашла на сайтах знакомств (на которых проводила все свое время в поисках "мужа"), встретившись с ней всего раз (и после секса с ней осознав, что раньше он даже не мыслил, что столько любовных ласк может подарить истолковавшая за годы жизни в мужем-импотентом женщина), тут же решил на ней жениться. Мама Аполлинарии сразу стала против. Лишаться "доходов" из-за каких-то "романов" дочери она была не намерена.
      И тогда Мажаев в сердцах сказал Аполлинарии, что убьёт ее мать. Девушка сказала, что лучше убить мужа. В случае, разумеется, если он, Мажаев, "лишив кормильца", сам сможет платить ей больше. Мажаев предложил на сто долларов больше. Но не стабильно. Девушка не согласилась. Мажаев решил убить их обоих. И бабу, и мужа. А заодно прихватив суку-мать. Потом понял, что муж не причем, мама тоже, а его новая девушка сама падка на бабки. Хотя и такие ничтожные. Но это генетика. Она ни в чем не виновата. Но не убивать же за это всю ее семью.
      И Мажаев просто решил продать пистолет, купить билет до Москвы, и поговорить с ее мужем. Узнать правду от него.
      
      Сам Мажаев был не очень богат, но когда узнал от девушки (случайно обмолвилась) что ее муж миллионер, он понял, что именно тот должен за все заплатить. И ему стало все равно на "букву закона". Бывший следователь прокуратуры Мажаев знал, что необходимую "букву" он сам подведёт "под слово". И у него все совпадет. Просто жизнь такая была в его продажной стране. Уж кто-то, а он это знал.
      (К слову сказать, история закончилась ничем. Во время покупки билета в Москву Мажаев неожиданно влюбился в другую девушку. И понял, что ему незачем терять жизнь попросту. Новая его девушка была мягкая и податливая. Ей было двадцать семь лет и она была, отбившаяся от секты старообрядцев, девственница. Притом, что влюбилась она в Мажаева, как говориться, по ушу. И ради него была готова на все.
      И зачем тогда, спрашивается, была Мажаеву Аполлинария со своим мужем-импотентом. А равно с сошедшей с ума мамашей.
      "Совсем незачем", - рассудил Мажаев и стал жить с девушкой монашкой. А та, к слову, родила ему пятерых детей. В течении пяти лети.
      "Каждый год - по одному", - шутил Мажаев и как никогда был счастлив. Ибо после рождения детей он клал на счет любимой супруге по миллиону долларов, а после рождения всех пятерых положил ещё десять миллионов. На будущее детей.
      Мажаев был миллионер. Долларовый. Деньги ему приносило что-то, о чем никто не знал. И пусть это будет загадкой. Человек ведь хороший.
      
      
      Глава 5
      Михаил Васильев был художником не только в собственной душе, но и в жизни. Внешне высокий, с длинными черными волосами и отчего-то всегда мокрой челкой, полузакрывающей глаза, Михаил Васильев имел тонкое телосложение и внешне очень походил на педераста. Притом, что таковым не был, хотя и всегда жил с девушками, минимум на двадцать лет старше его.
      Обычно он с ними знакомился на стыке между их совершеннолетием. Были они отчего-то все (я знал двух, сменивших друг друга в течение нескольких лет) бедные и несчастные. Необразованные. Матери их растили без отцов, потому они подсознательно искали "папу". В роли папы как раз и выступал Васильев, традиционно находивший девушек на вокзале (все они были приезжие, в отличие от него, коренного Ленинградца, жившего в многонаселенной коммунальной квартире на Васильевском острове, куда он вскоре и приводил свою очередную пассию, задерживающуюся у него на пару-тройку лет, а после он ее пристраивал к какому-нибудь своему другу - Васильев заботился о бывших возлюбленных - а сам находил новенькую).
      Нельзя сказать, чтобы Васильев был извращенцем. Хотя, видимо, как раз таким он и был. Причем и в постели, как я предполагал, так и в делах (о чем я знал). Сколько раз из-за своих мошеннических схем он вынужден был скрываться, прячась на Крайнем Севере (отчего-то очень любил Север, хотя патологически всегда мерз даже в Питере, где жил).
      Как было замечено, Васильев была художником. Однако его картины фактически ничего не стоили. Они даже не продавались. Поэтому основной заработок Васильеву приносило издание книг. Причем, опять же, мошенническим путем. Он находил какого-нибудь человека, у которого была рукопись (лучше несколько) и который мечтал, чтобы когда-нибудь такая рукопись превратилась в книгу. Ну, а исходя из того, что в России в основном издавали только за деньги самих писателей (в ином случае издательству необходимо было проводить сложную пиар-раскрутку неизвестного автора - дабы автор стал известен и начинал приносить доход), все, что оставалось Васильеву, сделать качественный сайт и ждать своего клиента.
      
      Клиентов чаще всего не было. Чем жил в это время Васильев, никто не знал. Но вот зато когда такой клиент появлялся, Михаил Васильев делал все, чтобы за издание книги того обобрать до нитки.
      И обычно ему это удавалось. Тем более что другие издатели были сродни ему - такие же мошенники (не все, правда, но подавляющее большинство), падкие на финансы или отмывающие через свои издательства грязные деньги (легализуя традиционные для страны деньги полученные от продажи наркотиков или занятий проституцией; чаще всего два в одном; при случае можно еще и продать оружие, но это в меньшей степени).
      
      После издания книги Васильев торжествовал победу. Само издание ему обходилось сущие копейки в сравнении с тем, что он имел на выходе, часто делаю накрутку до восьмидесяти процентов чистой прибыли. После чего, правда, Васильев всегда уезжал из города. То ли опасался чего, то ли привык за годы жизни таким образом подстраховывать себя, но факт оставался фактом. И обычно он скрывался до тех пор, пока или не растрачивал все деньги, или не появлялся новый клиент. Тогда Васильев возвращался в город и все начиналось сначала.
      
