Все права защищены. Любая часть данной книги может быть воспроизведена в любой форме только с указанием автора, Сергея Зелинского (владелец авторских прав - Сергей Алексеевич Зелинский).
Аннотация
А вот ведь иной раз все-таки нечто загадочное, туманное, по своему - и отчасти - даже нелепое спускается свыше.
И тогда вдруг кажется, что и вовсе все пространство заполняет какой-то отчаянный туман небытия.
...Но нет... Это лишь иллюзия разума.
И тотчас же становится как-то спокойно - и в душе, и на душе, и вообще, ключевое слово "спокойно" вдруг становится главенствующим в этом потоке сознания. Или подсознания? Как знать... как знать...
О книге
Инварианты сознания, - чудесно звучит и, главное, весьма правильно.
А вот вначале проскальзывало иное. Инвалиды. Инвалиды сознания. Ужас, конечно. Но, с другой стороны, инвалиды сознания, - как я называл весь этот пугающий разУм (разОм пугающийся и последствий слова "инвалид", - ведь как раньше древние люди боялись озвучить слово "бог", предполагая, что за это последует наказание, так до сих пор множество мнительных людей опасается озвучить и слово "инвалид", опасаясь что не дай бог сами станут таковыми - я сам порой боюсь, да и не порой, а и сейчас, - и это я, пройдя столько испытаний, где люди даже не инвалидами оказываются, а покойниками, - и это не раз, два, три, пять, - а больше, гораздо больше, чертову дюжину уже минуло, этак к слову; видимо нечто традиционное есть у всех у нас, бояться того, что давно уже преодолели и что с нами не случиться, ибо на все судьба... Вспомнился один мой друг в девяностых, Сева, - друг-потеряшка, жив ли ты? - отзовись если жив, - вспомнился сейчас, когда тогда, - я тогда не понимал этого, Сева старше меня на восемь лет был по возрасту и по спортивным достижениям, - несколько раз выполнял норматив мастера спорта СССР по боксу, получил звание международника, после среди профи в Израиле дрался несколько лет, и вот еще после, когда от бокса уже отошел, у него вдруг случились страхи нападения, и, помнится, он "отражал" эти "нападения" (то пост ДПС разнесет, то охрану какого-то местного олигарха чуть ли не всю нокаутирует, все казалось ему что-то), а потом он пропал, исчез куда-то... Последнее что помню, жену посла - то ли увел, то ли изменял с ней послу безбожно... (Сева свободно говорил на нескольких европейских языках, и помимо звания мастера спорта международного класса по боксу, имел первый разряд по шахматам и был кандидат наук по филологии). А вот вспомнился, потому действительно нещадно (ради "выживания", разумеется) бил он мнимых врагов - хорошо если еще попадались под руку хулиганы, он любил гулять по ночам по самым темным переулкам, да вот чаще всего случайные люди попадались под его кулак). Эх, друг, где ты сейчас. Отзовись... отзовись.
Сергей Зелинский
Инварианты сознания
роман
"Именно с моральной стороны и на самом себе я понял и распознал полную и первозданную двойственность человека"
Роберт Льюис Стивенсон
Глава 1
Несмотря на кажущуюся парадигму правдивости бытия, мне все равно казалось, что все не совсем просто, и наверняка где-то скрывается то нечто, что, собственно говоря, и способно будет направить мои поиски в нужное русло, и даже, грешным делом, - и я в том не сомневался, - сопровождать до результата. Положительного результата, разумеется, иным я бы никогда и не довольствовался, продолжая видимо собственные поиски до безумия (или победа - или безумие - ну или - безумие победы, если вы меня понимаете).
То, что меня понимали не все - я догадывался. Пусть не говорили (немногие могут признаться в том что вы идиот или они сами такие), пусть таинственно улыбались (интересно, кто первый придумал делать загадочное выражение лица в ответ на собственное непонимание ситуации), а то и просто сосуществовали (этак без эмоций, сами по себе - словно сами по себе то есть, хотя и оглядываясь в поиске реакции на собственное поведение, но этак незаметно, словно они не при чем), в общем, как бы то не было - и люди жили и я жил, - но. Но я во что бы то ни стало стремился разгадать "загадку сфинкса". И отчего-то был убеждён, что это у меня получится.
Глава 2
Порой не всегда угадывалось сознание чего-то поистине великого. Даже иногда случалось нечто, что всеми силами словно противилось чему-то новому. Но это на самом деле было не так, потому что я видел, что ситуация может поменяться в любое мгновение, и на место даже самого нелепейшего непонимания - прийти ощущение истины. Той самой истины, в поисках которой я фактически все это время и продолжал находиться, и находился. И кто на самом деле знает, когда мне удастся ее найти. (В том что найду - не сомневался. И даже не то что верил или не верил, - я попросту знал, что будет исключительно так, как это было необходимо мне. А если это будет так, то, собственно, уже может и говорить было как-то особенно незачем, не о чем, да и не нужно, - подумает кто-то, и... ошибется в собственной наивности, проистекающей, впрочем, лишь только от незнания вопроса, не более. Тогда как - как раз этот вопрос я и стремился разгадать. Вернее, - и разгадать и объяснить; объяснить его разгадку, получается...).
Глава 3
Грустно и загадочно порой становилось от того, что видел да понимал я то, что мне, собственно, надо, - а вот поделать ничего не мог, предполагая что должен был попросту пройти именно этот, именно такой путь; путь, который и действительно должен, непременно должен быть таковым.
Я не размышлял: плохо, хорошо, верно, не верно, истина, ошибка, ложь, заблуждение, прочее, прочее, прочее, - такое отчасти не нужное, - просто потому что я знал, что направление мое - будет именно таковым. И оно будет продолжаться еще долго. И это будет и верно, и правильно.
И даже если пока что-то кажется слегка затуманенным и отчасти быть может даже нелепым; а само по себе понимание может быть и таковым и совсем даже иным - я ведь буду все равно продолжать свой собственный путь, просто потому, что я непременно должен быть отыскать истину, которая (как же я в это все-таки верил!) исправит не только мою, но и жизни тех, кто будет со мной.
