Флоря Александр Владимирович
В. Шекспир. Юлий Цезарь

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Флоря Александр Владимирович (alcestofilint@mail.ru)
  • Размещен: 24/05/2017, изменен: 25/05/2017. 139k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Перевод
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
      УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
      
      ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ
      
      Трагедия в пяти актах
      
      Перевод с английского А.В. Флори
      
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Юлий Цезарь
      
      Триумвиры после гибели Цезаря:
      Октавий Цезарь
      Марк Антоний
      Марк Эмилий Лепид
      
      Сенаторы:
      Цицерон
      Публий
      Попилий Лена
      
      Заговорщики:
      Марк Брут
      Кассий
      Каска
      Требоний
      Лигарий
      Деций Брут
      Метелл Цимбер
      Цинна
      
      Трибуны:
      Флавий
      Mарулл
      
      Артемидор - софист Книдосский
      Предсказатель
      Цинна - поэт
      Другой поэт
      
      Друзья Брута и Кассия:
      Луцилий
      Титиний
      Mессала
      Младший Катон
      Волумний
      
      Служители Брута:
      Варpон
      Клит
      Клавдий
      Стратон
      Луций
      Дapданий
      
      Пиндар - служитель Кассия
      Кальпурния - жена Цезаря
      Порция - жена Брута
      
      Солдаты, горожане
      
      Действие происходит в древнем Риме.
      
      АКТ ПЕРВЫЙ
      СЦЕНА ПЕРВАЯ
      Рим. Улица.
      Входят ФЛАВИЙ, МАРУЛЛ и несколько горожан.
      
      ФЛАВИЙ
      Бездельники, никчемные созданья!
      Зачем вы здесь? Ступайте по домам!
      Какой себе устроили вы праздник?
      По будням цеховые все должны
      Носить опознавательные знаки
      Ремесел - на себе или с собой.
      Вот ты - чем добываешь пропитанье?
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Я-то? В смысле: чего я делаю? Плотник я, сударь.
      МАРУЛЛ
      А где угольник? Фартук юфтяной?
      Чего ты вырядился, как на праздник? -
      А ты в чем мастер, ну-ка отвечай!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Ежели по правде, сударь, то рядом с настоящими мастерами я просто сапожник.
      МАРУЛЛ
      В каком смысле? Говори точно.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Если точно, я, значитца, исправляю то, чего тебе в подметки не годится.
      [Вариант 1:
      МАРУЛЛ (...)
      А ты в чем мастер, ну-ка отвечай!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Откровенно говоря, сударь, я мастер подмётных дел.
      МАРУЛЛ
      В каком смысле? Говори точно.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Я, значитца, починяю то, чего тебе в подметки не годится.
      Вариант 2:
      МАРУЛЛ (...)
      А ты что мастеришь? Ну, отвечай!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Откровенно говоря, сударь, я мастак во всяких потачках.
      МАРУЛЛ
      В каком смысле? Какие еще потачки?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Я, значитца, делаю потачки всякой рвани.]
      МАРУЛЛ
      Что за бред, дурак? Чем ты занимаешься?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Топай ногами, сколь хошь. Если у тебя прохудится, я затачаю.
      МАРУЛЛ
      Что ты мне затачаешь, нахал?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Как - чего, сударь? Буцефалы!
      МАРУЛЛ
      Так ты сапожник, что ли?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      А я об чем и говорю! А вообще-то у меня много профессий, которые совместились в одной. Я не расстаюсь с шилом. Я посредничаю и в торговых делах, и вмешиваюсь в женские - и всё этим острым инструментом. Чеботарь - также и оператор: он делает операции на коже. И еще: будь ты самый-рассамый порядошный господин, а если обут в яловые сапоги - попираешь мой труд ногами.
      ФЛАВИЙ
      Что ж не сидится в мастерской тебе?
      Зачем по улицам ты водишь толпы?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Ежели по правде, сударь, то ко́рысти ради: чтобы эти люди поскорее измочалили свою обутку и задали мне работу. Ну, и просто хочется посмотреть на Цезаря и разделить его триумф.
      МАРУЛЛ
      Желают разделить триумф! Какой?
      Вы рады тени прошлого величья?
      Какие покоренные цари
      [Вариант:
      Какие оцеплённые цари]
      Идут за Цезаревой колесницей?
      О люди, порождения камней!
      Вы хуже, чем бесчувственные глыбы!
      О жесткие, жестокие сердца!
      Забыли вы великого Помпея?
      Несчастные, забыли, сколько раз
      Вы лазали на стены и бойницы,
      На башни, трубы! С малыми детьми
      Торчали там часами, ожидая,
      Когда по улицам проедет он.
      Издалека завидев колесницу,
      Кричали так, что волновался Тибр
      От эха голосов, и, содрогаясь,
      Едва не выходил из берегов
      Пещеристых. Но всё переменилось!
      И вот теперь вам новый праздник дан.
      И вот теперь вы лучшее надели,
      И вот теперь цветочки принесли,
      Желая приукрасить путь кровавый
      Губителя Помпея. Ну и что?
      Какая разница - вам лишь бы праздник!
      Стыд, граждане! Ступайте по домам,
      Падите на колени и молитесь,
      Чтоб божества не покарали Рим
      Какою-нибудь новою заразой,
      Когда неблагодарности чума.
      Его уже и так почти изъела.
      ФЛАВИЙ
      Да, да, ступайте, добрые друзья,
      Но лучше не домой, а соберите
      Таких же пролетариев, как вы,
      Ведите их рыдать на берег Тибра
      И там излейте в воду столько слез,
      Чтобы при самом медленном теченье
      Поток поднялся до вершин холмов
      И их поцеловал. Тогда, быть может,
      Замолите вы свой тягчайший грех.
      Горожане расходятся.
      А чернь - металл не столь уж тугоплавкий.
      Смотри, как удаляются они:
      Понурились, молчат. Не от стыда ли?
      Ну, ладно, к Капитолию пойдем:
      Ты - этою улицей, а я - другою.
      И по дороге мы сорвем венки
      Со всех его противных монументов.
      МАРУЛЛ
      Не вышло бы из этого беды:
      У нас же Луперкалии сегодня.
      ФЛАВИЙ
      Так что ж ему - развешивать венки
      На всех своих противных истуканах?
      Идем, и чернь разгоним заодно.
      Мы крылья Цезарю пообщипаем,
      А то уж больно высоко взлетел.
      Иль станет он недосягаем взору
      И нас заставит вечно трепетать.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ВТОРАЯ
      Площадь.
      Трубы.
      Входят ЦЕЗАРЬ, АНТОНИЙ, готовый к бегу; КАЛЬПУРНИЯ, ПОРЦИЯ, ДЕЦИЙ, ЦИЦЕРОН, БРУТ, КАССИЙ и КАСКА.
      За ними - толпа, и среди нее ПРОРИЦАТЕЛЬ.
      