      А еще Васильев любил устраивать ночные гонки. Машина у него была старенькая и готовая в любой момент или заглохнуть или развалиться, но подобное никогда Михаила не останавливало. У меня не раз создавалось впечатление, что он попросту давно уже устал жить. А если и жил, то словно отдавая какой-то долг, который в душе знал, что до конца так и не отдаст. Что и случилось. Потеряв Васильева из вида, я узнал по прошествии лет семи, что он все-таки разбился на своем автомобиле, вылетев, пробив ограждение, в Неву.
      В воде он и умер. От переохлаждения.
      
      Но еще через несколько лет я с удивлением увидел Васильева в криминальных новостях. Он обвинялся за совращение несовершеннолетней. Девушке едва исполнилось шестнадцать. Васильеву на тот момент, по моим подсчетам, было около сорока семи - сорока девяти лет. Фамилия подозреваемого, правда, была иная. Но учитывая место совершения преступления (какой-то северный город) и внешность преступника, я в нем без труда узнал Васильева. Особенно когда он на миг посмотрел в телекамеру и я увидел те глаза, которые так были мне знакомы и которые невозможно было перепутать ни с какими другими: этакая смесь порочного разврата, художественного вымысла и извечного удивления.
      Васильев всегда делал свои дела, словно заранее с неким удивлением по типу того: отчего он все делает именно так? Словно совершает все не он. Да он и говорил не раз, что сам не понимает, почему произошло все так или этак. Вот и сейчас, когда девушка-журналист его спросила, знает ли он за что задержан, тот лишь взглянул на нее своим взглядом, от которого, я почти уверен, судя по юному возрасту девушки, журналистке захотелось ему отдаться. Причем, может даже тут же. Но скорее всего, сам секс был не так важен, как желание жить с этим человеком. Васильев обладал какой-то патологической гипнотической энергетикой, которая особым образом действовала на неокрепшие девичьи сердца. Недаром первой женой тогда еще тридцатишестилетнего Васильева была девочка семнадцати лет, которая стала его женой (гражданской) и прожила вместе с ним почти три года. Через три года она то ли сбежала, то ли умерла при загадочных обстоятельствах. Васильев чем-то весьма походил на маньяка-обольстителя. Причем, он безошибочно выбирал в жертвы тех, кто сам мечтал стать "жертвой". Но вот тут, как я понимал, судя по увиденному в новостях, произошёл какой-то форс-мажор. Хотя, скорее всего, попросту вмешались родители девушки. Я уверен, что сам Васильев (я не сомневался, что это он, просто под другой фамилией) все обставил бы так, чтобы девушка стала его женой. Ему никогда не нужны были разовые встречи. И патологически его тянуло к невинности. Но на людях он всегда держал себя в руках. И рассказывал так, что слюнки (от описываемых им удовольствий с девушками) текли у кого угодно, только не у него самого.
      Да, забыл отметить, что он был очень разговорчив и обладал каким-то хрипловато приглушенным голосом. Этаким баритоном после коньяка.
      
      
      Глава 6
      Забавное и одновременно нелепое время получается. Если мы будем писать правду - ошибемся. Если запишем ложь - заранее станем говорить неправду, что нам по факту неприемлемо. На выходе - "зеро".
      Об истине мы, собственно говоря, и говорим. Ну, или вернее, о чем-то каждый о своем. Это уже как кому удобно.
      
      
      Глава 7
      Писать о нем, почти что не писать ничего. Его словно и было и не было одновременно.
      И это при том, что он был. Существовал.
      Человек призрак. Человеку туман. Человек, наверное, мое с вами беспамятство. Ведь согласитесь, что все-таки существуют такие люди.
      И пусть они кажутся нам неизвестными. И пусть их на самом деле словно и след простыл, но они ведь есть. Туманные и нелепые, сделанные словно из какого-то иного теста, но ведь они существуют.
      Более того. Я их всех знаю.
      
      
      Глава 8
      Митя Голицын мучился удивительнейшим парадоксом, случившимся с ним в жизни. Двадцать три года собственной жизни он любил жену. Семнадцать лет той же самой жизни любил любовницу. Дети были от обоих. Большую (даже основную) часть времени проводил с женой. Но иногда терял голову и уезжал к любовнице. Та его всегда ждала. Ждала, когда он уйдет от жены. Ждала, когда он наконец-то решится это сделать. Ждала, иной раз, просто ждала.
      
      Митя был нерешительный. Он просто любил обеих. И никак не мог выбрать кто лучше. Жена все время ругалась. Но вроде как по делу. Любовница все время во всем потакала. Но Митя чувствовал подвох. Просто он не понимал, что существуют женщины, которые могут с вами жить и не скандалить. Подавляющее большинство женщин недовольны собственной жизнью и вымещают внутриличностные проблемы (психологического характера, если не сказать невротического, а то и психического) на собственных мужьях. Те терпят. После - или разводятся, или заводят любовниц. Митя терпел все и вся. Митя был хороший семьянин. С руками, как говорят в народе. Зарабатывал, правда, немного. Но компенсировал все собственной заботой о женщине. И сам приготовит, и постирает, и детишек сводит в цирк или заберёт со школы, и любовью, при случае, займется сам с собой (ибо жена все время сказывается "больной" и недоступной до секса).
      Митя был хороший парень. Даже, может быть, отличный.
      