И я действительно знал, что это все будет так. Так, и никак иначе.
Глава 4
В какой-то мере жизнь сейчас, конечно, могла бы показаться кому угодно удовлетворительной, но видимо моя вся проблема состояла в мозге, который порой выдавал такие аллюзии, что я совсем даже не мог предположить, как надо поступать, чтобы было все "как у людей" (подобное выражение начали употреблять в отношении меня с детства, и так, вероятно, продолжается до сих пор; я наверное мог бы понимать как надо чтобы было "как у людей", но скорей всего моего понимания было мало, потому что вмешивалось нечто, живущее внутри психики, которое и отплясывало порой такие коленца, что, как говорится, хоть стой, хоть падай).
По большому счету, я давно уже понимал, что все, что случается со мной, происходит повинуясь какому-то незримому для меня плану; плану, не имеющему, по сути, никакой основы; плану, более чем что либо другое подверженному каким-то сиюминутным порывам; плану, который, собственно, и планом-то назвать нельзя, разве что если так, условно.
Но и даже в какой-то доле условности все равно скрывалось все то нечто, что на самом деле не несло под собой ничто, кроме какого-то особенного понимания, - в котором (в этом понимании) просматривалось и непонимание в том числе. Вот в чем вопрос, вот что забавно да интересно.
Но, по большому счету, я в какой-то мере быть может даже стремился к чему-то такому, что для меня было важным. И прежде всего, конечно, требовалось уяснить для себя: в чем заключается эта важность? Несет ли она в себе нечто, что должно быть значимым для меня, или же это нечто пустое (пусть и загадочное, но пустое). Да и загадочное ведь очень часто бывает пустым. Просто даже ни от чего-то важного, а просто пустым и все. Не нужным, не важным, непонятным, быть может даже, но иногда как раз это непонятное оказывается тем ожидаемым и важным, что действительно было необходимо. Ну да кто знает, как говорится, кто знает...
Глава 5
Иногда совсем туманно как будто становится. Но это не так на самом деле, ибо больше все-таки кажется, чем существует в реальности. Да и что такое реальность, если разобраться, как не пустота и внутри, и снаружи - и в душе и в окружающем мире. (Не во всем мире - а лишь в том, что окружает лично нас - меня, тебя, его... Ну а душа - душа понятна и без слов, ибо и тоска из-за наличия души, и любовь - из-за души, и гнев, вероятно, тоже из-за души... У бездушного ведь и не бывает ничего перечисленного; равно как и не случаются с ним кошмары разума; так, иной раз, лишь какое недоразумение разве что, да и то, этак больше символично, нежели чем на самом деле).
И вот оказывалось так, что я жил какой-то своей особенной жизнью. Вернее, о том, что она какая-то особенная, я даже не думал да не размышлял об этом. Так себе, полагал, жизнь как жизнь (предполагая, видимо, что в любой жизни непременно должны быть какие кошмары душевные, треволнения, да и прочие психологические ужасы, и совсем, наверное, удивившись, узнав, что есть семьи, где подобного удалось избежать, - хотя и большей частью искусственно убегая от той или иной проблемы, ибо ведь люди-с, что тут скажешь, природа человека одинакова в любом веке и на любом континенте...). Но вот порой на мое какое-то удивление, стал я словно замечать, что жизнь способна претерпевать зачастую такие изменения, что мне и самому было не понятно как подобное возможно.
А случалось что понятно, да вот все равно находилось нечто, что оказывалось так неподвластно, что иной раз даже диву давался: как да отчего; пока не понял, что пустое все и не существующее на самом деле. Пустота, иным словом. Хотя, конечно, в восточных религиях "пустота" весьма и весьма желанное понятие, к коему больше явно стремятся, нежели чем, как на Западе, избегают (боясь порой пустоты души больше, чем змей, хотя западные люди змей тоже боятся, в отличие от восточных, считающих змею символом мудрости, и, как буддисты например, опасающиеся даже убить ее, не то что съесть, - змея - деликатес на Западе, как и лягушечьи лапки и прочие изыски дорогой кухни).
Глава 6
Практически всегда я страдал (в душе) от той или иной доли какого-либо непонимания (зачастую, непонимания себя же).
Нет, я нисколько не находил, что это действительно мешало мне или имело еще какие негативные последствия; просто оказывалось так, что если я видел что-то, что, на мой взгляд, заслуживало внимания, то я об этом непременно говорил; тогда как даже подобное случалось не всегда и, как полагаю, очень часто (особенно в детстве) я что-то даже больше скрывал, нежели чем уведомлял о том остальных.
Но и это на самом деле было не столь важно, ибо порой выходило так, что я молчал даже тогда, когда непременно должен, даже быть может обязан, был говорить, и говорил, когда делать подобное не стоило (ну совершенно не стоило...).
Я и не мог ничего с этим поделать. Можно сказать, был даже не способен. Справедливо, вероятно, полагая, что зачем, чтобы уж так-то... Предполагая, вероятно, что не зачем.
И самое любопытное, что это меня радовало. И я даже быть может находил в этом нечто поистине занимательное. Что-то свое, в общем. (Но ведь это очень важно - в чем-то найти что-то "свое". Потому как очень часто как раз "своего" не бывает. Словно априори. Не бывает и все).
Глава 7
А порой действительно словно спускались на землю небеса. И тогда в моем сознании вдруг словно вспыхивало все, становилось легко на душе, уходило какая-то нелепая муторность, печаль, отчаяние, пустота (душевная, нелепая, не нужная), и сразу как будто хотелось жить. Странное ощущение, не правда ли. Жить. Ведь мы и так живем. Зачем же так, чтобы сразу, жить. Живем ведь? Так нет, - незримо поясняют нам, - не живете (живете?), не существуете даже, и даже не выживаете, а этак нечто как вроде и непонятное... Словно бы и правда непонятное... Но приглядевшись, я вижу (четко вижу - зрение отличное, не отведи глаз, - наблюдай, и... слушай, - наблюдая), вижу я, что истина бродит совсем рядом... Даже как будто бы по дружески она "рядышком". Но вот если вы тоже полагаете так, так это вам и есть обман мироздания (вокруг вас это мироздание, неподалеку, рядышком в общем). И если вы тоже самое и чувствуете, и полагаете, и понимаете - так вот вам и результат, собственно говоря. Ну, то бишь, тот самый результат, который так был всегда ожидаем. Мной? Нет, вами. А Вы кто?