      ЦЕЗАРЬ
      Кальпурния!
      КАСКА
      Тихо, вы! Цезарь говорить будет.
      Музыка умолкает.
      ЦЕЗАРЬ
      Кальпурния!
      КАЛЬПУРНИЯ
      Да, мой повелитель?
      ЦЕЗАРЬ
      Стань под удар Антония, когда
      Священный бег начнется. Марк Антоний!
      АНТОНИЙ
      Да, повелитель мой?
      ЦЕЗАРЬ
      Не позабудь
      Хлестнуть Кальпурнию во время бега.
      От этого, как старцы говорят,
      Бесплодные рожают.
      АНТОНИЙ
      Несомненно!
      Что Цезарь молвил, то воплощено.
      ЦЕЗАРЬ
      Ступай. Обряда чтоб не прерывали!
      Музыка.
      ПРОРИЦАТЕЛЬ
      Цезарь!
      ЦЕЗАРЬ
      Кто ко мне обращается?
      КАСКА
      Да тихо вы там! Разыгрались некстати.
      Музыка умолкает.
      ЦЕЗАРЬ
      Кто это из глубин народных масс
      Ко мне взывает? Я услышал голос
      Сквозь шум толпы и музыку. Так что ж
      Ты хочешь мне сказать?
      ПРОРИЦАТЕЛЬ
      Остерегайся
      Ид мартовских!
      ЦЕЗАРЬ
      Кто этот человек?
      БРУТ
      Он прорицатель и предупреждает,
      Что иды марта - время, для тебя
      Опасное.
      ЦЕЗАРЬ
      Пусть подойдет. Хочу я
      В лицо ему взглянуть.
      КАССИЙ
      Эй, выходи!
      Старик, тебя желает видеть Цезарь.
      ЦЕЗАРЬ
      Так что же ты сказал мне? Повтори!
      ПРОРИЦАТЕЛЬ
      Ид мартовских остерегайся.
      ЦЕЗАРЬ
      Полно!
      Он невменяем. Что нам до него?
      Уходят все, кроме БРУТА и КАССИЯ.
      КАССИЙ
      Что ж не идешь смотреть на бег священный?
      БРУТ
      Я? А зачем?
      КАССИЙ
      Прошу тебя, пойдем.
      БРУТ
      Нет, я до всяких зрелищ не охотник.
      Я не игрок, и дух мой не игрив,
      Как у Антония. Тебе же, Кассий,
      Я не хочу мешать и ухожу.
      КАССИЙ
      Нет, Брут, постой. Ты как-то изменился
      И стал со мною холоден и сух,
      Как будто нет меж нами прежней дружбы.
      БРУТ
      Ты, Кассий, ошибаешься. Мой взгляд
      Уже, конечно, не открыт, как прежде.
      Его я обращаю вглубь души.
      [Вариант:
      Я им себя пронзаю до нутра]
      Меня гнетут предчувствия дурные
      И размышленья о себе самом.
      Вот почему угрюм я и рассеян,
      Но это не касается друзей,
      А ты из них, конечно, самый близкий.
      Враждебен я себе лишь самому,
      Всех остальных люблю, но забываю
      О внешнем выражении любви.
      КАССИЙ
      Твою печаль истолковав превратно,
      Я опасался душу открывать.
      А мы должны поговорить о многом.
      Вот ты бы мог узреть свое лицо?
      БРУТ
      Нет, нам доступно только отраженье,
      Лишь образ свой.
      КАССИЙ
      Конечно! Нет зеркал,
      В которых ты увидел бы глубины
      Своей души, все доблести ее.
      Скорбят недаром лучшие из римлян
      (Но только не бессмертный Цезарь наш),
      Что благородный Брут не внемлет стонам
      Лишенных воли граждан...
      БРУТ
      Кассий, друг!
      Неладное ты что-то затеваешь!
      Ты хочешь видеть то, что чуждо мне.
      КАССИЙ
      А ты послушай, Брут. Раз ты уверен,
      Что видим мы себя лишь в зеркалах,
      Тогда, без непомерных притязаний,
      Я на себя роль зеркала возьму
      И отражу лишь то, что очевидно
      Для посторонних, но не для тебя.
      Во мне же, честный Брут, не сомневайся.
      Я не из низкопробных тех натур,
      Что надо всем презрительно смеются,
      И не из пошляков, что всем милы,
      Не льщу в глаза, не клевещу заглазно,
      С ничтожествами дружбы не вожу.
      Я под хмельком души не открываю,
      Поскольку не бываю во хмелю.
      Я не кривое зеркало - не бойся.
      Трубы и крики.
      БРУТ
      Боюсь другого. Слышишь, как кричат?
      Они его диктатором, быть может,
      Уже избрали.
      КАССИЙ
      Ты бы не хотел
      Подобного исхода?
      БРУТ
      О, конечно!
      Хоть я ему не враг. Но отчего
      Ты так затягиваешь предисловье?
      Пора уже и к делу перейти.
      Когда оно общественного блага
      Касается, тогда уравновесь
      Ты честь и смерть - и предложи мне выбор,
      Увидишь сам: я обе изберу.
      И пусть меня возлюбят боги так же,
      Как сам люблю я честь сильней, чем жизнь.
      КАССИЙ
      Да, мне твои достоинства известны,
      Как облик твой наружный. Хорошо,
      Тогда и будем говорить о чести.
      Не знаю, как другие или ты,
      Но я бы жить не мог при тирании,
      Не мог бы унижения сносить,
      Тем более от равного. Как Цезарь,
      Мы родились свободными людьми,
      Как он, всосали с молоком свободу.
      И непогоду мы перенесем
      Не хуже Цезаря, а то и лучше.
      Однажды в бурю яро Тибр ревел,
      Из берегов выплескиваясь. Помню,
      Как Цезарь мне сказал: "А ты дерзнешь
      В поток бурлящий кинуться и гневу
      Державному его противостать?".
      Не говоря ни слова, я в одежде
      Поплыл и за собой его позвал.
      Он так и сделал. Волны напирали
      Со всех сторон. Отбрасывая их,
      Мы долго, долго бились со стихией,
      Все мышцы напрягая, а сердца
      У нас горели волею к победе.
      Но тут великий Цезарь изнемог.
      Он завопил: "Тону! На помощь, Кассий!".
      И вот, как славный пращур наш Эней
      Анхиза вынес из горящей Трои,
      Так Цезаря я вынес на плечах
      Из тибрских вод, неистово кипящих.
      И этот человек обожествлен,
      А Кассий должен почитать за счастье
      Его высокомерные кивки.
      В Испании страдал он лихорадкой.
      Его трясло. Да, да, его трясло!
      Представь, что боги иногда трясутся!
      Я за одним припадком наблюдал:
      Уста божественные побелели,
      Взор, заставлявший трепетать весь мир,
      Был затуманен. И язык, который
      Потомству изреченья дарил,
      Теперь иное изрекал: "Титиний!
      Подай питьё!". Недужное дитя
      Так раскисать, пожалуй, постыдится.
      И он, с величьем призрачным своим,
      Теперь повелевает целым миром
      И держит пальму первенства - один!
      Крики. Трубы.
      БРУТ
      Мы говорим о призраке тиранства,
      А призрак обретает плоть и кровь.
      КАССИЙ
      Наш эфемерный мир собой заполнил
      Колосс, едва стоящий на ногах,
      Он оттого велик, что мы мизерны
      И жалко мечемся у этих ног,
      Себе же на погибель. Брут, запомни:
      Мы сами создаем свою судьбу.
      Нас не влиянье звезд порабощает,
      А наша трусость. Брут - и Цезарь: кто
      Из этих двух достоин предпочтенья?
      Чье имя благороднее звучит,
      И чье величественней начертанье?
      И разве духи не придут на зов,
      Услышав имя "Брут"? Да сами боги
      Едва ли станут это отрицать.
      Так почему повсюду имя "Цезарь"?
      И чем питался он, что так возрос?
      Несчастный Рим эпохи вырожденья!
      На поколенье - лишь один герой,
      Один лишь гражданин - на целый город!
      Позорища такого со времен
      Великого потопа не бывало!
      А мы когда-то думали, что Рим -
      Великий город. Ныне эти стены
      Вместить способны только одного.
      А нам когда-то деды говорили,
      Что в этом городе жил некий Брут.
      Он мог изгнать из Рима даже черта,
      И уж во всяком случае - царька.
      БРУТ
      Я знаю, ты мне друг, и понимаю,
      Зачем завел ты этот разговор.
      Но, извини, и так я растревожен,
      И мне покамест лучше помолчать.
      Слова твои, как следует, осмыслю.
      Добавить что-то хочешь - говори.
      Но обсуждать мы это будем позже.
      Сейчас же знай, мой благородный друг:
      Я предпочел бы стать провинциалом,
      Чем в Риме жить. Такие времена.
      КАССИЙ
      Я все же смог из Брута искру высечь
      Ударами своих убогих слов.
      БРУТ
      Всё кончено. Идет обратно Цезарь.
      КАССИЙ
      Тронь Каску за руку, когда пройдут.
      И он нам сардонически изложит
      Детали исторического дня.
      Возвращается ЦЕЗАРЬ со свитой.
      БРУТ
      Смотри: они на призраков похожи!
      Сам Цезарь хмур. Кальпурния бела.
      Как у хорька, глаза у Цицерона:
      Они такой же яростью горят,
      Когда ему какой-нибудь сенатор
      Сказать посмеет слово поперек.
      Плетутся, как побитые холопы.
      КАССИЙ
      Сейчас нам Каска это разъяснит.
      ЦЕЗАРЬ
      Антоний!
      АНТОНИЙ
      Цезарь?
      ЦЕЗАРЬ
      Я желаю видеть
      В кругу своем лишь избранных людей:
      Лощеных, ладных и невозмутимых.
      Ты посмотри, как этот Кассий худ!
      Он, безусловно, человек опасный.
      АНТОНИЙ
      Нет, нет, бояться незачем его.
      И гражданин, и человек он добрый.
      ЦЕЗАРЬ
      Он человек худой! Я не боюсь.
      Но если б я на это был способен,
      То опасался б именно его.
      Читает слишком много, наблюдает,
      Без приглашенья лезет в суть вещей,
      Не любит зрелищ и увеселений,
      Не то что ты, Антоний. И еще:
      Когда он усмехается, то будто
      С презрением к себе же самому -
      Что на такую мимику способен,
      И духом помрачается, когда
      Его хоть кто-то в чем-то превосходит.
      Уж я-то знаю этот вид людей!
      Они опасны. Нет, не мне, конечно, -
      Я Цезарь, - но опасны вообще.
      Стань справа: этим ухом я не слышу.
      Докладывай: что думаешь о нем.
      ЦЕЗАРЬ уходит со всей свитой, кроме КАСКИ.
      КАСКА
      Зачем ты задержал меня? Что скажешь?
      БРУТ
      Что там случилось? Отчего он зол?
      КАСКА
      А ты сам разве не знаешь?
      БРУТ
      Если бы я знал, разве спрашивал бы?
      КАСКА
      Железная логика. Так вот, ему сунули корону, которую он тут же оттолкнул. Тогда почтеннейшая публика выразила свои гражданские чувства неистовым ревом.
      БРУТ
      А второй раз отчего кричали?
      КАСКА
      Да оттого же!
      КАССИЙ
      А в третий раз? Ведь кричали трижды,
      КАСКА
      Опять из-за того же.
      БРУТ
      Так корону предлагали трижды?
      КАСКА
      Вот именно, трижды. И он трижды ее отталкивал, причем с каждым разом более вяло.
      КАССИЙ
      И кто же предлагал?
      КАСКА
      Антоний, само собой.
      БРУТ
      Каска, будь добр, расскажи об этом во всех подробностях.
      КАСКА
      Во всех я не смог бы при всем желании, хоть убейте. А в общем это был примитивнейший фарс для плебеев. Смотреть было тошно (вот уж что правда, то правда!). Я видел, как Антоний преподнес ему корону - даже не корону, а такую маленькую, чисто символическую, коронку, и, как было сказано, Цезарь ее оттолкнул, но не без признаков сожаления. Антоний повторил попытку, Цезарь снова оттолкнул, едва отлепив от нее пальцы. Антоний сделал третье поползновение, Цезарь в третий раз повторил свой жест, и всякий раз чернь орала и плескала своими бородавчатыми конечностями. По причине столь величественного поведения своего идола эти безмозглые кидали вверх просмердевшие по́том колпаки и заражали атмосферу своим дыханием. Цезарь не выдержал и низвергнулся. Что до меня, то я не расхохотался только потому, что боялся нахлебаться этого злосмрадия.
      КАССИЙ
      Цезарь упал?
      КАСКА
      Упал, захлебываясь пеной, и онемел.
      БРУТ
      А что удивительного, он же эпилептик.
      КАССИЙ
      Сам ты эпилептик. А заодно и я, и Каска. Мы все страдаем падучей болезнью.
      КАСКА
      Не знаю, что ты имеешь в виду. Однако упал Цезарь. И чернь от восторга шикала и била в ладоши, будто на представлении мимов. Чтоб я пропал, всё было именно так.
      БРУТ
      А что он сказал, когда пришел в себя?
      КАСКА
      Еще до падения, заметив, что это стадо в экстазе от его пантомим, он распахнул одежду и предложил всадить ему кинжал в глотку. На месте тупых ремесленников я понял бы его буквально и поймал на слове, провалиться мне на этом месте! Тут он и забился в корчах - жаль, что в не в агонии. Очухавшись, он попросил прощения у добрых сограждан, если вел себя не совсем подобающим образом - дескать, в этот виновато недомогание. Три-четыре добрые согражданки простили ему это падение, ибо они и сами могли бы называться падшими. Они даже воскликнули: "Ах, душка!". Впрочем, это ничего не значит. Убей Цезарь их матерей, они поступили бы так же.
      БРУТ
      И поэтому он ушел опечаленный?
      КАСКА
      Да.
      КАССИЙ
      А Цицерон сказал что-нибудь?
      КАСКА
      Да, но не по-нашему, а по-гречески.
      КАССИЙ
      А что именно?
      КАСКА
      А я что-нибудь понял из этой греческой ахинеи? Если да, то чтоб я больше никогда не увидел ваших лиц. Но которые поняли, те ухмылялись и перемигивались, качая головами. А вот еще новость: Марулла и Флавия лишили слова в сенате за то, что они срывали украшения с истуканов Цезаря. Ладно, я пошел. Много там было еще всяких проявлений безмозглости, но всего не перескажешь.
      КАССИЙ
      Не хочешь ли прийти сегодня ко мне на ужин, Каска?
      КАСКА
      Я уже зван в другое место.
      КАССИЙ
      Тогда приходи завтра на обед.
      КАСКА
      Приду, если буду жив, если ты не передумаешь и если обед будет стоящий.
      КАССИЙ
      Тогда я тебя жду.
      КАСКА
      Хорошо. Прощайте оба
      (Уходит.)
      БРУТ
      Он стал каким-то увальнем сейчас.
      А в школе был сметливым и подвижным.
      КАССИЙ
      Нет, он не изменился. Ты при нем
      Заговори о смелом предприятье -
      Он тут же встрепенется. Он не прост,
      А если грубоват, то пряность речи
      Не позволяет подавиться нам
      Его остротами.
      БРУТ
      Пожалуй, верно.
      До завтра, Кассий. Я к тебе приду,
      Иль сам ты приходи - и всё обсудим.
      КАССИЙ
      Пожалуй, я приду. А ты пока
      Поразмышляй о нашем бренном мире.
      БРУТ уходит.
      КАССИЙ
      Конечно, я не сомневаюсь, Брут,
      Что ты из благородного металла.
      Но и прекраснейшие из людей
      С пути прямого иногда сходили.
      И значит, души честные должны
      Держаться и поддерживать друг друга.
      Кто может поручиться за себя?
      Я ненавистен Цезарю, но Брута
      Он любит. Если Брутом был бы я,
      Меня бы это не остановило.
      Не остановит ли его - как знать!
      Подброшу Бруту ночью письма, как бы
      Написанные разными людьми,
      О том, что значит имя Брут для Рима
      И что опасен Цезарь, как никто,
      Своим неукротимым честолюбьем
      Мы вырвем у него незримый трон
      Иль доживем до мерзостных времен.
      Уходит.
      
      СЦЕНА ТРЕТЬЯ
      Улица.
      Гром и молния.
      Входят с разных сторон КАСКА, с обнаженным мечом,
      и ЦИЦЕРОН
      ЦИЦЕРОН
      А, Каска! Ты от Цезаря идешь?
      Ты тяжко дышишь и глядишь так странно.
      КАСКА
      А ты, конечно, твердость сохранил,
      Когда аморфной стала твердь земная!
      О Цицерон! Я что - не видел бурь?
      Еще какие! Молнии крушили
      Кряжи́стые дубы! И, обуян
      Какою-то вселенскою гордыней,
      Плескался океан до самых туч
      И в них бросал сверкающую пену.
      Я видел в бурю воду и огонь,
      Но чтоб они слились, объединились -
      Такого не было. Одно из двух:
      Иль боги меж собой переругались,
      Иль, ненавидя грешный род людской,
      Решили истребить его навеки.
      ЦИЦЕРОН
      Не видел ли ты знамений каких?
      КАСКА
      Один общинный раб - его ты знаешь -
      Вдруг поднял руку - и она зажглась,
      Как двадцать факелов одновременно,
      Однако не сгорела и ничуть
      Не опалилась. А затем я встретил
      Льва возле Капитолия (с тех пор
      Меча еще не вкладывал я в ножны).
      Лев злобно покосился на меня,
      Однако не напал и удалился.
      Еще я встретил сотню диких жен -
      Или, верней, от страха одичавших.
      Они видали огненных людей,
      Которые по городу шныряли.
      Вчера на площади средь бела дня
      Уселся с уханьем зловещий филин.
      Есть многое на свете, Цицерон,
      Чего никак не назовешь нормальным.
      И если в Риме всё это сошлось,
      Нам эта дрянь добра не предвещает.
      ЦИЦЕРОН
      Феномены, конечно, не из тех,
      Которые типичны для натуры.
      Но, может быть, естественны они,
      И только ложно их истолкованье?
      Так завтра Цезарь явится в сенат?
      КАСКА
      Да, он придет. И должен был Антоний
      Тебе об этом сообщить.
      ЦИЦЕРОН
      Прощай.
      Не лучшая погода для прогулок.
      КАСКА
      Прощай.
      ЦИЦЕРОН уходит. Входит КАССИЙ.
      КАССИЙ
      Эй, кто здесь?
      КАСКА
      Римлянин.
      КАССИЙ
      Когда
      Я не ослышался, ты - Каска?
      КАСКА
      Верно.
      Ну, Кассий, как погодка?
      КАССИЙ
      В самый раз
      Для честных граждан.
      КАСКА
      Кто бы мог представить
      Такое возмущение небес?
      КАССИЙ
      Представить мог бы тот, кому известно,
      Что скверной переполнена земля.
      Но, видишь, я не спрятался от бури,
      Наоборот - одежду распахнул
      И грудь подставил синим змеям молний,
      Плоть неба раздирающих. Себя
      Для этих молний сделал я магнитом.
      КАСКА
      И что за блажь - так искушать судьбу?
      Послали боги нам предупрежденья,
      Которые должны мы воспринять
      И раболепно, и благоговейно.
      КАССИЙ
      О, как ты сдал! Понять я не могу:
      Не то лишен ты воодушевленья,
      Не то его скрываешь ото всех.
      Увидел нечто странное - и сразу
      Готов уж раболепно трепетать.
      А иногда и думать не мешает.
      Когда блуждают духи и огни,
      Когда животные своей натуре
      Не следуют, глупеют старики,
      Весь жизненный свой опыт забывая,
      Младенцы начинают прорицать,
      Когда меняет всё свою природу,
      Вполне естественно предположить:
      Все образы чудовищные эти -
      Прямые указания небес,
      Что вывихнуто наше государство.
      А если эти ужасы сложить,
      Они напоминают человека,
      Похожего на грозовую ночь:
      Он молниями бьет и громыхает,
      Тревожит тени мертвецов, рычит,
      Как лев капитолийский. Он не выше,
      Чем ты и я, однако вырос так,
      Что стал страшнее всех ночных кошмаров.
      КАСКА
      Догадываюсь, как я ни убог,
      Что это Цезарь.
      КАССИЙ
      Может быть, и Цезарь.
      Существенней другое: сила, стать
      У нас такие же, как и у предков.
      Но умер в нас великий дух отцов.
      Воспринимая всё по-матерински,
      Мы женственно влачим своё ярмо.
      КАСКА
      Сенат, я слышал, завтра соберется,
      Чтоб этого провозгласить царем.
      И станет он носить корону всюду:
      На суше и на море - но не здесь,
      В Италии.
      КАССИЙ
      Тогда найду я дело
      И место для кинжала своего.
      Лишь Кассий сделает себя свободным.
      Так боги слабым силы придают,
      Так деспоты становятся бессильны.
      Свободный дух не признает цепей,
      Оков, и карцеров, и казематов.
      И жизнь, которой тесен целый мир,
      Всегда способна вырваться из плена.
      Пускай узнает свет, что я не слаб
      И буду счастлив свергнуть часть тиранства,
      Которая касается меня.
      Удар грома.
      КАСКА
      И я. Да что там я! И раб последний
      Таким путем себя освободит.
      КАССИЙ
      Но как решился Цезарь стать тираном?
      Убогий! Вероятно, он решил,
      Что мы - бараны или антилопы,
      Так почему не волк он и не лев?
      Кто хочет распалить пожар, сначала
      Солому поджигает. На распыл
      Пускают Рим, который стал трухою:
      Сгореть готов затем, чтоб подсветить
      Такого подлеца, как этот Цезарь!
      Но, скорбь, куда меня ты завела?
      Так, увлеченный чувством, я, быть может,
      Открылся добровольному рабу?
      Тогда я за слова свои отвечу.
      Я человек отчаянный, а меч
      Всегда со мною.
      КАСКА
      Ты открылся Каске,
      Который иногда бывает злым,
      Но никогда не подлым. Дай мне руку.
      Восстань, зайди, как можно, далеко -
      Увидишь: от тебя я не отстану.
      КАССИЙ
      Мы навсегда товарищи с тобой.
      Уже вовлек я в это дело многих
      Весьма достойно мыслящих людей.
      Затея наша доблестно-опасна.
      И эти люди собрались сейчас
      У портика великого Помпея.
      Все остальные по домам сидят.
      А нам стихии бурные отрадны:
      Они кровавы, пламенны, страшны,
      И этим нас самих напоминают.
      КАСКА
      Будь осторожен! Кто-то к нам идет.
      КАССИЙ
      А, это Цинна. Мне его походка
      Знакома. Это друг.
      Входит ЦИННА.
      Куда спешишь,
      О Цинна?
      ЦИННА
      Я искал тебя повсюду.
      С тобою рядом кто? Метеллий Цимбр?
      КАССИЙ
      Нет, Каска. Что, меня там ожидают?
      ЦИННА
      Так Каска с нами? Очень хорошо.
      Вот ночь-то! Наших двое или трое
      Сподобились увидеть чудеса
      И ужасы.
      КАССИЙ
      Там ждут меня?
      ЦИННА
      Да, Кассий.
      Неплохо бы и Брута к нам вовлечь.
      КАССИЙ
      Вот и займись-ка этим, добрый Цинна.
      Записку эту Бруту подложи
      На преторское кресло. Кинь вторую
      В окно ему. А третью прилепи
      К стату́е Брута древнего. А после
      Ты к портику Помпея приходи.
      Мы будем там. Брут Деций и Требоний
      Пришли?
      ЦИННА
      Все в сборе, Цимбра только нет,
      А он пошел к тебе. Давай записки,
      Я их доставлю.
      КАССИЙ
      Приходи потом
      В театр Помпея.
      ЦИННА уходит.
      Каска, мы с тобою
      Наведаемся к Бруту до утра.
      Он с нами на три четверти, а после
      Беседы этой весь он будет наш.
      КАСКА
      Он высоко стоит в народном сердце,
      И то, чего бы не простили нам,
      Народ признает доблестью для Брута.
      Брут, как алхимик, всё преобразит.
      КАССИЙ
      Да, без него мы обойтись не сможем -
      Ты понял правильно. Идем скорей.
      Давно уж за полночь. Разбудим Брута
      И с нами будет он при свете дня.
      Уходят.
      