      Было Мите сорок два года. И в собственном браке Митя чувствовал себя холостяком. И лишь когда выпивал (у Мити срыв был традиционно раз в месяц-два-полтора), тогда на несколько дней он уезжал к любовнице, - и жил с ней, и любил только ее. Обо всем на свете забывая и купаясь в счастье.
      
      "Зарядившись", Митя возвращался к супруге. По привычке. Там был его дом. Он не хотел после развода делить дом или отдавать его бывшей жене. Собственно, только это Митю и держало. А вдохновлял массаж и королевский минет любовницы. Так он и жил. Митя Голицын, мой добрый знакомый, приятель, товарищ и брат (эх, сколько у меня братьев по духу и лишь один по родной крови). Ведь Митя меня очень любил (как-то даже признался, что если бы он был женщиной - за меня бы вышел замуж). И ценил. Да почему, собственно, любил да ценил. Прошедший род здесь ни при чем. Митя меня любит и ценит. Уважает, то есть. И он жив да здоров. Но все мучается собственной проблемой о том, как же ему все-таки поступить...
      
      
      Часть 8. Монологи жизни
      Глава 1
      И все-таки я понимал, что жизнь - она ведь не то, что нескончаемая вещь. Скорее даже - очень заканчиваемая. И потому как-то подсознательно отчего-то верил, что рано или поздно все завершится, да еще, по сути, так, как то будет необходимо мне.
      Я не мог ошибаться. Всю жизнь я разгадывал эту чёртову формулу жизни, чтобы сейчас просто так взять и ошибиться? Нет. Не мог. Не был способен. По факту самой природы, ибо судьба наша - это и есть то, что дано нам при рождении. Природа. При - родах. Слово начинающееся с букв "х" можно убрать.
      
      
      Глава 2
      Женщина, иной раз, может сделать не совершаемые (в иных состояниях) действия. По логике - ее женскому вниманию. Ибо сама по себе женщина - это богиня. Так мне говорила одна хорошая, в общем-то, девушка в возрасте женщины. И в чем-то она была наверное права. Хотя иной раз и патологически ошибалась, к сожалению. Впрочем, как и все другие женщины.
      Ну, или ошибались не они, а я. Ибо в итоге ведь все равно выигрывали они. А я, получается, оставался в дураках. Однако...
      
      
      Глава 3
      Я не верил, что все действительно должно быть так устроено, чтобы я жил словно не своей жизнью и почти одновременно с этим понимал, что может как раз это и есть моя настоящая жизнь. Я даже иной раз восклицал в неведении истины. Но после словно все успокаивалось и возвращалось на круги своя. А я... А я продолжал разбираться с самим собой.
      И при всем при том, у меня все время возникало ощущение то ли правды, то ли истины, то ли это было еще какое неведомое мне ощущение чего-то надвигающегося и потому совсем не прогнозируемого. Это как атака врага на войне - вы ее ждете в одном месте, а враг нападает совсем с места другого. Военная хитрость, думаете, называется? На мой взгляд - ложь, обман да предательство. Именно потому для меня ближе дуэли или сражения рыцарей в варианте один на один. Ну или современный вариант - бои на ринге. Перед вами противник. Он пришел вас убить. Но и сам знает, что вы пришли его убить. Друг друга убить вы можете по правилам. Для этого есть судья - рефери. Со стороны за боем следят другие судьи и смотрят зрители. А значит хоть какая-никакая гарантия, что все пройдет честно.
      Я вообще, сам по себе, всегда за честность. Честность - это то, из чего я состоял. Весь и полностью без остатка. Честность - это то, что я всегда проповедовал по жизни. Честность была единственно приемлемым для меня правилом жизни. Ибо только честность вела к победе и могла помочь стать победителем. Только так и никак иначе.
      К сожалению, так считали далеко не все. Люди играли в шпионов или были ими на самом деле. Воровали, грабили, обманывали, использовали всяческие иные мошеннические схемы. Все это было, есть и, к сожалению, будет - пока существует мир. В свое время даже Создатель - Господь Бог - разочаровавшись в людях, наслал на них Потоп, а после махнул рукой, когда убедился, что выжившие люди все равно стали строить такую модель мира, где процветали обман и убийство ближнего (строили еще Вавилонскую башню, однако, чтобы добраться до Него, - поговорить, наверное, хотели, - после чего Господь смешал языки "строителей", чтобы они не понимали друг друга - с тех пор мы все говорим на разных языках). Но если мир такой, - это ведь совсем не значит, что и мы с вами должна быть такими. Да, изменить мир невозможно. Но в рамках самих себя быть честными - может каждый. Просто хотя бы, чтобы спокойней было жить. Ну а почему нет?
      
      
      Глава 4
      На основании деталей - можно сделать анализ целого.
      Любое частное и вроде как не относящееся к делу, иной раз оказывается ближе по пониманию и внутренней, душевной одобряемости, чем вроде как на первый взгляд явные факты.
      
      Сможем ли мы беспрекословно и всегда понимать других? Вопрос спорный. Сможем ли мы точно также беспрекословно выполнять как вроде бы те же самые указания, но отданные людьми, которых мы знаем? Ответ - да, если мы этих людей уважаем, и нет - в обратном случае. Значит ли это, что сама истина для нас в этом случае уже не играет такой уж значимой роли? Загадка.
      
      Жизнь - это как три кита: любовь, деньги, здоровье (очередность любая, но наличие всех трех составляющих - обязательно). И когда чего-то нет - другое уже не приносит такую радость, как хотелось бы... А самое любопытное - на первое место все-таки просится любовь. Ибо знаю точно - когда есть любовь - будут деньги и останется здоровье, потому что не будет переживаний о том, что нет любви.
      
      Историческое распределение обязанностей в семье: муж - финансовое обеспечение (питание, проживание, обмундирование), жена - домашний уют. Но уже больше сотни лет все меняется. И не все женщины согласны сидеть дома и вести хозяйство...
      