Глава 8
Инвалиды сознания, - как я называл весь этот пугающий разУм (разОм пугающийся и последствий слова "инвалид", - ведь как раньше древние люди боялись озвучить слово "бог", предполагая, что за это последует наказание, так до сих пор множество мнительных людей опасается озвучить и слово "инвалид", опасаясь что не дай бог сами станут таковыми - я сам порой боюсь, да и не порой, а и сейчас, - и это я, пройдя столько испытаний, где люди даже не инвалидами оказываются, а покойниками, - и это не раз, два, три, пять, - а больше, гораздо больше, чертову дюжину уже минуло к слову; видимо нечто традиционное этакое есть у всех у нас, бояться того, что давно уже преодолели и что с нами не случиться, ибо на все судьба... Вспомнился мой друг Сева, - друг-потеряшка, жив ли ты? - отзовись если жив, - вспомнился сейчас, когда тогда, - я тогда не понимал этого, Сева старше меня на восемь лет был по возрасту и по спортивным достижениям, - пять раз подтверждал норматив мастера спорта СССР по боксу, дважды выполнял норматив мастера международного класса, после среди профи в Израиле дрался несколько лет, и вот после всего, когда от бокса мой друг уже отошел, у него вдруг случались страхи нападения на него, и, помнится, он "отражал" эти "нападения" (то пост ДПС разнесет, то охрану какого-то местного олигарха нокаутирует), а потом пропал друг, исчез куда-то... Последнее что помню, жену посла - то ли увел, то ли изменял с ней послу безбожно... (Сева свободно говорил на нескольких европейских языках, имел первый разряд по шахматам и был кандидат наук по филологии). А вот вспомнился, потому действительно нещадно (ради "выживания", разумеется) бил он мнимых врагов - хорошо если еще попадались под руку случайные хулиганы, Сева любил гулять по ночам по самым темным переулкам, да вот чаще всего дураки попадались под его кулак - Сева в боксе был нокаутер, к слову). Эх, Сева. Где ты сейчас. Отзовись, мой друг. Отзовись.
Глава 9
Видимо когда-то нечто подлое и лживое (до мозга костей лживое) проникло в нутро человечества, от чего порой рождаются такие загадочные люди, что и самим приходится трудно разгадывать их.
Да вот, что любопытно, - зачастую в них намного больше добра, чем в самых, что ни на есть, "открытых" людях (ибо чем больше человек на виду - тем больше проявляется в нем лживости, словно бы нечто, существующее в нем, вынуждает его мимикрировать, заставляя выживать, - а на деле и не выживать вовсе, а врать, врать, врать).
Но и слова подобные еще не предел. Мне очень часто приходилось буквально выживать в этом мире, приспосабливаясь к обстоятельствам. Но я никогда не врал, а наоборот, всячески высвечивал правду, понимая, что лживые по натуре людишки - будут бежать от правды (ибо она станет жечь их блудливым огнем проклятия совести), а остальные наоборот, станут жаться к правде словно греться к огню, и, заряжаясь от меня честностью - идти вперед, неся свой меч во благо справедливости.
Да будет так! Аминь! Спасибо высшим - что дали мне такую силу. Я жду честных подле себя. А изменники да сгорят в жерновах собственной совести. Аминь!
Глава 10
А иной раз кажется, словно обидел ребенка. И тогда нечто печальное накрывает тебя, и почему-то хочется стать сразу намного глупее чем есть (и так-то, как говорится, не очень умный, - помните как говорил Жеглов в исполнении Высоцкого, это вы умные, а мы так, погулять вышли, так вот тут еще глупее, ибо вдруг понимаешь, что те, из-за которых хочешь стать ребенком совсем, как говорится, "ку-ку").
Но "усилием воли" ты сдерживаешь подобного рода желание. Просто напиваешься, и все. (Словно понимая, что когда мы пьяны - мы дурны, - но лишь когда действительно пьяны, ибо начальная стадия алкоголя порой наоборот, обостряет разум, и в такие мгновения и вовсе становится грустно... что рядом с тобой такие болваны... А после смиряешься... смиряешься... И даже убеждаешь себя что и сам такой же... Ох уж это христианская податливость, поистине перевернула она мир, - древним скажи о податливости или тревоге да печали и прочим психопатологическим инсинуациям разума - дубиной по голове в лучшем случае, оглушат да и все, а ведь могут и на штыки... на штыки... Впрочем, "на штыки" это уже после, а тогда просто на нож. На каменный нож.)
Глава 11
А вот ведь иной раз все-таки нечто загадочное, туманное, по своему - и отчасти - даже нелепое спускается свыше.
И тогда вдруг кажется, что и вовсе все пространство заполняет какой-то отчаянный туман небытия.
...Но нет... Это лишь иллюзия разума.
И тотчас же становится как-то спокойно - и в душе, и на душе, и вообще, ключевое слово "спокойно" - вдруг становится главенствующим в этом потоке сознания. Или подсознания? Как знать... как знать...
Глава 12
Нескончаемое словно бедствие душевное спускалось незримо на меня; но пока что мне удавалось еще отражать атаку сознания (подсознания, да неведения видимо, ибо были подозрения: что сознание могло? - когда подсознание безумствовало; равно как и наоборот).
Но ведь и не это на самом деле главное. И почему-то это все действительно так. Судьба? А черт ее знает. Может и судьба.
Глава 13
А иной раз у меня замирало дыхание.
И в такие мгновения поистине хотелось чего-то цыганского, разухабистого, этак, чтобы непременно танцевали даже кони, а пели камни.
- Хватил, барин, - чтобы слышал я вдруг, и чтобы мой покойный прадед генерал царской армии воскрес и...