      АКТ ТРЕТИЙ
      СЦЕНА ПЕРВАЯ
      Рим. Площадь перед Капитолием.
      На площади - толпа.
      В толпе - АРТЕМИДОР и ПРОРИЦАТЕЛЬ.
      Трубы.
      Входят
      ЦЕЗАРЬ, БРУТ, КАССИЙ, КАСКА, ДЕЦИЙ БРУТ, МЕТЕЛЛИЙ ЦИМБР, ТРЕБОНИЙ, ЦИННА, АНТОНИЙ, ЛЕПИД, ПОПИЛИЙ, ПУБЛИЙ
      и другие сенаторы.
      ЦЕЗАРЬ
      Ну, вот и наступили иды марта.
      ПРОРИЦАТЕЛЬ
      Да, Цезарь, наступили - не прошли.
      АРТЕМИДОР
      Пожалуйста, прочти цидулу эту
      (Hail, Caesar! read this schedule.)
      ДЕЦИЙ БРУТ
      Требоний также просит, чтобы ты
      Прочел его нижайшее прошенье.
      АРТЕМИДОР
      Начни, великий Цезарь, с моего:
      Оно тебя касается всех ближе.
      ЦЕЗАРЬ
      Когда оно касается меня,
      Тогда его не стану я касаться.
      Последним самым я его прочту.
      АРТЕМИДОР
      Нет, Цезарь, первым, и сейчас!
      ЦЕЗАРЬ
      Он спятил!
      ПУБЛИЙ
      Пошел отсюда прочь!
      КАССИЙ
      Зачем же ты
      На улице суешь свое прошенье?
      Иди, как полагается, в сенат.
      ЦЕЗАРЬ входит в здание сената.
      Остальные следуют за ним. Сенаторы встают.
      ПОПИЛИЙ
      Желаю вам успеха.
      КАССИЙ
      В чем, Попилий?
      ПОПИЛИЙ
      Прощай.
      (Отходит к Цезарю.)
      БРУТ
      Что он сказал тебе сейчас?
      КАССИЙ
      Успеха пожелал. Всё, мы раскрыты.
      БРУТ
      Подходит к Цезарю. Следи за ним.
      КАССИЙ
      Будь наготове, Каска. Брут, что делать,
      Коль в самом деле заговор раскрыт?
      Тогда сегодня Цезарь или Кассий
      Не выйдет из сената. Я себя
      Убью, не рассуждая.
      БРУТ
      И напрасно.
      Глаза у страха слишком велики.
      Попилий улыбается, и Цезарь
      Нисколько не меняется в лице.
      КАССИЙ
      Требоний действует по уговору:
      Антония уводит за собой.
      ДЕЦИЙ БРУТ
      А где Метеллий Цимбр? Ему пора уж
      Просителем пред Цезарем предстать.
      БРУТ
      Пошел. К нему примкните поплотнее
      И подстрахуйте.
      ЦИННА
      Каска, ты удар
      Наносишь первым.
      ЦЕЗАРЬ
      Все ли вы готовы?
      Какие недостатки в государстве
      Поправить могут Цезарь и сенат?
      МЕТЕЛЛИЙ ЦИМБР
      О Цезарь, величайший из великих!
      Внемли моей покорнейшей мольбе...
      Становится на колени.
      ЦЕЗАРЬ
      Предупреждаю, Цимбр, подобострастье
      Влияет лишь на низменных людей,
      Доверчивых и глупых, как мальчишки.
      Для них законодательство - игра.
      А перед Цезарем юлить не стоит.
      Он слишком хладнокровен для того,
      Чтоб растекаться от речей слащавых.
      Кто думает иначе, тот безмозгл.
      Ты, как тебе угодно, унижайся
      И ползай предо мной, как спаниель,
      Но если брат твой изгнан по декрету,
      Бессильны жалкие твои мольбы -
      Я отшвырну тебя с пути, как шавку.
      Знай: Цезарь безупречно справедлив,
      И он не милует без оснований.
      МЕТЕЛЛИЙ ЦИМБР
      Что ж, я не буду пред тобой скулить.
      Но, может, более весомый голос
      Помочь сумеет брату моему?
      БРУТ
      К руке твоей припав нелицемерно,
      Вступаюсь за изгнанника и я.
      ЦЕЗАРЬ
      И ты, Брут?
      КАССИЙ
      Милосердья! Милосердья!
      И Кассий униженьем не сочтет
      Склонить колени пред тобою, Цезарь,
      Чтоб Публий Цимбр прощенье получил.
      ЦЕЗАРЬ
      Я б уступил, но Цезарь вам не ровня.
      Щадить других способен только тот,
      Кто может сам вымаливать пощады.
      Но Цезарь - как Полярная звезда:
      Он не подвержен никаким влияньям
      И так же благородно недвижим.
      Светил превратных в небесах без счета:
      Все искрятся, и все они - огонь,
      Но лишь одна не трогается с места.
      Вот так же и земля полна людей,
      Все люди - это плоть, и кровь, и души,
      И все превратны, кроме одного.
      Лишь Цезарь не подвластен превращеньям.
      Он неизменен в малом, как в большом.
      И если Цимбра он изгнал из Рима,
      Его решенье непоколебимо.
      ЦИННА
      О Цезарь!
      ЦЕЗАРЬ
      Прочь! Олимпа не свернешь!
      ДЕЦИЙ БРУТ
      Великий Цезарь!
      ЦЕЗАРЬ
      Брут, тебя почище, -
      Зря на коленях расточал слова!
      КАСКА
      Тогда красноречивы будут руки!
      Вонзает кинжал в шею ЦЕЗАРЮ. ЦЕЗАРЬ хватает его за руку. Заговорщики наносят удары. Последним ударяет БРУТ.
      ЦЕЗАРЬ
      И ты, Брут! Значит, Цезарь должен пасть.
      Умирает.
      Сенаторы и толпа разбегаются в панике.
      ЦИННА
      Тирана больше нет! Свобода! Воля!
      И тирании дух искоренен!
      По стогнам разнесите этот лозунг.
      КАССИЙ
      Вещать со всех общественных трибун,
      Что тирании дух не возродится.
      БРУТ
      Куда же вы, сограждане, куда?
      Дух тирании навсегда повержен!
      Порядок прежний возродили мы.
      КАСКА
      Взойди на ростру, Брут.
      ДЕЦИЙ
      Ты, Кассий, тоже.
      БРУТ
      Где Публий?
      ЦИННА
      Здесь он, мятежом смятен.
      МЕТЕЛЛИЙ ЦИМБР
      Сейчас нам следует держаться вместе,
      А то цезарианцы могут нас...
      БРУТ
      Не бойся. Публий, успокойся тоже.
      Мы никому вреда не причиним,
      Пускай оповестят об этом граждан.
      КАССИЙ
      Ступай, старик, себя побереги,
      Чтоб ты не получил случайной раны,
      Когда на нас накинутся враги
      Или народ, спасенный от тирана.
      БРУТ
      Несем мы сами груз своей вины,
      И пострадать другие не должны.
      Возвращается ТРЕБОНИЙ.
      КАССИЙ
      А где Антоний?
      ТРЕБОНИЙ
      Где? Да в щель забился!
      Он малодушен! Если б только он!
      Все в панике - мужчины, жены, дети,
      От ужаса визжа, как в судный день.
      БРУТ
      Несчастные! Да им чего бояться?
      Тем более что все, в конце концов,
      Умрут - известно это и без парок.
      И все-таки стремятся жизнь продлить.
      КАССИЙ
      И вместе с нею - прозябанье в страхе.
      [Вариант:
      БРУТ (...)
      И всё-таки цепляются за жизнь.
      КАССИЙ
      И вместе с ней - за прозябанье в страхе.]
      Кто сокращает жизнь на двадцать лет,
      У страха смерти столько ж отнимает.
      БРУТ
      А если так, то смерть - не только зло.
      Мы Цезаря избавили от страха,
      Ему, возможно, этим послужив.
      Склонимся, римляне, омоем руки
      Мы Цезаревой кровью и мечи
      Пурпурной влагой окропим и выйдем
      С мечами алыми над головой
      И с криками: "Свобода, мир и воля!"
      КАССИЙ
      Да, господа, омоемся в крови,
      То будет преэффектнейшая сцена,
      Ее и через множество веков
      Охотно будут представлять актеры
      В тех странах, что еще не рождены.
      БРУТ
      И тело, что лежит у постамента,
      Еще восстанет, и прольется кровь,
      И так до бесконечности.
      КАССИЙ
      Возможно.
      И всякий раз нас будут называть
      Спасителями родины.
      ДЕЦИЙ
      Пора нам.
      КАССИЙ
      Идем за Брутом. И пускай за ним
      Все римляне последуют душою.
      Входит СЛУГА.
      БРУТ
      Постойте! Вот Антония слуга.
      [Стой! Паробок Антония пришел!
      (Soft! who comes here? A friend of Antony's)]
      СЛУГА
      Мне господин велел пасть ниц пред Брутом
      И так сказать: "Брут мудр, и благороден,
      И смел, и честен. Цезарь был могучим,
      Отважным, милосердным. И Антоний
      Любил и чтил его, но и боялся.
      А Брута предпочел бы он без страха
      Любить и почитать. Коль Брут позволит
      Антонию, за жизнь не опасаясь,
      Прийти к нему, чтоб Цезаревой смерти
      Узнать причину, то к живому Бруту
      Антоний будет более пристрастен,
      Чем к Цезарю покойному. Антоний
      Последует за благородным Брутом
      До часа смертного путем, который
      Для них таинствен, и непредсказуем
      Его исход". Так говорил Антоний.
      БРУТ
      Твой господин отважен и умен,
      О нем никто худого не сказал бы.
      Он истый римлянин. И я клянусь:
      Антонию ничто не угрожает.
      Почтительно мы обойдемся с ним
      И всё ему, как должно, разъясним.
      СЛУГА
      Я передам.
      СЛУГА уходит.
      БРУТ
      Хотелось бы мне верить,
      Что с нами будет он.
      КАССИЙ
      О, если б так!
      Но мне подсказывает добрый гений,
      Который не обманывал меня,
      Что Марк Антоний нам весьма опасен.
      Входит АНТОНИЙ.
      БРУТ
      А вот он сам. Приветствую тебя!
      АНТОНИЙ
      Великий Цезарь, ты лежишь так низко!
      И все завоевания твои,
      Триумфы, слава, почести, трофеи -
      Всё съежилось и уместилось здесь.
      Прощай, величие! Мне не известно,
      Кого еще хотите вы заклать
      Во имя вашей благородной цели,
      Но поспешите, если это я.
      Пока вот с этих ваших инструментов
      Не смыта драгоценнейшая кровь,
      Нет лучше ни оружия, ни часа,
      Чтоб жизнь моя окончилась, и я
      Последую за Цезарем охотно.
      Когда я неугоден вам, прошу
      Убить меня кровавыми руками.
      Хотя бы тысячу я прожил лет,
      Не буду к смерти лучше подготовлен.
      Пасть возле Цезаря от рук людей -
      Тех, что определяют дух эпохи, -
      О большем я не мог бы и мечтать.
      БРУТ
      Да что ты всё о смерти да о смерти?
      И руки, видите ль, у нас в крови,
      А мы - вампиры. Полно, Марк Антоний!
      Ты смотришь на руки, но не в сердца,
      Ты видишь следствия, но не причины.
      Как пламя поглощает огоньки,
      Так состраданье к Риму истребило
      В нас жалость к человеку одному.
      Убийство только Цезаря коснулось,
      Для остальных - как будто из свинца
      Мечи у нас, скорее для порядка,
      Чем для ударов. Ты для нас как брат.
      Вот наши руки. И сердца все наши
      Тебе открыты.
      КАССИЙ
      Новые права
      Приобретешь ты наравне со всеми.
      БРУТ
      Дай только успокоить нам народ,
      От страха сам не свой, и мы докажем,
      Что Цезаря убили из любви
      К нему.
      АНТОНИЙ
      А как же! Кто бы сомневался,
      Что вы смогли бы это доказать.
      Давайте окровавленные руки.
      И ты, Брут, первый. Кассий, ты второй.
      Метеллий, Цинна, и отважный Каска,
      И ты Брут Деций, и Требоний. Я
      Назвал тебя последним лишь по списку,
      [Примечание.
      Антоний как бы заранее составляет проскрипцию.]
      Но чту тебя со всеми наравне.
      [Примечание.
      Эта реплика - саркастический и косвенный отклик на слова Кассия: "Новые права // Приобретешь ты наравне со всеми", разумеется, шокировавшие Антония.]
      Да, роль моя, конечно, незавидна:
      Для вас я или трус, иль лицемер.
      И если бы для вас одних! Все знают,
      Что Цезаря любил я - разве нет?
      И дух его взирает, как Антоний
      Вам руки окровавленные жмет -
      Вот здесь, при этом благородном трупе.
      Да это хуже смерти! Вот, имей
      Я больше глаз, чем ран кровоточащих
      У Цезаря, и если бы из них
      Я исторгал кровавых слез потоки,
      Достойней было б это для меня,
      Чем с Цезаря убийцами брататься.
      О Юлий, ты затравлен, как олень.
      Прости меня. Вот здесь твои убийцы,
      Запятнанные кровью. Целый мир
      Был рощею для этого оленя,
      А он был сердцем мира. Он теперь -
      Добыча на охоте олигархов,
      И здесь его преемники стоят...
      КАССИЙ
      Антоний!
      АНТОНИЙ
      Я прошу прощенья, Кассий,
      О Цезаре сказал бы это враг,
      Чего же вы от друга ожидали?
      Для друга это черствые слова.
      КАССИЙ
      Тебя не порицаем мы за это,
      Но понимать намеренья твои
      Хотелось бы. Ты нам союзник, или
      Должны дороги наши разойтись?
      АНТОНИЙ
      А разве не был я определенен,
      Когда вам руки пожимал? Но вдруг
      На Цезаря взглянул и отклонился.
      Я, безусловно, уважаю вас
      И, полагаю, вы мне объясните,
      Чем и кому так Цезарь угрожал.
      БРУТ
      О, безусловно! Было б это дело
      Постыдным, диким зрелищем,
      [Примечание:
      В оригинале: "Or else were this a savage spectacle". Трудно сказать, что имеется в виду: побоища в Колизее или балаган (где устраивалась медвежья травля) возле театра "Глобус". Но важно, что Бруту, в отличие от Антония, омерзительны подобные зрелища.]
      когда б
      Его мы совершили без причины.
      Но основанья наши столь сильны,
      Что, будь ты сыном Цезаря, едва ли
      Тебя не убедили бы они.
      АНТОНИЙ
      Хотел бы ваши доводы услышать.
      А также позволения прошу
      Перенести на площадь это тело
      И там с трибуны речь произнести,
      Чтобы достойно с другом распрощаться.
      БРУТ
      Да, Марк Антоний.
      КАССИЙ
      На два слова, Брут.
      (Бруту, вполголоса)
      Ты понимаешь, что творишь? На это
      Идти нельзя! Он возмутит народ.
      БРУТ
      О том не беспокойся. Я сначала
      Доходчиво народу объясню
      Зачем мы это сделали; добавлю,
      Что нам Антоний друг и говорить
      Он будет только с нашего согласья,
      Что мы и сами Цезаря почтим.
      Нет, нам Антоний принесет лишь пользу.
      КАССИЙ
      Как хочешь, это мне не по душе.
      БРУТ
      Возьми же тело Цезаря, Антоний.
      Условья наши выслушай теперь.
      Ты не имеешь права нас порочить,
      Но как угодно Цезаря хвали.
      Ты выступаешь с нашего согласья -
      О чем ты должен прямо заявить.
      Я эту церемонию открою.
      Ты следуешь за мной. Итак, решай.
      Участвовать ты будешь в погребенье,
      Лишь согласившись это исполнять.
      АНТОНИЙ
      Мне больше и не надо, слово чести!
      БРУТ
      Так тело к погребенью приготовь
      И приходи на форум.
      АНТОНИЙ
      Приготовлю.
      Уходят все, кроме АНТОНИЯ.
      Прости меня, кровоточащий прах,
      Что обходителен я с палачами.
      Руины лучшего из всех мужей,
      Которых время созидало! Горе,
      О горе святотатцам! Ничего!
      Дух Цезаря, безмолвно вопиющий,
      Сквозь этих ран багровые уста!
      Я вызволю тебя. С тобой восстанут
      Разгневанные гении войны.
      Когда проклятье грянет над народом
      И захлебнется вся страна в крови,
      Когда свирепо раздерет на части
      Италию гражданская война,
      Когда насилье станет прозой жизни,
      И высвободит мерзость душ людских,
      И будут матери смотреть, осклабясь,
      На четвертованных своих детей,
      Исчезнет и намек на милосердье,
      И справедливость обратится в дым,
      Тогда дух Цезаря восторжествует.
      О, вы еще увидите его
      В сопровожденье кровожадной Аты!
      Услышите и велегласный клич:
      "Всё уничтожить!" - и война, как Цербер,
      Обрушится на вас. Узнает мир
      О вашем злодеянии по смраду
      Гниющих и не погребенных тел.
      Входит СЛУГА.
      Не твой ли господин Октавий Цезарь?
      СЛУГА
      Да, Марк Антоний.
      АНТОНИЙ
      Цезаря письмо
      Он получил?
      СЛУГА
      Да, скоро он приедет.
      А на словах велел мне передать...
      (Увидев тело Цезаря)
      О, Цезарь!
      АНТОНИЙ
      Ты чувствителен, я вижу.
      Так стань подальше и рыдай: боюсь
      Я меланхолиею заразиться
      И золотые слезы изливать.
      Хозяин далеко?
      СЛУГА
      Семь лиг, не больше,
      Ему осталось.
      АНТОНИЙ
      Сей же час к нему!
      Доложишь обстановку. Рим в смятенье,
      И родственникам Цезаря пока
      Опасно появляться здесь, и вряд ли
      Найдет убежище Октавиан.
      Ступай. Нет, задержись еще. На форум
      Мы тело Цезаря перенесем,
      Там речь произнесу, и будет видно,
      Как отнесется к злодеянью чернь.
      И донесение Октавиану
      Полнее будет. А теперь пошли.
      Уходят, унося труп Цезаря.
      