      
      Глава 5
      А ведь я на самом деле был счастливым человеком. Просто когда-то себя в одночасье подчинил поиску той истины, которую, видимо, и сам не осознавал (что искал - или желал найти).
      Но это, конечно же, не была работа - ради работы, совсем нет. Ибо если у кого из нас и зарождается какая-либо идея, - это уже очень и очень важно.
      И все на самом деле так. Просто, зачастую (к сожалению), вскоре оказывается, что после спускаются на наш разум иные силы, которые не позволяют до конца проникнуться к тайне. И тогда в душах поселяется хаос, а на сердце печаль.
      А еще кажется, что совсем не делаете вы что-то важное, а остов жизни уже начинает точить вся эта беспардонная обыденность, сложенная из коронованного судьбой сознания - помноженное на якобы справедливость истины. Как бы не так. "Все не так, ребята...", - пытался донести до нас Высоцкий, но так и умер в печали официальной не признанности (но народной любви). А после стал считаться гением. Вернее - им и был. После лишь официально признали...
      
      
      Глава 6
      Вы полагаете (до сих пор еще?), что я не понял ничего из того, что со мной происходило в жизни? Да понял! Как никто иной, к сожалению, все понял; и потому так мне, иной раз, становилось тошно до нелепости, что жизнь порой складывается из совсем раздутых понятий, да не совершенных справедливостей.
      Но ведь жить было надо. Это, пожалуй, являлось ключевым значением всего бытия. И даже скажу больше. Кто хоть когда-то (а когда-нибудь такой момент настанет у каждого) поймет истину жизни - тотчас же после этого и мир изменится, по типу, словно когда обновляется ваш компьютер и вместо прежней операционной системы перед вами появится нечто новое.
      И даже порой требуется время, чтобы к этому привыкать.
      Вот только времени привыкания к миру не потребуется. Ибо разом (сразу и в одночасье сознание) изменится моментально у всех. У всех, кто будет жить на этом свете.
      И тогда книги прежних времён, в которых описывалось то, что было когда это - станет историей.
      Не потому ли историю я всегда ставил чуть выше, чем философию. Философствовать может каждый. А история - это одновременно и философия, и математика. А значит намного сильнее. Хотя и любил обеих...
      
      
      Глава 7
      А ведь я был заложником истины, да и только. Я давно уже понял, что судьба моя будет именно такая, какая она есть, ибо потому, чтобы мне было возможно вещать следующим поколениям о жизни нашей сейчас и об их будущем.
      
      Правда, я никогда себя не ощущал пророком.
      Но видимо меня назначило "пророком" время.
      Ну, или судьба. Что, в принципе, одно и то же.
      
      
      Глава 8
      Я еще не писал так быстро. Казалось, строчки сами лились из меня, и все, что мне оставалось, это лишь подставлять бумагу под перо.
      Ну или перо под бумагу. Образно, конечно. Ибо, если раньше я писал от руки, то после перешел сначала на печатную машинку, а с массовым распространением компьютеров - на компьютеры. Так было легче. Не надо было перепечатывать написанное. Прогресс, однако.
      
      Писал быстро, конечно, я не всегда. Иногда действительно строчки буквально выливались из меня сами по себе и у меня даже не было времени обдумывать написанное. Но и понятно, что так было действительно не всегда. Случались периоды этакого "накопления материала". Вернее, сначала накопления, а после систематизации. В собственной голове, разумеется. Но и времена были как-то по особенному интересными. Ведь они характеризовали меня. А любого рода изучения себя же - было всегда мне в радость. Ну как бы просто оттого, что я знал, что когда мне удастся досконально понять, что я из себя представляю - и мир вокруг изменится к лучшему. Ну а почему нет? Ведь всегда только да.
      
      
      Глава 9
      На самом деле жизнь, конечно, все время расставляла передо мной свои ловушки. Но вот только я точно также понимал, что мое и попадание и не попадание в них - есть лишь результат одного: моего жизненного опыта. А суть подобного опыта лишь одна: я должен его пройти. Даже если трудно - должен. Даже если что-то в нем мне казалось не так - должен. Даже если не хотелось и прочее - должен, должен, должен. А иначе никак. Иначе ведь и не я был бы вовсе. Странно, конечно, но это правда. Как бы то ни хотелось.
      Причем подобная "правда", конечно же, касалась не только меня. Так ведь было у всех. Жизнь - это жизнь. Если вы живете - значит должны понимать, что несмотря на ваше какое-либо желание или не желание - вам все равно предстоит пройти собственный путь. Это ваш крест, если хотите. Даже если не хотите. Крест - он ведь и есть крест. Как бы это кто-то не хотел.
      
      
      Глава 10
      Мне ведь себя не изменить. Понял я это очень отчетливо в своих отношениях с женщинами. Вернее, в последствиях таких отношений, ибо последствия были едины. Да и сценарий общий: любовь, ревность (меня ревновали даже, казалось, к самому себе), скандалы, расставание, чувство вины.
      Чувство вины было всегда у меня. Словно обидел ребенка. Не потому ли я всегда такой добрый. Может из-за этого. Как-то психика компенсирует. Добрый ко всем, и злой - когда меня обидят. Парадокс?
      Да нет, моя жизнь.
      