Что я мог от него ожидать? У меня были два прадеда - генерала. Один царской армии, второй НКВД. А вот во времена демократии (постсоветского пространства) еще (или уже) не было. Да и к чему генералы, если "дежурный по стране" подполковник. Впрочем, последний русский царь был полковник. Тоже не захотел повышения звания "при назначении на должность". Такие вот они, отцы народа... (Хотя один "отец" все-таки был маршалом. Церковно-приходское образование - и маршал. Заслуги, однако. Природный ум. А это поистине дорогого стоит. Как понимаю. Те же руководители Третьего Рейха, тоже ведь практически в полном составе без высшего образования, а ведь правили, да еще как правили, однако).
Глава 14
Но вот где, по сути, взбираются все эти "инварианты сознания" - если и сам мозг порой лукавит, и сердце не всегда говорит правду...
А еще я очень и очень понимал, что мне не справиться самому в понимании истины. И я знал, что необходимо пригласить моих друзей. У меня было немного друзей. Все они были проверены временем. Десять, двадцать, тридцать лет. Меньше было бы загадочно. Пять - только избранные (что говорить о тех, кто десять - двадцать - тридцать...). Избранные... Я ведь и сам не очень простой (психологически... психологически...) человек. Потому отбирал тех, кто съел со мной пуд соли. Или мог съесть. Или был бы готов.
Впрочем, иных в окружении нет. (Хотя, как помнится, и к богу - сыну бога и самому богу - Иисусу Христу, подкрался предатель; да ведь и Иисус и отец его заранее и намеренно, - исключительно сознательно, то бишь, - выбрали Иуду из Кариота (Иуду Искариота, - разные переводы, разные нравы, но суть едина, адрес лишь затуманивается, на ведь он сам повесился, не дождавшись пока найдут - убьют - накажут, словно предчувствовал, что такая его миссия на земле, судьба иным словом.)
Глава 15
Неизвестно, конечно, что на самом деле мы с вами преподнесем потомкам, но вот я отчего-то в полной уверенности (хотя, если честно, почти в уверенности, - хоть и не люблю это "почти" ни в каком виде) предполагаю, что все ведь еще и не просто так. И, к слову, "еще" - это далеко не ключевое слово, - хотя бы просто от того, что и жизнь продолжается, и судьба не сказала "алаверды", да и сам я с какой-то боязливой ревностью понимаю что да как, - (так? или не так?), - и поэтому в душе становится намного легче да покойнее, нежели чем вероятность того, что было бы раньше. И, кстати, если "раньше" была несуразность, - то, как говорится, что сейчас говорить... Что говорить...
Глава 16
Отчасти и я сам, и мои душевные силы (они всегда помогали мне в мнимой борьбе с женщинами, имя коим легион), так вот понятно, что я словно и пытался что-то понимать, и отчаивался даже, и вообще, делал порой непотребное, но вот ничего на самом деле не мог поделать, потому как... Устал. Как же я все-таки устал...
Глава 17
Иной раз так выходит, что не получает всего именно тот, кому "по праву не дано".
Триста лет существовала династия Романовых. До этого были князья да воеводы. Пусть эти демоны себя уничтожали, но в результате естественного отбора сформировался определённый класс. У меня прадед - оттуда. У меня другие прадеды - золотопромышленники. У еще одних - были баржи и пароходы. Мы достойно жили. Наш род. Даже после прихода коммунистов - и отец и мать поднялись на высшие иерархические ступени (спец.поликлиника, спец.питание, спец, спец, спец, - глав.врач спец.поликлиники для партийных работников, помню, встречал на красной дорожке меня тогда маленького - семь-восемь-десять лет от силы, папу я после спрашивал, можно ли черешни - его водитель привозил два ящика, клубники - тоже самое, арбузов - все кровати да диваны трехкомнатной квартиры забиты были - времена СССР, было бы сейчас - папа купил бы СТО-комнатную с его размахом - раков, я так люблю раков, - несколько мешков - живых - в ванну их, умирали там, жарили, свежие чтобы; икру - ложками; черную только, ибо красную нельзя, - для небольших начальников красная, папа учил, для подчиненных его, - понимал я, потому черную только... Были времена...
Глава 18
Нет, вы, конечно, обязательно, - и, не очень правильно, - окончите собственный земной путь, пытался вслушиваться я в слова какие-то, да после понял не мне говорилось, можно и не слушать, слушая - забыть (а я уж, было, и так и этак пытался сбросить с мысли подобное "знамение", да не мне, не мне предназначалось, вздохнуть можно, а лучше и не вздыхая - просто не слушать, слушая - не верить, поверив - разувериться, разуверившись - забыть).
Глава 19
Иногда приходилось преодолевать собственную печаль. Эта печаль то накатывала на тебя словно волной во время прибоя, то уходила прочь, забирая с собой силы души. И тогда становилось как-то по особенному грустно.
Чтобы этого не было - я пил. Но после печаль возвращалась. И в какой-то момент я вдруг понял, что как таковой алкоголь дает лишь сиюминутную радость. Да, на миг становится все понятно, дышится легко и свободно, приходит ощущение что все беды да страдания не только ушли прочь, но уже и не возвратятся никогда, потому что ты словно ухватил бога за бороду - познав истину. А на деле это в высочайшей степени заблуждение. Ибо ничего и не ушло, а то и наоборот, появилось нечто и вовсе загадочное да непонятное. И перед тобой стали разливаться реки даже не удачи, а чего-то и вовсе необъяснимого.
И вот когда ты увидел подобное (видеть можно и кожей, чувствуя это, видеть можно и на расстоянии, осознавая это, видеть можно и действительно увидев - зрением), и вот когда ты увидел это, тотчас же перед тобой распахнулось нечто быть может даже необъяснимое, то, к чему ты стремился, - стремился и не стремился даже; и вот в таком непонимании жил. Существовал. Пребывал.