      СЦЕНА ВТОРАЯ
      Форум.
      Входят БРУТ, КАССИЙ и толпа горожан.
      
      ГОРОЖАНЕ
      Пусть объяснят! - Пускай ответ дадут!
      БРУТ
      Тогда за мной ступайте, я отвечу.
      Или распределитесь вы, друзья:
      Одни - за мной, за Кассием - другие.
      Мы гражданам расскажем, почему
      Был Цезарь умерщвлен.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Иду за Брутом.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      А я за Кассием. Потом сличим,
      Что оба скажут.
      КАССИЙ уходит с частью горожан.
      БРУТ восходит на ростру.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Тихо! Слушай Брута!
      БРУТ
      Терпение, выслушайте меня до конца. Римляне, сограждане, друзья! Узнайте, в чем моя правда. Молчите, чтобы всё расслышать. Верьте мне ради моей чести, считайтесь с моей честью, чтоб поверить. Судите меня в соответствии с вашим разумом и употребите всю силу своего разума, чтобы судить справедливо. Если в этом благородном обществе есть человек, любивший Цезаря, я скажу: любовь Брута была не меньше. И если он спросит, почему Брут восстал против Цезаря, я отвечу: не потому, что любил Цезаря меньше, а потому, что Рим любил больше. Подумайте, что бы вы предпочли: чтобы Цезарь был жив, но вы умерли в рабстве, или чтобы он умер, но вы жили свободными людьми? Цезарь любил меня - и я плачу о нем, он побеждал - и я гордился им, он был доблестен - и я чтил его, он стал властолюбив - и я казнил его. Кто так низок духом, что хочет любить тирана? Пусть откликнется. Если есть такой, я оскорбил его. Есть ли среди вас варвар, который сожалеет, что он римлянин? Если есть такой, я оскорбил его. Кто настолько оподлел, что равнодушен к судьбе отечества? Если есть такой, я оскорбил его. Итак, отвечайте.
      ГРАЖДАНЕ
      Такой поганой твари нет меж нами!
      БРУТ
      Я рад, что никого не оскорбил.
      Я поступил с Цезарем так же, как позволил бы вам поступить с Брутом. Причины гибели Цезаря занесены на скрижали Капитолия без замалчивания заслуг и преуменьшения его преступления.
      Входят АНТОНИЙ и другие с трупом Цезаря.
      А вот и Антоний. Он отдаст последний долг покойному другу. Он не убивал Цезаря, но получит свою долю благ от этой смерти: он вкусит плодов равенства и демократии. Да и кому эта смерть не принесет пользы! Вот моё последнее слово: я убил Цезаря для блага отечества, если же для этого потребуется моя жизнь, я без колебаний убью и себя тем же клинком.
      ЛЮДИ
      Живи, о Брут! Живи, о Брут достойный!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Домой его с триумфом донесем!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Как предка, мы почтим его стату́ем!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Дух Цезаря пусть возродится в нем!
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Как Цезаря, его мы коронуем!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Кричите: "Слава Бруту!", земляки.
      БРУТ
      Сограждане!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Брут говорит! Молчите!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Да замолчите!
      БРУТ
      Я уйду один,
      А вас прошу с Антонием остаться
      И Цезаря великого почтить.
      Антонию мы дали разрешенье
      В прощальном слове вспомнить обо всех
      Заслугах Цезаря. Останьтесь, братья,
      Пока Антоний будет говорить.
      Уходит.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Ну, что ж, послушаем.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Да, не убудет.
      Антоний благородный, начинай.
      АНТОНИЙ
      Друзья, благодарить я должен Брута...
      Восходит на ростру.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      А Брут-то здесь при чем?
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Он говорит,
      Что Бруту он за что-то благодарен.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Он имя Брута лучше б не трепал.
      Порвем за Брута!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Цезарь был тираном.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Ужасным! Как мы вовремя спаслись!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Что мог бы тут еще сказать Антоний?
      Эй, тихо!
      АНТОНИЙ
      Римляне...
      НЕСКОЛЬКО ГОРОЖАН
      Да тише там!
      Послушаем, что все-таки он скажет.
      АНТОНИЙ
      О римляне, сограждане, друзья!
      Послушайте. Я не для славословий
      Пришел сюда. Я друга хороню.
      Дурная слава нас переживает,
      А добрая уходит с нами в гроб.
      И с Цезарем так будет. Чем он лучше
      Всех остальных? Честнейший Брут назвал
      Его властолюбивым. Тот, кто вправду
      Властолюбив, тому прощенья нет.
      И Цезарь тяжко пострадал. Обязан
      Я Бруту тем, что речь произношу
      Надгробную. Брут многого достоин.
      Конечно, и соратники его
      Заслуживают многого... Однако,
      Продолжим. Цезарь был мне верный друг,
      Но Брут назвал его властолюбивым,
      А благородный Брут не может лгать.
      Тьмы пленных приводил с собою Цезарь
      И пополнял их выкупом казну -
      И в этом проявлялось властолюбье!
      Он плакал от страданий бедняка -
      И в этом проявлялось властолюбье,
      Хоть из материй жестких состоит.
      Но Брут назвал его властолюбивым,
      А благородный Брут не может лгать.
      А помните, как в ходе Луперкалий
      Я трижды Цезарю поднес венец?
      Который он отверг властолюбиво!
      Но властолюбцем Брут его назвал,
      А Брут не лжет - он слишком благороден.
      Я не хочу его опровергать,
      А только лишь картину дополняю.
      Причины были Цезаря любить -
      Так разве нет у вас причин для скорби?
      Брут хочет справедливости? Увы,
      Ее не стало в мире человечьем,
      Она переметнулась в мир зверей.
      О, да, зверей, как это ни брутально!
      [O judgment! thou art fled to brutish beasts]
      Простите: дух мой к Цезарю сошел,
      Я помолчу, пока он не вернется.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      В его словах как будто что-то есть.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Чего-то не пойму. Он намекает,
      Что Цезарь был еще не так уж плох?
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Я опасаюсь, не было бы хуже!
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Слыхали: он корону-то не взял!
      Так почему он был властолюбивым?
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Ну, видно, будет туго кой-кому!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Несчастная душа! Антоний плачет.
      Так и горят глаза его от слез.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      По духу он всех благородней в Риме.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Да тихо вы! Он снова говорит.
      АНТОНИЙ
      Вчера одним лишь словом мощный Цезарь
      Был в состоянье мир уничижить.
      И вот ничтожнейшие из ничтожных
      Его уничижают самого,
      А он безмолвствует. Мастеровые!
      Сограждане! Когда бы я хотел
      Вселить в вас дух отмщения, то Брута
      И Кассия обидел бы тогда.
      Но это благороднейшие люди.
      Как можно их задеть! О, ни за что!
      Покойного скорей я опорочу,
      Скорее оскорблю себя и вас,
      Но не таких особ архипрекрасных!
      Я обнаружил хартию одну
      С печатью Цезаря. То завещанье.
      Когда бы огласил я документ
      (Но оглашать его нельзя - увольте!),
      То вы бы целовали этот прах,
      Платками кровь священную вбирали
      И обрывали волосы его,
      Чтобы потомкам, словно талисманы,
      Всё это, умирая, передать.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Прочти нам завещанье, Марк Антоний!
      ГОРОЖАНЕ
      Прочти! Прочти! Мы знать его хотим!
      АНТОНИЙ
      Неужто вы хотите знать, как Цезарь
      Всех вас любил? Но вы же не скоты
      Бездушные! Вы не из камня, люди!
      Вас потрясет до глубины души,
      Сведет с ума известие, что Цезарь
      Свое имущество оставил вам.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Прочти нам волю Цезаря, Антоний!
      ТОЛПА
      Да, воли! Воли Цезаря хотим!
      АНТОНИЙ
      Постойте! Я, увы, проговорился.
      Когда б я волю Цезаря открыл,
      То повредил бы тем прекрасным людям,
      Которые зарезали его.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Они - прекрасные? Они убийцы!
      ТОЛПА
      Читай, Антоний, смело всё читай!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Они - прекрасные? Они злодеи!
      Читай, Антоний, завещанье нам!
      АНТОНИЙ
      Так вы настаиваете? Извольте.
      Но прежде с ростры нужно мне сойти.
      Тогда и покажу я вам пергамент
      И подлинного Цезаря. Итак,
      Сойти мне?
      НЕКОТОРЫЕ ГОРОЖАНЕ
      Да!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Сходи же.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Мы в ответе.
      АНТОНИЙ спускается с ростры.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Вкруг Цезаря сплотитесь.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Эй, вы там!
      Не напирайте!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Здесь Антоний встанет!
      Антоний духом в Риме выше всех!
      АНТОНИЙ
      Так не теснитесь. Шире круг, собратья!
      НЕКОТОРЫЕ ГОРОЖАНЕ
      Раздайтесь! Расступитесь! Эй, назад!
      АНТОНИЙ
      Кто не растратил слез, рыдать готовься!
      Вы эту тогу знаете, а я
      Запомнил, как ее впервые Цезарь
      Надел. То было вечером, в шатре,
      Когда разбил он нервиев. Взгляните!
      Здесь след оставил Кассия кинжал;
      Вот эту брешь проделал желчный Каска;
      А это Цезарев любимец Брут
      Любовь свою запечатлел. Когда же
      Из раны он извлек проклятый нож,
      Кровь бросилась за ним, как будто в двери,
      Как бы не веря в то, что это Брут
      Вломился так враждебно. Цезарь видел
      В нем ангела и так его любил!
      То был удар сильнейший - и последний.
      И, осознав, что Брут его разит,
      Был Цезарь не предательским оружьем,
      А вероломством этим сокрушен,
      И сердце величайшее разбилось.
      Лицо закрыл он тогой от стыда
      И пал к подножью статуи Помпея,
      Куда давно его же кровь текла.
      О соотечественники! То было
      Великое паденье. Пали все -
      И он, и я, и вы. Зато измена
      Кровавая над нами вознеслась.
      Вы плачете? Как вы добросердечны!
      Ах, как вам жаль дырявого плаща!
      А это продырявленное тело?
      Что, граждане, вы скажете о нем?
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Не зрелище - кошмар!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Несчастный Цезарь!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Несчастный день!
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Изменники! Враги!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Жуть, а не зрелище!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Месть лиходеям!
      ОХЛОС
      Месть! Вперед! Найти их! Сжечь! Перебить! Перерезать! Всех изменников до одного!
      АНТОНИЙ
      Достойные граждане!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Тихо! Слушайте благородного Антония!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Да, послушаем его, пойдем за ним, умрем за него!
      АНТОНИЙ
      Заметьте, добрые мои друзья,
      Что я вас ни к чему не подстрекаю
      И не хочу, чтоб лава мятежа
      Вдруг излилась. Участники убийства
      Считаются умнейшими людьми.
      Не сомневаюсь, что они сумеют
      Его причины гладко изложить.
      Я даже им завидую отчасти:
      Ведь я не краснобай - не то что Брут!
      Я прямо говорю, без загогулин.
      Я другу отдаю последний долг,
      И не хочу вселить в вас дух отмщенья.
      Нет, лишь напоминаю вам о том,
      Что вы и сами знаете прекрасно.
      Вот раны Цезаря - его уста,
      Уста, вещающие бессловесно.
      Я, жалкий ритор, уступаю им.
      [Примечание.
      Слово ритор имеет три значения: собственно оратор, учитель риторики и ученик.]
      Пусть говорят они. Но будь я Брутом,
      А Брут - Антонием, то лишь тогда
      Вдохнул бы в вас дух Цезаря Антоний,
      Озвучил этих ран безмолвный вопль
      И даже камни возбудил к возмездью!
      ОХЛОС
      Мы тоже возбудимся!
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Бруту - смерть!
      Я дом его спалю!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Порвем смутьянов!
      АНТОНИЙ
      Постойте, граждане, еще не все.
      ОХЛОС
      Не всё сказал Антоний благородный!
      Уймитесь вы! Послушаем его.
      АНТОНИЙ
      Вы жаждете восстать, но для чего же?
      Чем это рвенье Цезарь заслужил?
      Вы главное забыли - завещанье.
      ОХЛОС
      Да, да! Скорей прочти его! Прочти!
      АНТОНИЙ
      Всем римским гражданам оставил Цезарь
      По семьдесят пять драхм. Его печать
      Намерение это закрепляет.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Великий Цезарь! Как мы отомстим!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Прославлен будь вовек, державный Цезарь!
      АНТОНИЙ
      Послушайте еще.
      ПЛЕБЕИ
      Заткните рты!
      АНТОНИЙ
      Он завещает вам сады, и парки,
      И павильоны. Радуйтесь, друзья.
      Кто будет вас еще любить, как Цезарь?
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Никто! Никто! Возложим на костер
      Его в священном месте. Ну, а после
      Мы головнями подпалим дома
      Изменников. Поднимем тело, братья!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Тащи огня!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Скамейки на дрова!
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Ломай! Круши! Скамейки, окна, двери!
      Уходят, унося тело Цезаря.
      АНТОНИЙ
      О дух войны! Тебя я воскресил.
      Ты на ногах и сам найдешь дорогу.
      Входит СЛУГА.
      Ну, что?
      СЛУГА
      Октавий прибыл.
      АНТОНИЙ
      Где же он?
      СЛУГА
      С Лепидом в доме Цезаря.
      АНТОНИЙ
      Отлично!
      Он прибыл вовремя. Судьба сейчас
      В хорошем настроении. Надеюсь,
      Она и дальше не обидит нас.
      СЛУГА
      А Брут и Кассий в панике бежали:
      Их видели у городских ворот.
      АНТОНИЙ
      Ага! Прознали - надо же, как скоро, -
      Что чернь на них я натравил. Пошли.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ТРЕТЬЯ
      Улица.
      Входит поэт ЦИННА.
      ЦИННА
      Я пил из чаши Цезаря во сне.
      Теперь моя душа тоской объята.
      И выходить не стоило бы мне,
      Но тянет, тянет из дому куда-то.
      Входит толпа.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Кто ты?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Куда идешь?
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Где живешь?
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Женатый или холостой?
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Отвечай прямо.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      И лаконично.
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      И толково.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      И правдиво. А то хуже будет.
      ЦИННА
      Итак, кто я такой, куда иду, где живу, женат или холост. Отвечать нужно прямо, лаконично, толково и правдиво. Говоря толково, я холост.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      То есть, ты хочешь сказать: кто женатый, тот бестолочь? Ты что, нарываешься? Теперь отвечай прямо.
      ЦИННА
      Я шел прямо на похороны Цезаря.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Ты за него или против?
      ЦИННА
      Я отнюдь не против.
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      По-твоему, это прямо?
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Где живешь - в двух словах!
      ЦИННА
      Если в двух, то у Капитолия.
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      И как тебя зовут - правдиво.
      ЦИННА
      Правдиво - меня зовут Цинна.
      ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН
      Порвем его! Он заговорщик!
      ЦИННА
      Да я поэт Цинна! Я же поэт!
      ЧЕТВЕРТЫЙ ГОРОЖАНИН
      Он еще и поэт! Рвите его гнусные вирши! Рвите его за гнусные вирши!
      ЦИННА
      Я не заговорщик! Я поэт Цинна!
      ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН
      Какая разница! Всё одно - Цинна! Порвать его за это!
      ТРЕТИЙ ГОРОЖАНИН
      Рвите его! Рвите! Хватайте головни! Для Брута! Для Кассия! Жгите всех: кто Деция, кто Каску, кто Лигария! Пошли!
      Уходят.
      
      АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
      СЦЕНА ПЕРВАЯ
      Рим.
      Комната в доме Антония.
      АНТОНИЙ, ОКТАВИЙ, ЛЕПИД за столом.
      АНТОНИЙ
      Отмеченные будут казнены.
      ОКТАВИЙ
      И в том числе твой брат, Лепид. Согласен?
      ЛЕПИД
      Согласен.
      ОКТАВИЙ
      Что ж, отметим и его.
      ЛЕПИД
      Но пусть умрет племянник твой, Антоний.
      АНТОНИЙ
      Отметим и племянника. Вот так.
      Лепид, ты нам принес бы завещанье.
      Внимательно его мы перечтем
      И вымараем лишние стесненья.
      ЛЕПИД
      Куда потом?
      ОКТАВИЙ
      Сюда или в сенат.
      ЛЕПИД уходит.
      АНТОНИЙ
      Его призванье - быть на побегушках.
      Вот чучело! Не годен ни на что -
      И вот его в триумвират мы вводим
      И преподносим мира треть ему!
      ОКТАВИЙ
      О нет, Антоний, мы его не вводим -
      Ввели, когда позволили принять
      Участье в составлении проскрипций.
      Зачем же раньше ты не возражал?
      АНТОНИЙ
      Уж извини, но я тебя постарше.
      Я думаю, он пригодится нам.
      С себя мы сбрасываем бремя славы
      И переваливаем на осла.
      Пусть он таскает золота поклажу,
      А мы пойдем покуда налегке.
      Доставит груз - тюки с него мы снимем,
      От бремени его освободим
      (Я подразумеваю бремя власти) -
      И пусть себе пасется на лужку
      И хлопает ушами - в общем стаде.
      ОКТАВИЙ
      Так уж и в стаде! Он тебе не скот,
      А воин, уважения достойный.
      АНТОНИЙ
      Но я ж не стану уважать коня
      Который тоже мне неплохо служит.
      Так я его кормлю. Я научил
      Его скакать галопом и карьером.
      Его аллюром мой владеет дух.
      Так и Лепид: никчёмная душонка,
      Не может двигаться без седока.
      Он эпигон искусств, наук - а толку?
      Что знают все - открытие ему.
      Он счастлив подражать мужам великим
      И тем питает ум, что для других
      Давно уже в отбросы превратилось.
      Для нас он только средство, автомат.
      Поговорим о деле. Брут и Кассий
      Вооружаются. И мы должны
      Союз наш укрепить, найти побольше
      Сторонников и вместе обсудить,
      Насколько положение опасно
      И в чем угрозы, скрытые от глаз.
      ОКТАВИЙ
      Мы у столба - того гляди затравят.
      Совет держать мы будем - только с кем?
      Нас многие скорее ненавидят.
      Боюсь, что каждая улыбка их
      Таит неисчерпаемую злобу.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ВТОРАЯ
      Лагерь близ Сард.
      Перед палаткой Брута.
      Барабаны.
      Входят БРУТ, ЛУЦИЛИЙ, ЛУЦИЙ и солдаты.
      ТИТИНИЙ и ПИНДАР встречают их.
      БРУТ
      Привет!
      ЛУЦИЛИЙ
      Привет тебе.
      БРУТ
      Что, Кассий близко?
      ЛУЦИЛИЙ
      Недалеко. Он с Пиндаром послал
      Тебе привет.
      ПИНДАР отдает БРУТУ письмо.
      БРУТ
      Приветлив он не в меру!
      Увы, я господина твоего
      Не узнаю. Он сам тому виною,
      Иль, может, кто-то грубо исказил
      Его распоряжения, однако
      Творится беззаконье. Впрочем, он
      Прибудет скоро сам и объяснится.
      ПИНДАР
      Конечно. И тогда увидишь ты:
      Мой господин такой же, как и раньше.
      По крайней мере, хуже он не стал.
      БРУТ
      Я всей душой хочу поверить в это.
      Луцилий, на два слова. Как тебя
      Он принял?
      ЛУЦИЛИЙ
      Вежливо, но без радушья,
      Открытости и прежней теплоты.
      БРУТ
      Нет, с теплотой - ни холодно ни жарко.
      Пресыщенную пылкую любовь
      Сменяет изощренная учтивость.
      Для дружества излишен этикет.
      А лицемерие - что конь брыкливый:
      Выказывает норов, а пришпорь
      Его немного - сразу же споткнется.
      Так, Касиий с войском движется сюда?
      ЛУЦИЛИЙ
      Пехота будет в Сардах этой ночью,
      А утром - кавалерия.
      Марш вдали.
      БРУТ
      Они.
      Идемте к ним навстречу.
      Входит КАССИЙ с войском.
      КАССИЙ
      Стойте! Смирно!
      БРУТ
      Команду повторите.
      ПЕРВЫЙ ВОИН
      Стой!
      ВТОРОЙ ВОИН
      Стой!
      ТРЕТИЙ ВОИН
      Стой!
      КАССИЙ
      Честнейший брат мой, вы ко мне не правы.
      БРУТ
      Я оскорблять не стал бы и врага.
      Об этом знают боги. Неужели
      Я в состоянье брата оскорбить?
      КАССИЙ
      Оставь свои софизмы! Я покуда
      Не слеп и глух. И я не потерплю...
      БРУТ
      И всё же лучше потерпи немного.
      Не стоит отношенья выяснять
      В присутствии солдат. Как могут люди
      Стоять за наше дело, если мы
      Не в состоянии договориться?
      Пускай определятся на ночлег.
      Идем в палатку. Все, что наболело,
      Ты выскажешь.
      КАССИЙ (Пиндару)
      Эй, Пиндар, прикажи
      Солдатам на ночлег располагаться.
      БРУТ
      Луциллий, пусть и наши отойдут.
      Пока мы не закончим совещанья,
      Входить в палатку всем запрещено.
      У входа станьте, Луций и Титиний.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ТРЕТЬЯ
      Палатка Брута.
      Входят БРУТ и КАССИЙ.
      КАССИЙ
      Ты оскорбил меня уж тем одним,
      Что Луций Пелла осужден за взятки.
      Он мне знаком, и я тебе писал
      И за него просил, но без вниманья
      Оставил ты ходатайство моё.
      БРУТ
      Ты оскорбил себя такою просьбой.
      КАССИЙ
      Во время смуты очень неумно
      Карать людей за злоупотребленья
      Столь мелкие.
      БРУТ
      Да, мелочь! Но позволь
      И о тебе сказать два слова, Кассий.
      Мне жаловались: ты невесть кому
      Протекции оказывал за деньги.
      КАССИЙ
      Так я мздоимец! Если бы о том
      Сказал не Брут, слова бы эти стали
      Последними...
      БРУТ
      Ты именем своим
      Не злоупотребленья покрываешь,
      А губишь дело правды.
      КАССИЙ
      Даже так!
      БРУТ
      Да, Кассий! Вспомни мартовские иды!
      Из-за чего великий Цезарь пал?
      Во имя справедливости. И нами
      Дух справедливости владел тогда.
      И мы злой дух искоренить хотели,
      Сразив того, кто равных не имел,
      За то, что человеческую низость
      Он поощрял и пестовал затем,
      Чтобы на ней самодержавье строить.
      И вот дух Цезаря вселился в нас.
      И мы уже потворствуем порокам
      Или мараем души - и за что?
      За золото, за этот жалкий мусор!
      Нет, участь пса, что воет на луну,
      Завиднее, чем доля человека,
      В котором угнездились духи зла.
      КАССИЙ
      Псам как угодно ты уподобляйся,
      Но на меня, пожалуйста, не лай.
      В тебя как будто демоны вселились.
      В делах войны я опытней тебя
      И ведаю людей гораздо лучше.
      БРУТ
      О, как ты заблуждаешься!
      КАССИЙ
      Отнюдь.
      БРУТ
      И всё же ты не прав.
      КАССИЙ
      Не зарывайся,
      А то ведь я тебя укорочу.
      БРУТ
      Прочь, низкий человек!
      КАССИЙ
      Я это слышал?!
      БРУТ
      И выслушаешь кое-что еще.
      Не трепетать же мне перед маньяком!
      КАССИЙ
      О боги, что, и это я снесу!
      БРУТ
      Снесешь, снесешь! И это, и другое.
      Перед рабами желчь свою излей,
      Над слугами куражься, сколько хочешь.
      А лучше бешенство держи в себе,
      Хотя бы желчь твою печенку съела,
      Хотя бы злость тебя разорвала!
      Такое поведенье смехотворно!
      КАССИЙ
      Однако! До чего уже дошло!
      БРУТ
      Ты опытом кичился бы поменьше.
      Какой ты воин - в деле покажи.
      Получится - я у тебя охотно
      Учиться стану доблести.
      КАССИЙ
      О Брут!
      Во всем несправедлив ты, даже в этом.
      Я не сказал, что доблестней тебя,
      Я только опытней в военном деле.
      БРУТ
      Мне безразлично, что б ты ни сказал.
      КАССИЙ
      О, так не оскорблял меня и Цезарь!
      БРУТ
      Конечно! Ты же так его не злил.
      КАССИЙ
      Что? Я?
      БРУТ
      А кто же!
      КАССИЙ
      Я?
      БРУТ
      Ты не посмел бы.
      КАССИЙ
      Моею дружбой злоупотреблять
      Я не советую. А то ведь можешь
      Меня и до плохого довести.
      Раскаюсь я потом, да будет поздно.
      БРУТ
      Раскайся лучше в том, что совершил.
      Давно уже дошел ты до плохого.
      Быть может, хватит воздух сотрясать?
      Твои угрозы устрашат мальчишек,
      А на мужей не действуют они.
      Я денег у тебя просил в уплату
      Своим легионерам. Ты же мне
      Надменно отказал: мол, сам, как можешь,
      Крутись. Но я же не могу творить
      Благое дело грязными руками
      И лепты вырывать у бедняков
      Из рук мозолистых. Когда бы мог я,
      Чеканил бы из сердца своего
      Монеты, лил бы золото из крови.
      А попроси ты денег у меня,
      То я тебе ответил бы иначе.
      Пускай меня сразит небесный гром
      И распылит на малые частицы,
      Когда постыдно алчен станет Брут,
      Тем более с соратниками.
      КАССИЙ
      Полно!
      Тебе я не отказывал.
      БРУТ
      Вот как!
      КАССИЙ
      Мои слова, как видно, переврали.
      Брут, ты мне плюнул в душу. Разве друг
      В пожар раздует недоразуменье?
      Он даже настоящий грех простит.
      БРУТ
      Однако недоразуменья эти
      Обходятся мне дорого весьма.
      КАССИЙ
      И вот ты невзлюбил меня за это.
      БРУТ
      Я лишь твои пороки невзлюбил.
      КАССИЙ
      Закрыл бы ты глаза на них из дружбы.
      БРУТ
      Их не заметит только лицемер,
      Хотя б они горами громоздились,
      Как Пелион и Осса.
      КАССИЙ
      Пусть придут
      Сюда скорей Антоний и Октавий.
      И пусть меня карают одного.
      Жизнь Кассию теперь невыносима.
      Тебе он предан. Предан и тобой.
      Не ждет он одобрения от брата.
      И, как последний раб, он заклеймен.
      Его проступки беспощадный стилус
      [Пояснение.
      В оригинале тоже нечто из "компьютерной" терминологии - ноутбук: "all his faults observed, // Set in a note-book". Я из переводческого озорства обыграл этот нюанс - А.Ф.]
      Занес на церы памяти твоей,
      [Пояснение:
      Цер - дубовая дощечка, на которой вырезывались письмена в древней Руси. Но слово латинского происхождения - А.Ф.]
      Чтоб их зубодробительным ударом
      На Кассия обрушить. Если б мог
      Излить я душу вместе со слезами!
      Я подставляю грудь под твой кинжал.
      Здесь сердце чище руд золотоносных.
      Тебе я не дал золота, а ты
      Из сердца своего хотел монеты
      Чеканить - так чекань из моего.
      Ты римлянин - клинок вонзить сумеешь,
      Как в Цезаря. Ведь ты его, любя,
      Отправил к пра́отцам. Так возлюби же
      И Кассия - и умертви его.
      БРУТ
      Довольно. Я не обнажу кинжала.
      Мы этой ссорою себя срамим.
      Ты злись - я буду кроток, как ягненок.
      Нет, я кремень, что высечет огонь -
      И остывает.
      КАССИЙ
      До чего я дожил:
      Мой лучший друг смеется надо мной.
      Моя тоска - предлог для остроумья!
      БРУТ
      О нет, в меня вселился дух вражды,
      Когда я высказал тебе всё это.
      КАССИЙ
      А, сам признался! Вот моя рука.
      БРУТ
      И я с тобой всем сердцем.
      КАССИЙ
      Брут!
      БРУТ
      Что скажешь?
      КАССИЙ
      Твое великодушье таково,
      Что ты мне эту вспыльчивость прощаешь,
      Которую впитал я с молоком?
      БРУТ
      Нет, Кассий, не тебе: когда ты в гневе,
      То это гневается мать твоя.
      ПОЭТ (за сценой)
      Впустите! Меж начальниками ссора,
      Их оставлять нельзя наедине!
      ЛУЦИЛИЙ (за сценой)
      Не пропущу!
      ПОЭТ
      Я под угрозой смерти
      Прорвусь!
      Входит ПОЭТ в сопровождении ЛУЦИЛИЯ, ТИТИНИЯ и ЛУЦИЯ.
      КАССИЙ
      Кто там?
      ПОЭТ
      Гордыню поумерьте!
      О стыд! Смиритесь, будьте вновь друзья.
      Послушайте меня: вас старше я.
      КАССИЙ
      А стих-то у тебя хромает, киник.
      БРУТ
      Ступай своей дорогой, виршеплет.
      КАССИЙ
      Стиль у него такой, не раздражайся.
      БРУТ
      Какой там стиль! Он возомнил себя
      Эпическим поэтом, пошлый клоун!
      А здесь война. Любезный друг,
      Уйди добром.
      КАССИЙ
      И чем скорей, тем лучше.
      ПОЭТ уходит.
      БРУТ
      Луцилий и Титиний, на ночлег
      Пускай людей определят скорее.
      КАССИЙ
      Потом с Мессалой возвращайтесь к нам.
      ЛУЦИЛИЙ и ТИТИНИЙ уходят.
      БРУТ (Луцию)
      А ты подай вина.
      ЛУЦИЙ уходит.
      КАССИЙ
      Не представлял,
      Что ты способен так воспламениться.
      БРУТ
      Сейчас я опечален глубоко.
      КАССИЙ
      И, значит, убежденьям изменяешь:
      Ведь философия твоя велит
      Случайностям не придавать значенья
      И не грустить.
      БРУТ
      Такой беды никто
      Не снес бы лучше. Порция скончалась.
      КАССИЙ
      Как, Порция?
      БРУТ
      Недавно умерла.
      КАССИЙ
      О Брут, прости мою бесцеремонность!
      Какое горе! Но какой недуг
      Ее сгубил?
      БРУТ
      Тоска и опасенья,
      Что мы обречены. Сказали ей,
      Что молодой Октавий и Антоний
      Сильнее нас намного. И она
      От этой вести впала в помраченье,
      Немедленно освободила слуг
      И проглотила тлеющие угли.
      КАССИЙ
      От этого она и умерла?
      БРУТ
      Да, умерла от этого.
      КАССИЙ
      О боги!
      Возвращается ЛУЦИЙ с вином и светильником.
      БРУТ
      Не будем больше говорить о ней.
      Давай все горести в вине утопим.
      КАССИЙ
      Я эту благороднейшую скорбь
      С тобою разделяю всей душою.
      Налей мне, виночерпий, через край,
      Чтобы отметить примиренье с Брутом.
      БРУТ
      Войдите!
      ЛУЦИЙ уходит. Входят ТИТИНИЙ и МЕССАЛА.
      Друг Мессала, мой привет!
      Садитесь, и обсудим положенье.
      КАССИЙ
      Нет больше Порции!
      БРУТ
      Прошу, молчи!
      Мне пишут, что Октавий и Антоний
      Идут к Филиппам с силою большой.
      МЕССАЛА
      Я получил такое же известье.
      БРУТ
      А больше ты не знаешь ничего?
      МЕССАЛА
      Еще узнал, что эта тройка в Риме
      Казнила сто сенаторов.
      БРУТ
      А мне
      Писали о семидесяти жертвах.
      Как будто среди них и Цицерон.
      КАССИЙ
      И Цицерон?
      МЕССАЛА
      Да, и его не стало.
      Он тоже в черный список угодил.
      От Порции не получал ты писем?
      БРУТ
      Нет.
      МЕССАЛА
      И не знаешь ничего о ней?
      БРУТ
      Нет.
      МЕССАЛА
      Удивительно.
      БРУТ
      К чему всё это?
      Ты, может, всё же знаешь что-нибудь?
      МЕССАЛА
      Я? Нет.
      БРУТ
      Как римлянин, скажи мне правду.
      МЕССАЛА
      Ну, что ж, тогда, как римлянин, узнай,
      Что умерла она ужасной смертью.
      БРУТ
      Прости, о Порция, мы все умрем.
      И ты должна была уйти когда-то -
      Лишь это позволяет претерпеть
      Мою утрату.
      МЕССАЛА
      Вот он, муж достойный!
      КАССИЙ
      Я уважаю стоиков в душе,
      Но на такую стойкость не способен.
      БРУТ
      Живым - живое. Что же делать нам?
      Должны ли мы сейчас идти к Филиппам?
      КАССИЙ
      Не думаю.
      БРУТ
      А почему?
      КАССИЙ
      Пока
      Их больше, пусть они нас и поищут.
      Пока солдаты наши отдохнут,
      А враг пускай растрачивает силы.
      БРУТ
      Твой аргумент, возможно, и хорош,
      Но пусть он место лучшему уступит.
      Сейчас народ от Сард и до Филипп
      Нам повинуется по принужденью.
      Налогами он сильно раздражен.
      Когда враги пройдут по этим землям,
      К ним могут очень многие пристать.
      Оставим лучше их без пополненья.
      Пойдем к Филиппам сами.
      КАССИЙ
      Слушай, брат...
      БРУТ
      Прости, но я продолжу. Легионы
      Мы укомплектовали. Всех друзей