      
      Глава 11
      Я не понимал, почему так происходит? Почему меня настолько не понимали, что все время хотели со мной расстаться? Даже если не хотели - делали все, чтобы я сам этого хотел (и, соответственно, делал).
      "Что в мозгах женщин?" - не раз вопрошал я себя и... не находил ответа. Четверть века прошло с начала семейной жизни (с разными женщинами), и все время меня мучил один и тот же вопрос.
      Может это и была та истина, разгадав которую, я приближусь к пониманию (разгадке) себя? Не знаю. Иногда я поразительно становлюсь глуп и невежественен. Словно разом теряю разум и уже не знаю совершенно ничего.
      Впрочем, видимо я и раньше "особым умом" не отличался. Что-то дано было от природы, да все больше какая-то бутафория да приспосабливаемость к жизни. Не знаю. Может я ошибаюсь и сейчас, начиная оговаривать себя. Такое со мной тоже случается. Не всегда, но бывает. Особенно, когда я начинаю запутываться над каким-то вопросом, ответа на который, как считаю, даже не существует. Что-то типа поиска ответа на вопрос: есть ли бог? А если есть - как доказать его существование? ("Credo quia absurdum" - "Верую, ибо абсурдно", - видимо лучший ответ сказал в свое время Тертуллиан).
      Вот только вопросами доказательств веры занимается раздел теологии апологетика, а я пытался доказать существование самого себя. И особенно понять продуктивность совершения мной тех или иных поступков. Без стакана, видимо не разобраться. Можно, конечно, скажет кто, обратиться к опытному психологу - психоаналитику - психотерапевту - священнику. Да обращался. Ко всем четырем. И все четверо чуть ли не все спились, разбирая меня. Точнее, спились. Ну или еще сопьются, наверное, от полученной информации. А я вот жив. Пока еще, наверное.
      
      
      Глава 12
      Не знаю, почему так все действительно происходит, что весь тот анализ, который я вел, невзирая иной раз на любые парадоксы судьбы, все чаще становился преградой прежде всего для меня. Загадка?
      Очередная загадка судьбы, но не слишком ли много загадок для поиска всего лишь простой истины - понимания жизни? Ведь я к этому все время стремился. И так иной раз последовательно или непоследовательно, чаще всего играя опосредованно, я вводил персонажей из "собственного себя" - и в свою жизнь, и в свои книги. Притом что на каком-то периоде времени потерялась полная граница того, кто есть кто, и самое главное - где он. "Где он? Где? Неужель его нет? Тяжелее, чем камни, я нес мою душу", - написал столетие назад величайший поэт Есенин, и точно также, по-прежнему, в моей голове задается один и тот же вопрос.
      
      
      Глава 13
      Много чего было и не было в этой жизни. Притом что традиционно в ней всегда "было" много больше, нежели чем "не было".
      Кроме того, я очень часто замечал, что моя жизнь словно бежит по кругу, заставляя всякий раз совершать то нечто, после чего уже как будто бы и хочется воскликнуть, что "ничего такого не повторится", но видимо кто-то Свыше все равно сильнее нас. Тем более что отчего-то "Он" всегда оказывался прав.
      И тогда уже я могу сказать, что я сам выбирал для себя подобную жизнь. Выбирал, даже невзирая на явные разочарования, которые были очень - и заметны, и видны. И все равно ведь я не отступал от единожды выбранного направления. Идя с собственной ослиной упорностью наперекор всем и вся. И веря, что ждет в итоге только победа.
      
      Мне нравится такое животное как осел. Всегда старался быть на него похожим. Ведь осел всегда делает только то, что хочет делать, даже если и зная наперед, что это принесет ему несчастья. Так выпьем же за ослов, господа и дамы, - если у вас налиты кубки. Или просто склоним голову перед их вечным величием, прославленным самим Иисусом Христом, въехавшим в Иерусалим на праздник Пасхи именно на осле. Венчая память упорству и трудолюбию. Аминь.
      
      
      Глава 14
      Парадоксы судьба сама накладывала уже тем, что она существует. В это можно не верить, этому можно даже совсем не верить, с этим можно жить да существовать, равно как ничего подобного не делать вовсе. Все, что с вами происходит и произойдет, никто из нас, ныне живущих, никогда не сумеет просчитать. Иначе он бы сделал хотя бы собственную жизнь счастливой. Но ведь в истории не существует ни одного примера чего-то подобного. Если даже спустившегося с небес сына Бога люди распяли на кресте, что говорить о нас, простых смертных. Притом что этого же самого Бога кто-то вообще не признает за высшего руководителя всем и вся, а кто-то и вовсе насмехается, противопоставляя ему своего бога, другого. А уж если с богами люди не способны разобраться (вспомним историю - философ Сократ был приговорен к смерти - он принял яд - за то, что не верил в богов и якобы развращал своим философским неверием афинскую молодежь; было это еще до христианства и боги тогда были в моде другие).
      В мире вообще много парадоксов. Равно как и то, что через несколько тысяч лет после нашей с вами смерти - на свете могут восторжествовать совсем другие нормы, ценности да правила (об этом, кстати, свидетельствует анализ истории: достаточно только сопоставить мнения да ценности принятые в обществе в разные века). А потому то, что происходит с вами сейчас... Вы как бы не вкладывайте в это каких-то особых серьёзных чувств. Ведь все равно то, что такое истина - вы не знаете, а про то, что знаете, - это взгляд лишь или ваш собственный, или вашего поколения (плюс - минус "в пределах эпохи"). Поэтому живите как живете, и стремитесь к лучшему. Своему "лучшему". Лучшему, что является таковым в вашем представлении. Ибо, если даже ругают за что-то вас сейчас - откуда знают те, кто ругает, как оно есть на самом деле. Современники ведь слишком часто ошибаются...
      