Но и это было не главное, ибо ощущал ты нечто несравненно большее, чем что-то даже могло быть, потому что понял вдруг, что способен управлять собственной печалью. Ведь когда приходит грусть, можно переживать от нее, а можно наоборот - порадоваться, подчинив ее; ведь, подчинив, ты забираешь ее силы. Приплюсовываешь оные к своим. И с удвоенной энергией бежишь вперед, понимания, что все для тебя, что все ради тебя, что все - еще лишь только начинается. Ничего не погибло. Ничего не закончено. Ничего... Ничего не понятно, по сути. И в тоже время все ясно как божий день. Если день этот может когда-нибудь стать ясным для тебя, конечно.
Нет, конечно, над подобного рода подчинением предстояло еще много работать. Так чтобы сразу и не получалось ведь, это ясно. Но вот то, что я уже понял саму идею, было для меня очень важным, если не основным. Важно только не пить (не употреблять алкоголь), чтобы не использовать никакую помощь извне. Пусть сама психика подчинит себе боль (боль потери, боль предательства, боль поражения, боль, боль, боль...). И, подчинив, использует силу боли - для управления обстоятельствами жизни. Так будет лучше. Так будет правильнее. Так будет справедливее.
Глава 20
А иногда вдруг оказывается как-то загадочно и нелепо. И словно создается впечатление, что можно что-то еще изменить, но ты уже понимаешь, что подобное впечатление ложно и обманчиво. Что если и можно что-то изменить, то не сейчас, потому как сейчас это совершено пустое и не нужное. Просто время еще не пришло, просто иначе что-то надо бы делать, просто отчего-то все происходит как-то не совсем правильно - и ты очень явно понимаешь, что это так. В общем, оказывается так, что все не совсем так как надо, как ты это себе представляешь. А потому ты даже не переживаешь ни о чем (об этом, о том, ни о чем), понимая, что сами по себе переживания если и необходимы, то лишь для какого-то внутреннего наслаждения (типа ты страдалец душевный какой-то, втайне мечтая, что может еще и наградят за лишения такие, а по сути - все наносное, ибо если размышлять сугубо практически, то есть бездушно, то и страдать-то не о чем да незачем).
И вот когда ты очень явно понимаешь, что все это так, перед тобой вдруг открываются какие-то дебри совсем уж непонятно чего. И становится как-то очень грустно. Даже порой слишком грустно. Грустно даже быть может и жить. Но ты живешь. Ты продолжаешь жить, понимания, что впереди все равно может быть все иначе. Да еще и намного лучше, чем было доселе. Ну а почему нет? Вполне может лучше. Вполне, вполне, не сомневайся, - говоришь себе, понимая, что может и не надо всего говорить, ибо ты не сомневаешься, да и даже если бы сомневался - пустое все, пустое... Сомнения не принесут дохода, а лишь еще более усилят уже потерянное...
Глава 21
Часто оказывается так, что в мои размышления о жизни вдруг вкрапливается нечто такое, что сразу и не определишь к чему да отчего случилось подобное. А после уже и не обращаешь внимания. Словно и нет этого. Не существует.
Но вот проходило время, и я вновь сталкивался с размышлениями о том, что было бы, если бы... Далее обычно следовало что-то этакое забавно-загадочное, да на самом деле ничего такого ведь и не было, не существовало, просто потому, что почти тотчас же любого подобного рода представления заканчивались ничем, ибо я край как не любил размышлять о том что было бы, если бы - и так далее, предпочитая лучше вспоминать что-либо (воспоминания всегда отзываются какой-то потаенной сладостью в душе, попутно показывая и динамику развития - если раньше ничего не было и сейчас нет, значит и далее не будет, ибо так по судьбе, а то, что изредка случалось - так это вопреки и благодаря, словно наперекор то есть). А помимо воспоминаний... Впрочем, как должно быть, это называется мечтами. Я мечтал тоже, разумеется, отчего ж не мечтать. Только вот мечтал как-то я по особенному, словно и мечтая и не мечтая совсем (вероятней всего опасался излишне погружаться в мечты, ибо на каком-то этапе мечта подменяется вымышленной реальностью, да еще такой, что в нее начинаешь верить, а после вдруг все заканчивается печально и ты чувствуешь душевную боль утраты, да не абы какой вымышленной, а самой что ни на есть реальной; и это на вымышленное действие, на мечту, на то, чего, по сути и нет и не существует, да может и никогда не будет существовать, ибо рождается подобное лишь в твоем воображении; но боль от того что не существует и не будет существовать - вполне реальная и настоящая; существующая то есть; и от этого становится весьма печально).
Глава 22
Сидел, писал, и много доброго и по настоящему значимого видел я в том, чем занимался. Во-первых, выбивались из души осколки боли, оставляя там место для заполнения чем-то светлым и необходимым. Во-вторых, хотелось отчего-то даже улыбаться (быть может от ощущения что так "гарно" - то бишь отлично - все выходило?). Вероятно, было и третье, и четвертое, и пятое... седьмое... десятое, но было все это уже не настолько важно, потому что не несло в себе ничего, кроме ощущения чего-то свершаемого. Того, что было так одновременно и нужно и правильно, и то, что несло в себе осознание радости и, вероятно, ожидание даже большой удачи. Да и что говорить, если удачу действительно я очень ожидал. И даже, наверное, не то что ожидал, я вот поймал себя на мысли, что я ведь никогда и не сомневался в том, что такая удача всегда присутствует. И даже если ее по каким-то причинам не было, или, скажем, она была - но оказывалась не заметна - я все равно верил, что она рядом. Рядом, - значит поблизости. Поблизости, - значит со мной. Со мной - значит все всегда будет и хорошо, и правильно. Ну а если правильно, то, как говорится, чему тогда волноваться да переживать. Все так, все так значит, - повторял я про себя, допуская, что если даже пока что-то не так или не совсем так - то так непременно будет. А то и уже есть. Существует то есть.
Глава 23
Странная, нелепая, отчасти коварная и на самом деле очень и очень загадочная наступала жизнь. Я стремился как можно успеть, словно ощущая, что скоро все закончится. Почему должно закончиться и действительно ли будет так - я не знал. Даже не понимал, откуда нечто подобное родилось в голове, ну да мыслям - если вы не индийский йог или даосский мудрец - трудно приказывать. А потому получалось, что нечто страшное действительно оказывалось словно на подходе. А вы... А вы старались этого или не замечать, или же - замечая - почему-то всячески продолжали делать свое дело (делать то, что делали), словно и не обращая внимание на поражение и приближающиеся несчастья. Да и что такое несчастья, по сути ничто наверное если разобраться, душа вот только болит от них и кажется что в скором времени все вдруг самым нелепейшим образом закончится. И наступит...