      Объединили. В общем, наше дело
      Достигло зрелости. И крепнет враг.
      Приливы и отливы существуют
      Не только в океане. Мы сейчас
      Прилив используем благополучно.
      Но, упустив благоприятный миг,
      Застрянуть можем мы на мелководье.
      Итак, во избежание потерь,
      Пока еще прилив, плывем к Филиппам.
      КАССИЙ
      Ну, что ж, ты указал, куда нам плыть,
      Так поплывем, хотя б и фигурально.
      Последним аргументом я сражен.
      БРУТ
      За совещаньем нас застигла полночь.
      Сейчас свой долг уплатим естеству
      Коротким отдыхом. Всё обсудили?
      КАССИЙ
      Да, всё решили, и с утра - в поход.
      БРУТ
      Эй, Луций!
      Входит ЛУЦИЙ.
      Принеси для сна одежду.
      ЛУЦИЙ уходит.
      Мессала, доброй ночи. И тебе,
      Титиний. Кассий, друг мой благородный,
      Тебе желаю искренне добра.
      КАССИЙ
      Нелегким был наш разговор, и всё же
      Надеюсь, что раздора дух убит.
      БРУТ
      Я верю, что убит и не восстанет.
      КАССИЙ
      Я ухожу. Еще раз добрых снов.
      БРУТ
      Пошлите, боги, нам благих видений.
      ТИТИНИЙ и МЕССАЛА
      Спокойной ночи.
      БРУТ
      Добрых снов, друзья.
      КАССИЙ, ТИТИНИЙ, МЕССАЛА уходят.
      Возвращается ЛУЦИЙ.
      Одежду мне подай. Где мандолина?
      [Вариант:
      Одежду мне подай. А цитра где же?]
      ЛУЦИЙ
      Да здесь!
      БРУТ
      Ты засыпаешь на ходу.
      Еще бы! Глаз ты не смыкал так долго.
      Пусть Клавдий и из стражи кто-нибудь
      Ночуют здесь.
      ЛУЦИЙ
      Сюда, Варрон и Клавдий!
      Входят ВАРРОН и КЛАВДИЙ.
      ВАРРОН
      Да, господин?
      БРУТ
      Ложитесь у меня:
      Я вас могу поднять сегодня ночью
      И к Кассию отправить.
      ВАРРОН
      Может, нам
      Тогда и вовсе лучше не ложиться?
      БРУТ
      А если не пошлю вас никуда?
      Располагайтесь. Луций, вот и книга!
      Я сам и положил ее в карман.
      ВАРРОН и КЛАВДИЙ укладываются.
      ЛУЦИЙ
      Ведь говорил я, что не брал той книги.
      БРУТ
      Да, извини, рассеянным я стал.
      Ты мог бы потерпеть еще немного
      И мне на мандолине поиграть?
      ЛУЦИЙ
      Раз господину моему угодно.
      БРУТ
      Да, я тебе покоя не даю,
      Твоим терпеньем злоупотребляя.
      ЛУЦИЙ
      Такая служба у меня.
      БРУТ
      И все ж
      Не должен был бы я тебя неволить.
      Сон нужен молодым.
      ЛУЦИЙ
      Да я уж спал.
      БРУТ
      Не сомневаюсь. Поиграй немного,
      Потом ложись. Когда останусь жив,
      Тебя не буду больше я тиранить.
      Музыка.
      Затем ЛУЦИЙ засыпает.
      БРУТ
      Он убаюкан музыкой своей,
      Как будто смертоносной колыбельной.
      Свинцовою дремотой оглушен,
      Как палицею, спи, мой добрый отрок.
      Дай только мандолину заберу,
      А то еще во сне ее сломаешь.
      Где чтение прервал я? А, вот здесь.
      Входит ДУХ ЦЕЗАРЯ.
      Ночник чуть теплится. Я различаю
      Какую-то загадочную тень.
      А вот теперь она как будто ближе.
      Я сплю? Скорее, грежу наяву
      От переутомленья? Что же это?
      Кто ты - злой гоблин или добрый дух?
      По-видимому, злой: кровь леденеет
      И волосы шевелятся. Кто ты?
      ДУХ ЦЕЗАРЯ
      Твой гений злой.
      БРУТ
      Зачем же ты явился?
      ДУХ ЦЕЗАРЯ
      Сказать, что нам свиданье суждено.
      БРУТ
      И где же мы увидимся?
      ДУХ ЦЕЗАРЯ
      В Филиппах.
      БРУТ
      Что ж, до свиданья.
      ДУХ ЦЕЗАРЯ уходит.
      Вот, пришел в себя,
      А этот злобный гений испарился.
      А жаль - уж я бы с ним потолковал.
      Эй, Луций, Клавдий и Варрон! Проснитесь!
      ЛУЦИЙ
      Совсем расстроился мой инструмент.
      БРУТ
      Во сне свою игру он продолжает.
      Эй, Луций! Пробудись же!
      ЛУЦИЙ
      Да, хозяин?
      БРУТ
      Ты почему во сне кричал?
      ЛУЦИЙ
      Кто? Я?
      БРУТ
      Тебе пригрезился кошмар какой-то?
      ЛУЦИЙ
      Кошмарного не видел ничего.
      БРУТ
      Ну, можешь досыпать. - А вы проснитесь!
      ВАРРОН
      Да, господин?
      ТИТИНИЙ
      Да, господин?
      БРУТ
      Что вам сейчас
      Привиделось ужасного такого,
      Что вы кричали?
      ВАРРОН и ТИТИНИЙ
      Разве?
      БРУТ
      К сожаленью.
      Так что же это было?
      ВАРРОН и ТИТИНИЙ
      Ничего.
      БРУТ
      Ну, ладно. К брату Кассию ступайте:
      Пускай он завтра выступит чуть свет,
      Мы двинемся за ним.
      ВАРРОН и ТИТИНИЙ
      Идем сейчас же.
      Уходят.
      АКТ ПЯТЫЙ
      СЦЕНА ПЕРВАЯ
      Равнина близ Филипп.
      Входят ОКТАВИЙ и АНТОНИЙ с войсками.
      ОКТАВИЙ
      Мои предположенья оправдались.
      А ты еще, Антоний, уверял,
      Что на равнину не сойдет противник:
      Ему сподручней, будто бы, в горах
      Сражаться. А враги идут к Филиппам,
      Где собираются нам дать ответ,
      Совсем не дожидаясь вопрошанья.
      АНТОНИЙ
      Скажи, какая тайна их сердец!
      Ясна причина этого маневра:
      Они бы рады с места не сходить,
      Позиции в горах для них удобней,
      Но неприятель хочет показать,
      Что духом он силен. Уловка эта
      Жалка и не обманет никого.
      Входит ГОНЕЦ.
      ГОНЕЦ
      Военачальники, готовьтесь к битве!
      Враг движется порядком строевым,
      Он развернул кровавые знамена.
      И мы должны немедля дать отпор.
      АНТОНИЙ
      Октавий, разверни на левом фланге
      Свои войска, но очень не спеши.
      ОКТАВИЙ
      На левом станешь сам, а я на правом.
      АНТОНИЙ
      Зачем ты мне идешь наперекор,
      Особенно теперь?
      ОКТАВИЙ
      Я так желаю.
      Марш.
      Барабаны.
      Входят БРУТ, КАССИЙ, ТИТИНИЙ, МЕССАЛА с войском.
      БРУТ
      Смотри: стоят - переговоров ждут.
      КАССИЙ
      Титиний, здесь постой, мы выйдем с Брутом.
      ОКТАВИЙ
      Антоний, может, их атаковать?
      АНТОНИЙ
      Нет, лучше сами отобьем их, Цезарь.
      Идем - они же говорить хотят.
      ОКТАВИЙ
      Ни с места без сигнала к наступленью!
      БРУТ
      Сначала будем биться на словах,
      Сограждане?
      ОКТАВИЙ
      В баталиях словесных
      Вам равных нет, а мы так просто бьем.
      БРУТ
      Хорошие слова сильней ударов,
      Особенно плохих, Октавиан.
      АНТОНИЙ
      И ты, Брут, сочетал небезуспешно
      Плохой удар и добрые слова -
      Кричал: "Да здравствует великий Цезарь!"
      И в сердце ударял его ножом.
      БРУТ
      Антоний, как ты бьешь, пока не знаю,
      Но мне известно, как ты говоришь.
      У пчел из Гиблы ты весь мед похитил
      И перелил его в свои слова.
      [Вариант:
      Ты пчел гиблейских языком обчистил,
      Их медом пропитав свои слова.]
      АНТОНИЙ
      Мед - но не жала я забрал.
      БРУТ
      И жала,
      И даже их жужжанию уже
      Ты подражаешь. Ты ужалить жаждешь,
      Но прежде угрожаешь.
      АНТОНИЙ
      Жалкий лжец!
      А вы-то как вели себя, подонки (villains),
      Пред тем, как в теле Цезаря сшибить
      Свои проклятые клинки? Кривлялись,
      Как обезьяны, ластились, как псы,
      И Цезаря сандальи лобызали,
      Как подлые плебеи, как рабы.
      А ты всех омерзительнее, Каска -
      Ты в спину Цезарю нанес удар.
      [Вариант:
      А ты, паскудный Каска, просто сука:
      Ты сзади шею Цезаря пронзил
      (Whilst damned Casca, like a cur,
      Struck Caesar on the neck)]
      У, лицемеры!
      КАССИЙ
      Вот как - лицемеры!
      Зачем ты Кассия не слушал, Брут?
      Благодаря тебе охальник этот
      Нас поливает грязью.
      ОКТАВИЙ
      Ничего!
      Мы скоро вас польем еще и кровью,
      Когда от слова к делу перейдем.
      Я поднял меч, и он в ножны вернется
      Лишь по отмщенье тридцати трех ран
      На теле Цезаря. Иль Цезарь новый
      Падет от злой предательской руки.
      БРУТ
      Тогда ты совершишь самоубийство,
      О новый Цезарь!
      ОКТАВИЙ
      Вряд ли я рожден,
      Чтоб самому на Брутов меч бросаться.
      БРУТ
      Юнец, ты зря смеешься. Эта смерть
      Почетнее и доблестнее многих.
      КАССИЙ
      Да, но школяр-щенок, вступивший в связь
      С развратником гнилым, не стоит чести.
      АНТОНИЙ
      Исправит лишь могила старика.
      ОКТАВИЙ
      Идем, Антоний. Вызов наш ловите
      Зубами! А решитесь дать ответ -
      Сегодня встретимся на поле боя.
      Да где уж вам! Придется подождать,
      Пока еще вы с духом соберётесь!
      Да где тот дух, что снизойдет на вас?
      ОКТАВИЙ и АНТОНИЙ с войском отходят.
      КАССИЙ
      О, ураган, реви! Горбитесь, волны!
      Плыви, корабль! Нас не остановить.
      Мы движимы теперь самой стихией.
      БРУТ
      Луцилий, подойди!
      ЛУЦИЛИЙ
      Да, господин?
      БРУТ и ЛУЦИЛИЙ отходят.
      КАССИЙ
      Мессала!
      МЕССАЛА
      Слушаю, военачальник!
      КАССИЙ
      Сегодня день рожденья моего.
      Да, как ни странно, этот день. Дай руку.
      И будь свидетелем, что, как Помпей,
      Я возлагаю - также против воли -
      Все наши упованья на одно
      Сраженье. Мы спасем свободу Рима
      Или погибнем. Знаешь, до сих пор
      Я разделял ученье Эпикура,
      Но и приметам начал доверять.
      Так вот, когда мы покидали Сарды,
      На стяг передний сели два орла.
      Они клевали корм из рук солдатских
      И были вместе с нами до Филипп.
      И вдруг сегодня утром их не стало.
      Теперь над нами грает вороньё
      И застит небо, словно черный полог.
      Под этой черной тенью мы идем,
      Возможно, к поражению и смерти.
      МЕССАЛА
      Ты суевером стал?
      КАССИЙ
      Ну, не совсем.
      Я бодрость духа сохранил и смело
      Навстречу всем опасностям пойду.
      БРУТ
      Так, хорошо, Луцилий.
      КАССИЙ
      Я хотел бы,
      Чтоб мы с тобою, благородный Брут,
      До старости друзьями оставались.
      Но хрупки жизни наши. Если мы
      Потерпим пораженье, то, конечно,
      Беседуем с тобой в последний раз.
      Как ты поступишь при таком исходе?
      БРУТ
      Хотел бы я не изменять ни в чем
      Той философии, что разделяю.
      Когда-то я Катона порицал
      За то, что он убил себя. Пожалуй,
      Я сам не понимаю до конца,
      В чем малодушие самоубийства,
      Я просто верю в благость высших сил,
      Которые вселенной управляют.
      КАССИЙ
      Но если битву проиграем мы,
      Тебя за триумфальной колесницей
      В цепях прогонят через Рим.
      БРУТ
      О нет!
      Мой гордый дух не примирится с этим!
      Я знаю: мы сегодня завершим,
      Что начинали в мартовские иды.
      Не знаю, суждена ли встреча нам.
      Тогда прощай и всё прости мне, Кассий.
      Прекрасно, если встретимся опять,
      А если нет - прекрасно мы расстались.
      КАССИЙ
      Прощай, и всё прости мне, честный Брут.
      Я буду счастлив новой нашей встрече.
      А нет - я счастлив, что простились мы.
      БРУТ
      Так выступаем. Жаль, что не известно,
      Чем всё закончится, но хорошо,
      Что в мире всё кончается когда-то,
      И мы узнаем всё, в конце концов.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ВТОРАЯ
      Поле битвы.
      Входят БРУТ и МЕССАЛА.
      БРУТ
      Скачи скорей, Мессала. Мой приказ
      Доставишь отдаленным легионам.
      Шум битвы за сценой.
      Пусть разом атакуют, и когда
      Октавий дрогнет - тут и я ударю.
      Скачи, скачи, Мессала, поживей.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ТРЕТЬЯ
      Другая часть поля.
      Шум битвы.
      Входят КАССИЙ и ТИТИНИЙ.
      КАССИЙ
      Нет, посмотри, как драпают, ублюдки!
      Теперь я враг народу своему.
      Когда сорвался первым знаменосец,
      Я труса зарубил и флаг понес.
      ТИТИНИЙ
      Эх, как с приказом Брут поторопился!
      Октавия он потрепал слегка,
      И, возомнив, что это уж победа,
      Солдаты мародерством занялись,
      А нас тем часом в клещи взял Антоний.
      Входит ПИНДАР.
      ПИНДАР
      Беги! Антоний в лагере твоем!
      Беги, спасайся, благородный Кассий!
      КАССИЙ
      Холм далеко, мне трудно разглядеть.
      Титиний, что горит - мои палатки?
      ТИТИНИЙ
      Да, Кассий.
      КАССИЙ
      Если ты мне друг, скачи
      Туда во весь опор, потом обратно.
      Необходимо точно знать, кто там.
      ТИТИНИЙ
      Быстрее мысли обернусь.
      ТИТИНИЙ уходит.
      КАССИЙ
      Ты, Пиндар,
      Стань на вершину этого холма -
      Всегда я, к сожаленью, видел плохо -
      И за Титинием во все глаза
      Следи, докладывая, что увидишь.
      ПИНДАР поднимается на холм.
      Я в этот день родился и умру.
      Замкнулся круг, вернув меня к истоку.
      Ну, что?
      ПИНДАР
      О господин!
      КАССИЙ
      Да что же там?!
      ПИНДАР
      Титиний окружен, но всё же скачет.
      Еще немного - и возьмут его.
      Догнали. Спешились. С коня он сходит.
      Всё, взяли.
      Крики.
      И от радости вопят.
      КАССИЙ
      Сойди, довольно. - Довелось пред смертью
      Узнать, как друг пропал из-за тебя.
      И сам я словно это всё увидел.
      Финал, достойный труса.
      ПИНДАР спускается.
      Подойди.
      Взял в плен тебя я в Парфии. Спасенный
      От смерти, ты поклялся мне тогда,
      Всё, что тебе я прикажу, исполнить.
      Исполни это - и свободен будь.
      Вот меч, и не простой: он тем прославлен
      Что Цезаря пронзил. И вот сейчас
      Он поразит меня. Лицо закрою -
      Уже закрыл. Теперь смелее бей!
      ПИНДАР ударяет его.
      Ликуй же, Цезарь. Меч, тебя убивший,
      Убийцу твоего и покарал.
      Умирает.
      ПИНДАР
      Эх, Кассий, Кассий! Вот твоя свобода!
      Да только что в ней радости, когда
      Она получена такой ценою!
      Всё кончено, уходит Пиндар прочь.
      Ноги его не будет больше в Риме.
      Входят ТИТИНИЙ и МЕССАЛА.
      МЕССАЛА
      Хотя Антоний Кассия разбил,
      Брут положение уравновесил
      Победой над Октавием.
      ТИТИНИЙ
      Ну, что ж,
      Такая новость Кассия утешит.
      МЕССАЛА
      А где же он?
      ТИТИНИЙ
      Стоял здесь, у холма.
      С ним раб остался.
      МЕССАЛА
      Глянь-ка, это Кассий?
      ТИТИНИЙ
      Так не лежат живые!
      МЕССАЛА
      Это - он?
      ТИТИНИЙ
      Нет, этот человек - уже не Кассий.
      Ну, вот и завершился этот день.
      Заходит солнце, кровью истекая,
      И растворяется в могильной мгле.
      День Кассия ушел в лучах кровавых,
      И солнце Рима поглотила тьма.
      Боюсь, что наше дело безнадежно.
      Сам Кассий пал, не веря в мой успех.
      МЕССАЛА
      Неверие в успех погубит дело.
      Ошибка роковая рождена
      Унынием. Вот сила заблужденья:
      Нас побеждают призраки, а мы
      Им позволяем властвовать над нами.
      Рождает предрассудки человек
      И сам при этих родах погибает.
      ТИТИНИЙ
      Эй, Пиндар! Где ты?
      МЕССАЛА
      Да, найди его.
      А я отправлюсь к Бруту. Мне придется
      Удар ему столь тяжкий нанести.
      Воистину удар - он пострашнее
      Стилета и отравленной стрелы,
      Сквозь ухо мозг пронзающей.
      ТИТИНИЙ
      Ступай же,
      Мессала, я пока останусь здесь.
      МЕССАЛА уходит.
      Зачем меня услал ты, храбрый Кассий?
      Ведь это оказались не враги,
      А люди Брута, и они надели
      Венок победный на голову мне,
      Чтоб я отвез тебе его. Ты слышал
      Их радостные крики, но придал
      Им ложный смысл. Однако я исполню,
      Что Брут велел. Носи же свой венок.
      Увидит Брут, как будешь ты увенчан.
      Последую примеру твоему:
      Как римлянин, я тоже смерть приму.
      Трубы.
      Входят
      БРУТ, МЕССАЛА, КАТОН, СТРАТОН, ВОЛУМНИЙ и ЛУЦИЙ.
      