      
      Глава 15
      По видимому сложнейшей парадигмой коварного единства времени и самого человечества является тот факт, что люди совсем потеряли грань с реальностью. И даже не то, что потеряли, но и они, зачастую, попросту подменяют свои ложные представления истинными ценностями. Часто даже не понимая, о чем ведут спор (если еще ведут этот самый спор). А, порой, готовы просто все принимать на веру. Так ведь проще. Проще жить. Жить, не вдаваясь в поиски истины. А саму истину, в большинстве своем, подменяя какой-то ложною сущностью, о которой может и с трудом додумались, но если спросить любого только начавшего говорить малыша, - то он, по сути, скажет тоже самое.
      И тогда уже я могу заметить, что фактически ни к чему все эти мудромудствования, ибо люди в своей основной массе подобного вообще не делают, а если кто и совершает нечто подобное, то больше в силу привычки, нежели чем какого-то реального желания (равно как нежелания) совершения подобного. Вот ведь в чем вопрос. Вопрос, быть может, даже истины. Только жаль, что сама по себе истина большинству из ныне живущих не нужна. Легче ведь поверить той якобы правде, которая согласуется с их представлениями о жизни. А остальное, как говориться, хоть быльем порости...
      
      
      Глава 16
      Обойдутся, наверное, когда-то и без нас. И тогда уже наша с вами жизнь, по сути, ничего не стоит. Ну или стоит лишь столько, чтобы сказать ей сейчас что-то с позиции (нашего с вами) сожаления о ней. И почти ничего более.
      Я пишу "почти", потому что все-таки надеюсь, что люди начнут ценить и саму истину, и нас, тех, кто хоть как-то пытается до нее "достучаться", открыв оную в ваших сердцах. Сердца, конечно, тоже бывают разные. Как и разум. Как и психика. Кто-то начинает ругать вас от злобы. Кто-то от ненависти. Кто-то от якобы безразличия. Но помните, что если вас замечают, значит вы не безразличны.
      Но даже если не замечают... Люди всегда склонны к тому, чтобы не всегда признаваться даже в собственных предпочтениях. Что говорить о каком-то признании, да еще при жизни. Подобным могут похвастаться немногие классики. Да и те, по сути, давно почили уже в летах бездарно, в представлении современников, ушедшей жизни. Тогда как - выходит так иногда - как раз именно их жизнь является тем эталонным величием, к коему будут стремиться последующие поколения. Рукописи ведь не горят, как заметил когда-то Булгакова. Хотя я, потерявший несколько романов, с ним бы поспорил...
      
      
      Глава 17
      Я слишком часто стал верить в то, что и моя, и все последующие жизни, как будто случайны. Но ведь это не так. Ведь и мы, и другие живем совсем не просто так. Да, кто-то проживает жизнь словно впустую. Но и это не так. Он живет для того, чтобы согревать сердца других. Даже может быть просто тем, что существует. Ведь никто в точной мере не способен сказать для чего происходят те или иные события. Зачастую то, что для нас сейчас плохо и ужасно (и даже может быть архискверно), в последующем является как раз именно той самой истиной, к которой мы так с вами стремились. И равно наоборот. То, что является истиной сейчас, после вдруг оказывается самым, что ни на есть, заблуждением. Ведь подобное тоже случается.
      И тогда я мог бы сказать, что познал истину своей собственной жизнью, - но ведь очень ясно понимаю, что это совсем не так. Хотя бы потому, что вселенски путаюсь в происходящем. Да и что такое истина как бы сама по себе? До сих пор ведь это толком не ясно. Ибо на все и всегда слишком противоречивые мнения касаемые самой судьбы. Иной раз как раз той самой судьбы, которую мы с вами всегда начинаем путать да сравнивать с чем-то. Притом, что делать подобного не стоит.
      
      
      Глава 18
      Вы, конечно, вполне можете предположить, что мир сошел с ума. Скажу вам по секрету, иной раз подобные предположения возникают даже у вполне здоровых (относительно, разумеется, здоровых - речь идет о психическом здоровье) людей. Но, признаюсь, в чем вас и уведомляю фактически официально, что все лишь очередное заблуждение людей ныне живущих. Ибо что на самом деле происходит с психикой наших граждан - даже порой не ведает Бог. Он ведь и сам когда-то не разобрался: кого ему посылать в качестве посланника на землю. Думал, что сыну поверят, - а сына убили евреи. Тогдашние евреи, разумеется (будем не путать с еврейством как нацией, к коей, отчасти, сам я принадлежу по воле рока). Хотя и тогдашних евреев он, Бог, собственно, как раз и хотел спасти в своей семитской вере, после ставшей международной, "...ибо нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос", - написал когда-то апостол Павел (Кол. 3:11). Уже после того как евреи не приняли Христа, своего еврейского бога, ставшего после богом всех и вся - не касаемо мусульман, буддистов да прочих, разумеется, кто верит в богов своей страны, по типу, как точно также до сих пор верят язычники, не принявшие в России крещения князя Владимирова, богу солнца, огня да прочим богам нашей с вами Родины, притом, что, так называемые, язычники, по сути, имеют большую предысторию, нежели чем прошло времени с крещения Руси. Ну да это так, к слову.
      