Что должно наступить - вы, конечно же, не знаете. Лишь ощущение что будет нечто не очень хорошее. А то быть может - и очень-очень плохое. К сожалению, это так. К сожалению...
Глава 24
Несомненно, что я до сих пор еще пребывал в плену вымышленных реакций на то или иное событие в жизни. Да, я все время совершенствовался, всячески стремясь достигнуть душевного равновесия. Да, душевного равновесия. Именно сейчас, получается, я пожалуй впервые подобрал более-менее грамотное слово, отражающее мои поиски истины. Ведь мне необходимо было именно душевное равновесие, ради него я и проделывал все эти свои штуки с движением мысли, уносившие меня иной раз совсем непонятно куда (туда, вероятно, где начиналась депрессия, ибо она действительно начиналась зачастую именно тогда).
Конечно, что-то наверняка и совсем даже странное может родиться в моей душе. Но я не отчаивался, понимая, что фактически готов допустить многое из того, что было возможно. Хотя в точности знать что возможно - не знал. Равно как и не ведал я что будет и вообще, что сейчас происходит? Какая-то загадочная печаль наваливалась настолько беззаботно, лениво и неспешно, что уже и не понимал я как будто ничего, и в душе был полнейший кавардак, а вот продолжал все-таки во что-то верить. Как-то видимо глупо и наивно.
Глава 25
День убегал своей печалью. Подступала ночь. С уходом дня предполагалось, что должны уйти и печали. Печали долго окутывали разум. Теперь им предстояло уйти. И будет хорошо, если случится так. Уж слишком утомляло все меня, слишком утомляло.
Но вот я точно также понимал, что даже уходя, эти самые печали не исчезнут. И, вероятно, то ли рак на горе должен свистнуть, то ли Второе Пришествие случиться, то ли еще какое чудо произойти, чтобы наконец-то все закончилось и я стал бы жить свободно. Психологически свободно, ибо психика нет-нет, да напоминала о себе страхами, кошмарами, и еще больше какой-то до боли подозрительной тревогой.
И становилось отчего-то жутко больно, что это все так. Больно, и даже, наверное, обидно. Обидно за то, что так получилось. Обидно, что когда-то ранее все стало складываться таким образом, что мне и невозможно было поступить иначе, кроме как так, как я и поступал. Да, это косвенно (а то и явно) указывало на верховодство (от слово верховодить) судьбы, - и тем самым словно успокаивало меня, ведь если судьба - значит свыше. А если свыше, то и моей воли никто не спрашивал, - но все-таки отчего-то было несколько грустно, что все это произошло действительно так.
Я не ведал, когда это закончится. Я не понимал, что еще должно произойти, чтобы я что-либо понял. Я даже отчасти сомневался, правильно ли я все делаю сейчас? Или быть может необходимо что-либо изменить? Сделать иначе, наоборот?
Странное, конечно, было все - как произошедшее когда-то, так, вероятно, и сейчас происходящее. Ведь если предположить, что все с подачи высшего разума - высших сил - тогда, по сути, и какие-либо наши стремления могут быть отчасти и не столь необходимы (а уж печаль и вовсе не нужна). А если подумать о том, что это все действительно так, то что в таком случае я да вы, как не слепые механизмы в руках господа бога да высшего разума.
Да, я понимаю, что подобного рода размышления ведутся уже тысячелетия и все без надежды доискаться истины (вернее, для каждого находится что-то свое). Но и заканчивать было бы глупо и неправильно. Просто от того, что жизнь продолжалась и очень хотелось в этой жизни быть победителем. И верить - что это будет именно так.
Глава 26
Поистине мучительное было время когда я - несмотря ни на что - предавался тоске. И тут уже ничего не помогало, ни веление разума (убеждавшего, что не стоит отчаиваться), ни осознание вредоносности подобных размышлений (отягчающих и без того нелепое положение меня же), и так получалось, что я всеми силами стремился к тому, чтобы поистине достигнуть справедливости хотя бы в отношении себя. И мне это удавалось. Но лишь отчасти, потому что проходило время, и требовалась новая мотивация. А с каждым разом становилось все труднее и труднее. (Но не из-за возраста и связанной с возрастом слабости, нет, были иные причины, скорее психологические и до конца не разгаданные...)
Глава 27
Успокоение приходило внезапно и, к сожалению, большей частью искусственным путем (с помощью алкоголя; несмотря на мои ухищрения в попытках избавиться от него, к сожалению пока это оставалось лучшим лекарством). Но я действительно стремился избавиться от алкоголя. Помимо положительного (снимает барьер критичности, - разрывая границу между сознанием и подсознанием), алкоголь имел и четко отрицательные стороны, заключающиеся отчасти как раз в том, что можно было считать положительным - ибо излишняя расслабленность зачастую весьма пагубно влияла на возможность продвижения в жизни (завоевание новых высот и прочее; даже элементарная борьба за выживание). Таким образом необходимо было избавиться от него напрочь. Что вскоре я и сделал. И был чему - безмерно счастлив. Рад, можно сказать. Рад.
Глава 28
Более чем явственно я понимал, что главенствующее положение во всем и настоящем, и прошлом, и будущем занимает психика. Именно от психического уклада зависит все и вся. Можно быть каким угодно сильным или слабым, но это главным образом лишь то, что кажется (нам или другим), и что совсем порой не соответствует действительности, ибо в действительности... В действительности все зависит от вашего психического здоровья, ни больше, ни меньше.
Психическая энергия равномерно расстилалась по телу, задавая ритм как телодвижениям, так и мыслям. Но в последние годы я четко замечал не регулярность подобного. Создавалось даже впечатление, что нечто оказалось то ли безвозвратно потеряно, то ли просто временно ушло. Если ушло - вернется, - рассуждал я. Если потеряно - вместо него придет что-то другое.