      БРУТ
      Где он, Мессала?
      МЕССАЛА
      Здесь. А вот Титиний
      Его оплакивает.
      БРУТ
      Почему
      Он вверх лицом?
      КАТОН
      Он мертв.
      БРУТ
      О Юлий Цезарь!
      Твой дух, как видно, непреодолим?
      Он бродит, против нас же обращая
      Оружье наше.
      Шум битвы.
      КАТОН
      Доблестный Титиний!
      Он друга смертью увенчал своей.
      БРУТ
      Кто в Риме так велик, как эти двое?
      Прощайте же, последние герои!
      Рим больше не родит подобных вам.
      Но воли не могу я дать слезам.
      Для почестей найдем мы лучше время.
      Перевезите в Фасос их тела.
      Когда бы мы их здесь похоронили,
      Могли бы совершенно духом пасть.
      Катон, Луцилий, нам пора на поле,
      А Флавий с Лабеоном поведут
      Войска. Наш главный день не завершился.
      Еще не вечер. Римляне, за мной!
      Мы снова испытаем жребий свой.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
      Другая часть поля.
      Шум битвы.
      Входят, сражаясь, солдаты обеих армий.
      Затем - БРУТ, КАТОН, ЛУЦИЛИЙ и другие.
      
      БРУТ
      Сограждане, смелей! Не падать духом!
      КАТОН
      Меж нами падших нет. Эй, кто за мной?
      Во всеуслышанье провозглашаю:
      Я сын Катона Марка - друг страны
      И враг тиранов. Да, я сын Катона!
      БРУТ
      А я Марк Брут! Я друг отчизны Брут!
      За мной, друзья! Вы Брута узнаёте?
      (Уходит, сражаясь)
      КАТОН падает.
      ЛУЦИЛИЙ
      Ты с честью умер, доблестный Катон,
      Ушел ты благородно, как Титиний,
      Достоин ты великого отца.
      ПЕРВЫЙ СОЛДАТ
      Сдавайся иль смерть!
      ЛУЦИЛИЙ
      Для смерти сдамся
      И заплачу, чтобы ты меня убил.
      Я Брут. Прославься же брутоубийством.
      ПЕРВЫЙ СОЛДАТ
      Такого пленника убить нельзя.
      ВТОРОЙ СОЛДАТ
      Беги, беги к Антонию скорее!
      И передай, что нами схвачен Брут.
      ЛУЦИЛИЙ
      Обрадую его! Хотя Антоний
      Уже идет сюда.
      Входит АНТОНИЙ.
      Мой господин!
      Брут нами взят! Мы захватили Брута!
      АНТОНИЙ
      А Брут-то где?
      ЛУЦИЛИЙ
      Для вас он не доступен.
      Живым не сдастся благородный Брут.
      Его избавят боги от позора.
      Живой иль мертвый, Брут неодолим,
      И духу своему он не изменит.
      АНТОНИЙ
      Дружище, твой трофей - увы, не Брут,
      Но, думаю, они друг друга стоят.
      А этого - с почетом содержать.
      Иметь таких друзей я предпочел бы,
      А не врагов. Разведать, жив ли Брут
      Или убит, и доложить немедля.
      В шатре Октавиана буду я.
      Уходят.
      