      
      Глава 19
      Люди много рассуждают о том, что такое настоящая жизнь. А ведь, по сути, они и сами того не знают. Ну посудите сами. Женщине не нравится, что пьет ее муж. Она сначала "выносит" ему мозг, деловая семейную жизнь невозможной, а после или он бросает ее, или сбегает она. Но почти тут же этот мужчина находит другую женщину, которая совсем не обращает внимание на его какие-то проблемы. Принимая его в целом. В том числе и обращая внимание на его потребности. Ведь если ему "это" было нужно ("это" - это алкоголь), значит именно подобное помогало ему жить и сохранять социальный статус. Ведь, если не брать откровенных дегенератов, зачастую выпивают только те из интеллигентных людей, кто хоть что-то из себя представляет. Спиваются да, дураки, да лишенные ума одиночки, или тем, кому на роду написано, как говорят в народе. Но ведь это мизер, в сравнении с теми, кто пьет лишь оттого, что ему это необходимо для творческого ума да подъёма мысли, и которые сохраняют собственный социальный статус (работая и сохраняя собственное достоинство, а выпивая лишь тогда, когда никому не мешают своим "питием"). Тем более, что любое употребление алкоголя - это всего лишь общение с собственным бессознательным. С подсознанием, иными словами. Ибо почти нет иных способов извлечь наружу собственные мысли.
      Да, причем любой статус, так повелось, можно потерять также по воле женщины. Поэтому, иной раз, просто надо найти другую. Свою. И не иметь женщину чужую. Об этой истине мало кто задумывается. К сожалению.
      
      
      Глава 20
      Какого-то кардинального решения вопроса вполне может и не быть. Это я тоже знал. Так же как я понимал, что сама по себе истина всегда будет оставаться для меня некой непознаваемой тайной, пока я не разберусь во всем вопросе как бы в целом.
      "Но вот что будет тогда?", - все чаще задавал я себе вопрос и фактически не находил ответа. Притом что знал, шестым чувством знал, что сам ответ скрывается где-то там, куда еще никто и никогда не смел проходить.
      "И что же тогда?", - спрашивал я себя, и точно также терялся в правильном ответе собственного безумного "Я", которое буквально поглощало меня, выедая порой до основания.
      "Но ничего", - говорил я себе, и шел, просто шел по пути к той истине, к которой понимал, что рано или поздно все равно приближусь. Да ведь иного не дано. Стоит мне остановиться на миг, и я заглохну на полпути. И совсем не узнаю, что ждет меня дальше. А впереди, как я предполагал, было много еще чего удивительного, занимательного, и поистине невероятного.
      Я в это верил.
      Я это знал.
      Я этим жил.
      
      
      Глава 21
      По всей видимости, я совсем не жалел себя. Но поистине парадокс заключался в том, что если когда-то что-то мне еще хотелось сделать, после все стерлось в парадигме времени. Нашего с вами пространства бытия. При этом я еще действительно хотел жить.
      "Ну или пожить", - как часто повторял я себе, зачастую точно также начав путаться в тех слепых ("поистине слепых", - рассуждал я) понятиях собственного поисков этой, так называемой, истины. Той самой истины, которая наверняка должна быть для меня последней.
      "В понимании мира естества", - вновь признался я себе. И честно не знал: прав был или нет?
      
      
      Глава 22
      Таинство исповеди, конечно же, никто не изменит да не исправит. И потому, даже когда кажется мне, что окружающий мир сошел с ума, я всего лишь думаю о том, что, наверняка, сошел с ума я сам. А потому всячески предохраняюсь от этого безумия. Водкой. Коньяком. Виски, пиво, вино - любые иные напитки являются синонимами истины. Той самой истины, которую все мы с вами так ищем и ждем.
      ....................................................
      
      Мне казалось удивительным, что сама по себе жизнь вдруг стала терять смысловую форму. Я понимал, что это лишь вследствие какого-то нарушения. Что на самом деле все не так. Что необходимо было всего лишь на миг остановиться, - и все вернется на круги своя.
      Но вот часто так получается, что одного мига оказывается недостаточно. И тогда необходима вечность. Но ее ведь не так просто найти (равно как и потерять). И я понимал, что тем самым запутываю себя, начинаю точно также (сам с собой) играть в какие-то непонятные игры, на выходе из которых все тот же результат. Вернее два: или вечное проклятие, или печать бессмертия. Ни первое, ни второе было мне не нужно как простому человеку, и просто необходимо как человеку, который давно уже решил стать сверхчеловеком. Если после Ницше, конечно, это возможно.
      Но, с другой стороны, у меня ведь и не было особого выхода. Я всю жизнь ждал счастья. Но знал, что пока ему приходить рано. Не выдержу психологической нагрузки "от радости".
      
      
      Глава 23
      Знал бы он (или я) все это троякое сумасшествие разума, помноженное на перехлесты сознания.
      Нет. Такого почти нигде нет. Почему почти? Потому что я еще оставляю хоть какую-то надежду на его появление. Хотя и в это не верю. Карма такая.
      Притом что понял я еще, что в жизни все предопределено и упорядочено. Если вам что-то дается сейчас больше, чем раньше, значит все равно, рано или поздно, или наступит спад, или вовсе остановится жизнь. Просто потому, что вы никогда не сможете выбраться из заколдованного круга судьбы.
      Мне тоже хотелось верить, что всем управляет хаос и анархия, а не какая-то предначертанность свыше. Но в последнее время я начал подозревать, что они попросту идут рука об руку. И между хаосом жизни и богом или высшими силами (что, по сути, есть лишь синонимы одного и того же) намного более единства, чем между людским пониманием жизни. Это человек может гордо (или скромно, - без разницы) заявлять, что он во что-то верит или не верит. Это есть лишь видение самого человека. Если так ему проще, то почему нет. Тем более, что на самом деле все иначе. А стремление разобраться в том, как устроен мир, даже самых лучших псевдоисследователей способны приблизиться к подобному пониманию не более чем на процент. От силы процент. А то, скорее, и доля процента в лучшем случае.
      Но это, конечно, лучше, чем ничего. Доля процента от доходов крупнейших нефтяных компаний мира может являться баснословной суммой. Так что и доля процента в понимании истины жизни - это тоже очень и очень много. Хотя и, разумеется, это еще не все. Часть - всегда меньше целого.
      