Что должно быть этим другим - я не знал. Даже, можно сказать, не догадывался. Я просто четко понимал, что это что-то, что быть может совсем выходит за границы сознания, - моего сознания, - значительно расширяя шаблоны того стереотипного поведения, под кое я по привычке подгонял все и вся.
И вот тогда вдруг оказывалось, что все, что и могло быть и было - на самом деле (и в полной мере это по видимо так) не является таковым. И это печально, по сути, ибо всегда как-то загадочно переживаешь каким-то свершаемым потерям. Тому, что непременно должно быть, но вот будет ли на самом деле - совсем неизвестно. Не известно...
Глава 29
Сколько вокруг было боли и отчаяния. Казалось душа сама плачет (с неба шел дождь), и все, что мне оставалось, это лишь молча взирать на себя (словно погрузившись в свой внутренний мир каким-то таинственным медитативным образом).
Я переживал за то, - что столько не ценил раньше и терял, терял, терял (людей... вещей...). Я не понимал, я совершенно не понимал сейчас, как же такое могло вообще со мной произойти, чтобы производя какое-то благоприятное впечатление внешне - внутри себя я был сверхначитанный мальчик-дурачок, рассуждавший с умным видом обо всем, в том числе и о том, о чем не знал. Причем, в такой степени дурачок, что любые вопросы касаемые жизни, вопросы, в которых, вероятно, мог бы разобраться даже продвинутый школьник, мимо меня проходили стороной, а если я влезал в разрешение их, то дело оканчивалось совершенно ничем. Впустую. Никак. Глупо и непонятно.
И ладно было бы этак разово, так было всю жизнь. Сейчас сорок семь, почти полвека. Началось, вероятно, еще до рождения (потому что с рождения уже было все непонятно как). Бог дал способности учиться и заниматься физически (желание научиться читать и научиться "драться" пришли вероятно одновременно, в несколько лет от роду - в года три-четыре я помнится уже читал, а с семи лет уже мечтал стать тренером по боксу), а вот практический разум забрал напрочь. И чтобы даже элементарно выживать, приходилось задействовать поистине феноменальные усилия (там, где другой человек тратит один киловатт энергии, я наверное сто, а то и все тысячу, а вместо одного джоуля - быть может и весь миллион, - ну то есть ту же тысячу, кто знает, кто знает...).
И я не мог ничего с этим поделать. Быть может даже в какой-то мере смирился. Нет, поначалу я, наверное, еще как-то сопротивлялся, а после понял, что все равно ничего не меняется. Предпринимая порой невероятные усилия, я получал результат практически равный тому, как если бы я ничего не совершал и просто, вместо своей беготни и задействования десятков людей (вовлечённых в предполагаемое действие, которое должно было принести невероятный результат - что-что, убеждать мне всегда удавалось, - наверное потому, что я искренне верил во все сам), так вот, вместо всего этого - вполне можно было попросту лежать на диване, читать книгу или смотреть телевизор, слушать лекцию, прочее - ибо конечный результат был един. У меня просто ничего не получалось практически, в практике. Теория - да, теория мое, "конек", так сказать. А вот практика - ноль, зеро, а то и минус.
А потому со временем я решил оградить себя от излишних движений, понимания, что они действительно мне попросту не нужны. Бесполезны. Совершено бесполезны и не приносят никакого положительного результата, а только влияют на психическую энергию; причем, влияют негативно.
Глава 30
В какой-то мере я конечно же понимал, что моя психика попросту уже заточена (волею не только времени, прошедшего с момента рождения, но и волею судьбы) на выполнение определенных жизненных действий. Даже, собственно говоря (подумалось словно случайно), сама жизнь быть может и не особенно как-то нужна (хотя без нее ведь хаос? хаос. Значит нужна? нужна).
И в то же время я очень четко видел, что ситуация в самом ближайшем времени вырулится (и разрулится, конечно же разрулится) самым надлежащим образом, причем, во много раз лучше, нежели чем даже можно себе сейчас вообразить, представить, ибо даже само по себе представление такого рода еще совсем ничего не значит, потому что попросту не выражает (не вмещая в себя, не в силах вместить) множество всего того, что лишь только возможно даже представить (представить... представить... можно ведь и не представлять - а все равно придется представить... представить... а после окажется все совсем иначе. Лучше. Намного, конечно же, лучше).
И вот так все происходит правильно и занимательно, что я более чем четко видел собственное будущее, точнее, четко знал, что оно будет самым великолепнейшим, намного лучше, чем можно предположить.
Глава 31
Конечно, наверное не все и не всегда складывается как мы хотим, но я не только очень хорошо знаю, но и все время убеждаюсь, что всеми нами верховодит судьба. Иными словами, то, что на роду написано, так все и будет. Именно этим объясняется все, начиная от самого простого (почему кто-то живет с не очень большими знаниями наук, а то и вовсе даже без среднего образования), а имеет миллионы и дети его имеют миллионы, да все долларов, а кто-то чуть ли не семи пядей во лбу, а влачит полунищенское существование, попросту не в силах в полной мере адаптироваться в жизни.
Впрочем, быть может тут не совсем верны подсчеты ума (умности или глупости). А может и наоборот, в ряде случаев ум мешает. А может...
Черт, по сути, ногу может сломать, отчего все да почему. Впрочем, черти ноги не ломают, ибо перепрыгивают через преграды, в том числе и интеллектуальные. А все напасти достаются исключительно людям. То бишь - человекам.
Глава 32
Я уже понимал, что жизненные трудности будут всегда сопровождать каждого. Еще Будда говорил, что жизнь страдание, а Христос проповедовал вечную жизнь - райскую жизнь после земной жизни. Но вот жизнь-то еще надо прожить. И потому я понял, что надо идти навстречу трудностям, подчиняя их. Именно отсюда закалка характера. Вам плохо - а вы смеетесь назло негативу. Вам больно - а вы делаете себе еще больнее. Не подчиняться, не смиряться, а наоборот, вперед и назло врагам.