      
      Глава 24
      Я в этом мире всегда был как непрошенный гость. И даже когда было трудно по справедливости, я ведь даже не плакал. Даже не плакал. Притом, что понимал, что жизнь предъявляет мне такие требования, кои я - и при всем желании - не осилю. Или при всем усилии. Или при всем собственном неистовстве, поднимавшемся, иной раз, выше небоскрёбов, взорванных арабскими террористами в Нью-Йорке. Венчая им память, кстати. Погибшим.
      Но ведь и не об этом я хотел сказать. Мир, мой и ваш мир, фактически тонет в огне ненужных прокламаций и заверенных не активных акций. Давайте просто жить. Люди.
      
      
      Глава 25
      Я понимал, что сейчас спешу компенсировать какими-то схематичными штришками собственную жизнь, словно стремясь успеть сказать в ней последнее слово. И в то же время у меня, по сути, не было иных шансов, кроме как не писать. Ибо только благодаря этому удается извлечь на поверхность (из подсознания - в сознание) все то, что таится во всех этих глубинах памяти.
      И уже тогда я мог петь "аллилуйя", восхваляя одновременно и будущее, и настоящее, и, отчасти, отдавая дань прошлому. И при этом оставаться самим собой. Не это ли великое счастье?! Или злой рок и ошибка судьбы... Загадка... Видимо, все та же загадка, которая всю жизнь сопровождает меня.
      
      Я признаюсь. Хочется влюбиться. Я всегда хотел влюбиться так, чтобы было в последний раз и до беспамятства. Так, чтобы мурашками пробирало. Чтобы домой приходить, - и к тебе бросались на шею и шептали: "люблю". Так, чтобы даже на случайной войне (сколько в мире войн) - знал, что любят тебя и ждут. Дома. И у тебя есть свой дом. А если убили случайно (почти всех ведь убивают "случайно", или, точнее, неожиданно), то не жалеть ни о чем, зная, что о тебе будут помнить.
      Как же всегда хотелось влюбиться. Так, чтобы раз и навсегда. И невзирая на года - столетия. Так, чтобы любовь в последний раз и до гроба. И чтобы не говорили тебе про прожитое тобой время. Да и что такое эти годы? Ведь совсем ничего еще. И даже вероятные ошибки прошлого - это всего лишь опыт. Твой жизненный опыт. И ничего более...
      
      Наверное, я только сейчас созрел для этой любви. Вся предыдущая жизнь была лишь предвестницей ее, любви. Любви настоящей, без которой, признаюсь, я на самом деле не могу.
      Полюбите меня! И я непримину влюбиться в вас в ответ. Так - чтобы раз - и навсегда! Навеки вечные. Да еще и при жизни.
      Любимая! Приди ко мне! Пусть ты будешь одна, или вас будет сразу несколько. Живущих на разных континентах, говорящих на разных языках, имеющих разное вероисповедание и прочее, прочее, прочее. Не важно. Теперь уже совсем не важно. Ибо я очень жду! Жду, даже когда ждать устал...
      Я всегда вас жду, мои любимые!
      Я люблю вас всех...
      
      
      Эпилог
      Почему-то казалось, что истина сама по себе была совсем рядом.
      В чем она хотя бы выражалась - я пока не знал. Как, впрочем, не ведал и того, в чем она вообще могла заключаться. Но то, что я ее нащупал - был почти уверен.
      Почему "почти"? Просто потому, что, априори, считаю истину недоказуемой. Вернее, возможность нахождения ее.
      - Неужели фейк? - говорил не раз сам себе.
      - Видимо так, - тотчас же отвечал на свой вопрос.
      В слово "фейк" я вкладывал значение чего-то непознаваемо-непознанного. Того, чего попросту не было на самом деле. И даже находил, что это так. Хотя и сам не особенно верил собственным словам. Просто потому, что вообще предпочитал не особенно верить всему, в том числе происходящему со мной. Ведь если разобраться...
      Я жил, порой, совсем разными жизнями. Носил такие же разные фамилии и имел разные паспорта. А на самом деле это все был один и тот же человек. Которого кто-то знал как депутата Николаева, кто-то как целителя Петрова, кто-то как гипнотизера Баринова, а кто-то и просто как обычного человека. Тогда как то, кем я был на самом деле - не знал и я сам. Хотя, все ли мы знаем кто на самом деле мы? Мы настоящие, если сбросить с каждого ту маску, которая порой прочно врослась с течением жизни...
      И вот что еще. Уже совсем, наверное, напоследок.
      В последнее время давно все чаще и чаще возникает желание попросить у всех прощения за то, что было не так при контактах со мной (может кого обидел невпопад или по неведению какому - но точно, что никогда целенаправленно, ибо такого я бы себе при жизни не позволил).
      А еще мне очень хочется сказать о том, что так хочется жить. Жить в одном лице, а не так, чтобы приходилось раздваиваться или, что еще вернее, превращаться во всех тех людей, которые были описаны выше.
      Ну, главное, конечно, жить. Даже не понять жизнь, нет, об этом, наверное, я уже не мечтаю. Хотя и сколько мне еще отведет судьба - буду всеми силами стараться приблизиться к разгадке собственного существование, в надежде, что, согласно интроспекции (закон Вундта - то, что относится к вашей психике - в полной мере распространяется и на психику других людей), вы поймете все сами, применив подобное по отношению к себе лично.
      Будем жить! Будем жить... Спасибо, что выслушали мой рассказ жизни... Будем жить.
      
      Сергей Зелинский
      Октябрь 2009, октябрь 2017.
      
      љ C.А.Зелинский. Досье на человека.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • © Copyright Зелинский Сергей Алексеевич (s.a.zelinsky@yandex.ru)
  • Обновлено: 08/12/2017. 305k. Статистика.
  • Роман: Проза
    • Связаться с программистом сайта.