С таким лозунгом я постепенно стал жить. Да, я знал его, разумеется знал. Но ведь не так просто претворить в жизни даже собственные знания. Но тут на самом деле необходимо только решиться. Дело в том, что зло действительно будет присутствовать в мире (в том числе и после вашей смерти, ведь с уходом любого из нас - мир не изменится, миру вообще наплевать на каждого из нас, все останется как прежде, в том числе и природа человека, которая не меняется еще со временем до библейского потопа - вспомните, бог наслал потоп, чтобы уничтожить созданное им человечество, а после убедился, что родившееся новое - такое же как и прежде, ибо греховность сама по себе уже была заложена в природе человека - не потому ли часто даже самые маленькие дети уже злы, ибо несут в себе грехи родителей - грехи предков). А так как грехи будут существовать, то останется и человеческая боль, боль души, душевные страдания, муки совести, прочее, прочее, прочее.
Подчините себе эту боль. Слейтесь воедино с подобной болью. Не дайте ей властвовать над вами. Если больно - сделайте себе еще больнее и поймите, что вы способны контролировать собственные чувства. А свыше тогда тотчас же помогут вам. Потому как, помните, много званных - да мало избранных. ("...ибо много званых, но мало избранных". (Лк.14:24)). Много людей, но лишь единицы входят в рай еще при жизни.
Людей существует действительно много. Но в человеческом обществе как среди муравьев - есть четкие подразделения на рабочих и элиту. Рабочих - множество (и муравьев и людей). Элиты - мало. Перейти на другой уровень муравьям практически невозможно. Людям - возможно. Даже во времена королей, поручик Наполеон стал императором Франции, а простой мужик Григорий Распутин - духовным наставником царской семьи. Правда, после они плохо кончили (Наполеона отравили, Распутина травили - да не отравили, потому и стреляли и топили, пока не убили), но это лишь подтверждает правило - трудно войти на престол, но еще труднее там удержаться (Хрущева - сняли с должности, Горбачева - лишили страны, фактически тоже сняли, каким-то королям - Людовик шестнадцатый, король Франции - да королевам - Мария Стюарт, королева Англии и Шотландии - отрубили головы, кого-то просто задушили - Павел первый, император России, кого-то взорвали бомбами - Александр второй, российский царь, - кого-то расстреляли - Николай второй; и многие, многие, многие примеры из истории, когда люди не могли удержать власть, теряя ее зачастую вместе с собственной жизнью).
И все же я вернусь к началу и скажу о том, что надо подчинить себе страдание, боль, даже не сжиться с ней, нет, а смеяться ей назло... Не знаю. То ли меня судьба отчего-то иной раз начинала сильно бить, то ли еще что, но я понимал, что отовсюду необходимо извлекать пользу, или как минимум не давать заглушить свое "Я", уничтожить себя, ведь, по сути, самое главное жизнь, ибо жизнь дает возможность "отыграться" (после смерти оное уже зачастую невозможно или вы уж точно об этом не узнаете, - по типу как не узнают "герои России" что они стали "героями", если звезда им присвоена "посмертно"...)
Глава 33
Случается порой так, что становится непоправимо трудно выкарабкиваться из сложившихся ситуаций. Притом что зачастую оказывается так, что в эти самые ситуации ты сам себя и обрекаешь. А после мучительно ищешь выхода. Не понимая, что выход в тебе, что выход ты сам. Помните? Царствие божье внутри вас... ("Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть". (Лк.17:-20-21)).
И вот когда вдруг оказывается так, что на каком-то этапе ты вдруг (словно "вдруг") все это понимаешь, перед тобой развёртываются порой такие истины, что ты становишься богаче самых богатых людей (отличие только, что их богатство деньги и материальные ценности, а у тебя ценности духовные, - вечные, в отличие от их, кратковременных и зыбких; помните из Писания про дом, построенный на песке? Пошел дождь, и не стало его, а тот что на камнях - остался стоять... ("Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое". (Мф.7:24-27)).
Глава 34
Когда я пребывал в состоянии полусна или полудрёмы, вот тогда отчего-то в полной мере и удавалось извлекать нечто, скрывающееся доселе в подсознании. Ну и еще, конечно же, не только это, а нечто свыше того. (Что? Так в полной мере и неведомо пока).
Но вот и помимо этого чувствовал я нечто, что в той или иной мере помогало, как бы даже участвовало в процессе извлечения изнутри меня хотя бы доли истины (на полную истину я не претендовал, иначе ведь, если разом отыщешь ее - чем заниматься далее).
И вот получалось как-то вдруг (словно и правда вдруг), что перед тобой разом открываются сотни и тысячи вариантов чего-то нового, хорошего, таинственного и отчасти даже может нелепого, но ты не отдаёшь такого чтобы полного отчета в происходящем, а просто делаешь свое дело.
Свое дело. Хорошо сказано. Делаешь ты это дело, зачастую даже в полной мере не подозревая в чем оно, собственно говоря, может заключаться. Делаешь дело, даже отчасти не думая в полной мере об актуальности или неактуальности его, и, ничего более словно и не понимая, так в таком состоянии непонимания и пребываешь. Нисколько при этом не опечаливаясь (даже не опечаливаясь!) что это так, что непременно существует нечто, что заставляет по иному посмотреть на те или иные вещи, - нет, ничего как будто бы тебя не тревожит, а даже если что и беспокоит - ты попросту не показываешь вида. Да и свыше все воспринимается словно как есть, словно как и должно быть, а то и вообще может существовать. А все то, что вокруг да рядом (и что, пребывая на параллельном плане нет-нет да вмешивается в подсознание), это все непременно и явственно уходит прочь. И, уходя, оно даже не возвращается. Просто этого словно нет. А ты... А ты мужественно продолжаешь и далее нести свой крест. Крест судьбы, крест, неповинный ни перед чем или кем, и только где-то вдали кажется тебе что изменилось что-то, что так или иначе и пугает тебя и радует, и даже одновременно уводит в дебри небытия. А все то, что происходит, является каким-то отчаянно неожиданным и... по своему прекрасным.