      СЦЕНА ПЯТАЯ
      Другая часть поля.
      Входят БРУТ, ДАРДАНИЙ, КЛИТ, СТРАТОН и ВОЛУМНИЙ.
      БРУТ
      Сюда, осколки армии разбитой.
      Здесь, у скалы, и сделаем привал.
      КЛИТ
      Хоть нам Статилий факелом сигналил,
      Но не вернулся: видно, в плен попал
      Или погиб.
      БРУТ
      Ты, Клит, садись. Наверно,
      Погиб. Всё погибает на глазах.
      Послушай, Клит...
      (Говорит ему что-то на ухо)
      КЛИТ
      Нет, ни за что на свете!
      БРУТ
      Молчи.
      КЛИТ
      Да я себя убью скорей!
      БРУТ
      Хочу я попросить тебя, Дарданий...
      (Говорит ему что-то на ухо)
      ДАРДАНИЙ
      Не сделаю такого никогда!
      КЛИТ
      Дарданий?
      ДАРДАНИЙ
      Что?
      КЛИТ
      О чем таком ужасном
      Брут попросил?
      ДАРДАНИЙ
      Чтоб я убил его!
      Вот что задумал!
      КЛИТ
      Да, он полон горем,
      И слезы выступают на глазах.
      БРУТ
      Волумний!
      ВОЛУМНИЙ
      Да, мой вождь?
      БРУТ
      Мой друг, послушай.
      Дух Цезаря являлся дважды мне.
      Сначала в Сардах, а потом в Филиппах -
      Минувшей ночью. Это смерти знак.
      ВОЛУМНИЙ
      Ты заблуждаешься.
      БРУТ
      Не надо лишних
      Речей. Ты видишь сам, к чему идет.
      Враги загнали нас на край провала.
      Шум.
      И лучше броситься с него самим,
      Чем ожидать, когда нас скинут в пропасть.
      Волумний, мы ведь дружим с детских лет.
      И ты во имя этой дружбы крепче
      Меч мой держи - я брошусь на него.
      ВОЛУМНИЙ
      Во имя дружбы о таком не просят,
      И этого не делают друзья.
      Снова шум.
      КЛИТ
      Бежим! Бежим! Нельзя здесь оставаться!
      БРУТ
      Прощайте, Клит, Волумний и Стратон!
      Стратон, проснись. За всё меня простите.
      Я счастлив оттого, что из друзей
      Никем и никогда я не был предан.
      Я с честью поражение снесу,
      А торжество врагов моих бесчестно.
      Прощайте все. Брут людям рассказал
      Историю своей нелегкой жизни.
      Ночь близится, слипаются глаза,
      Усталые, покоя просят кости.
      Труд завершен, исполнился мой срок.
      Шум.
      Крики: "Бегите! Бегите! Бегите!"
      КЛИТ
      Беги, беги скорей!
      БРУТ
      Спасайтесь сами,
      А я потом. Ты задержись, Стратон.
      КЛИТ, ДАРДАНИЙ и ВОЛУМНИЙ уходят.
      Ты светишься духовным благородством.
      Так отвернись и крепко меч держи,
      Я брошусь на него. Что, друг, согласен?
      СТРАТОН
      Дай руку и прощай.
      БРУТ
      Прощай, Стратон.
      Дух Цезаря, ты удовлетворен?
      Отнять чужую жизнь я не был рад,
      Свою отдам охотнее стократ.
      (Бросается на меч и умирает.)
      Шум битвы.
      Сигнал к отступлению.
      Входят ОКТАВИЙ, АНТОНИЙ, МЕССАЛА, ЛУЦИЛИЙ и войско.
      ОКТАВИЙ
      Кто этот человек?
      МЕССАЛА
      Он служит Бруту.
      А что с твоим хозяином, Стратон?
      СТРАТОН
      Он навсегда останется свободным,
      В отличие, Мессала, от тебя.
      Брут одержал славнейшую победу
      Над Брутом и останется в веках.
      Над ним враги не восторжествовали,
      Досталось им лишь тело для костра.
      ЛУЦИЛИЙ
      Быть не могло иначе. Брут, спасибо!
      Ты утверждаешь правоту мою.
      ОКТАВИЙ
      Его людей беру к себе на службу.
      Друг, ты согласен перейти ко мне?
      СТРАТОН
      Да, если даст согласие Мессала.
      ОКТАВИЙ
      Будь добр, Мессала, отпусти его.
      МЕССАЛА
      Ответь, Стратон, как Брут ушел из жизни?
      СТРАТОН
      Он бросился на меч, что я держал.
      МЕССАЛА
      Он до конца пред Брутом долг исполнил.
      Теперь он волен Цезарю служить.
      АНТОНИЙ
      Из заговорщиков лишь Брут был честен.
      Других толкнули зависть и корысть,
      Его подвигла мысль об общем деле
      На этот роковой, прискорбный шаг.
      Но смерть его достойна уваженья,
      И в жизни он прекрасен был во всем.
      В нем так слились природные начала,
      Как будто бы Натура изрекла:
      "Вот достоверный образ человека".
      ОКТАВИЙ
      И мы ему достойно воздадим.
      Внести покойного в мою палатку,
      Пусть там лежит до самого утра
      В великолепном боевом убранстве.
      (Антонию)
      Солдатам всем его почтить вели,
      А мы оценим, что приобрели.
      Уходят.
      2007, 2017
      
      От переводчика
      
      Признаться, из классических трагедий Шекспира "Юлий Цезарь" меня привлекал меньше всего. Там мало психологии, зато много политической риторики - это не очень вдохновляет переводчика. А.А. Аникст назвал "Юлия Цезаря" "самой шиллеровской" пьесой Шекспира, и мы понимаем, какой это двусмысленный комплимент.
      Да еще какой-то странный заглавный герой, которого не назовешь главным: появляется на сцене четыре раза, причем в последний раз уже в виде призрака. А его пятое появление - тоже в виде призрака - вообще не показано, об этом лишь упоминают походя. Он почти буквально сходит на нет. Убивают его в III акте, еще в первой половине пьесы - его даже действующим лицом назвать трудно, это, скорее, бездействующее лицо. Ничего нет в нем от великого, "божественного" Цезаря - об этом только очень много говорят: и сам Цезарь, и остальные, причем гораздо чаще, чем он. Все очень серьезно свидетельствуют об этом великом Цезаре, его по-настоящему боятся, у нас нет оснований сомневаться и в величии Цезаря, и в исходящей от него опасности - но мы ничего подобного не видим. Всё "слова, слова, слова". Прошу прощения за тривиальную цитату, но в данном случае она действительно уместна.
      Я взялся за перевод "Юлия Цезаря" уже после всех других трагедий Шекспира - и получил редкое удовольствие, хотя и прежде работал с энтузиазмом и увлечением. Перебрав сцену за сценой, я убедился, что, при всей своей простоте, даже незатейливости, это очень умная и хорошо построенная пьеса, с точно выраженными глубокими мыслями. И, пожалуй, основная задача переводчика - вчитываться в шекспировский текст, извлекать основный смысл и заострять его, подавать крупным планом - освобождать его от мешающих наслоений, помогать шекспировскому слову не потеряться.
      Я решил идти к этой пьесе не от Шиллера, а от Метерлинка - создать подобие "театра теней". Главный герой трагедии - дух Цезаря. (Кстати, оказалось, что и живой Цезарь - вовсе не бесцветный персонаж, а, напротив, очень колоритный. Он совсем не действует и говорит очень мало, но характер очерчен.) Дух Цезаря пронизывает всё и всё определяет. Пьеса о химерах, фантомах, подчиняющих себе реальность. (В контексте сегодняшнего времени - пьеса о манипуляции массовым сознанием. Монолог Антония перед плебеями, особенно в исполнении М. Брандо, - просто идеальное учебное пособие по манипуляции.)
      Чтобы явно проступил этот смысл призраков, властвующих над действительностью, я постарался насытить пьесу тенями, призраками, духами - ничего не придумывая: иногда у Шекспира было нечто подобное, иногда контекст позволял. Так, уже в первой сцене сенатор Марулл спрашивает простолюдинов:
      Хотите радоваться? А чему?
      Быть может, тени прошлого величья?
      Затем Брут говорит Кассию:
      Смотри: они на призраков похожи!
      Сам Цезарь хмур. Кальпурния бела.
      Как у хорька, глаза у Цицерона...
      Далее - в сцене на форуме из III акта: "По духу Марк Антоний выше всех". Умирающий Брут восклицает: "Дух Цезаря, ты удовлетворен?" (у Шекспира: "Caesar, now be still:") и даже Антоний говорит о Бруте: "Вот настоящий образ Человека" (что соответствует знаменитому "This was a man!"), т.е. не живой, реальный человек, а опять-таки дух, идеал, эйдос.
      При такой трактовке многие вещи видятся уже в ином свете. Например, страшная грозовая ночь - это не просто драматический эффект: природа вопиет против будущего цареубийства. Скорее наоборот: ночь и буря, со всеми страшными видениями - это эманация все того же духа Цезаря.
      КАСКА
      И что за блажь - так искушать судьбу?
      Послали боги нам предупрежденья,
      Которые должны мы воспринять
      И раболепно, и благоговейно.
      КАССИЙ
      Как ты убог! Понять я не могу:
      Не то лишен ты воодушевленья,
      Не то его скрываешь ото всех.
      Увидел нечто странное - и сразу
      Готов уж раболепно трепетать.
      А иногда и думать не мешает.
      Когда блуждают духи и огни,
      Когда животные своей натуре
      Не следуют, глупеют старики
      (Что, если вдуматься, не так уж странно),
      Младенцы начинают прорицать,
      Когда меняет всё свою природу,
      Вполне естественно предположить:
      Все образы чудовищные эти -
      Прямые указания небес,
      Что вывихнуто наше государство.
      А если эти ужасы сложить,
      Они напоминают человека,
      Похожего на грозовую ночь:
      Он молниями бьет и громыхает,
      Тревожит тени мертвецов, рычит,
      Как лев капитолийский. Он не выше,
      Чем ты и я, однако вырос так,
      Что стал страшнее всех ночных кошмаров.
      КАСКА
      Догадываюсь, как я ни убог,
      Что это Цезарь.
      КАССИЙ
      Может быть, и Цезарь.
      Существенней другое: сила, стать
      У нас такие же, как и у предков.
      Но умер в нас великий дух отцов.
      Это и метафора "ночи тирании", которая надвигается на Рим, и образ извращения народного духа.
      И монолог Антония перед римским народом я попытался показать как "сеанс материализации духов": дух Цезаря пробуждается "заклинаниями" Антония, восстает и овладевает толпой, вселяясь даже в самого последнего плебея.
      Итак, понятно, что в трагедии сталкиваются не люди, а души. Но что это означает в более определенном смысле? Можно сказать, что противостояние Цезаря и Брута - конфликт двух маний: величия и совершенства. Но это самая приблизительная схема. В действительности она сложнее. Что такое дух Цезаря? Это не просто дух властолюбия. Это дух человеческого несовершенства. Еще не убитый Цезарь - олицетворение всех слабостей и пороков: крупных и ничтожных, от мании величия до мелкого семейного деспотизма, капризности, потакания всем своим слабостям и похотям. Повторяю: роль небольшая и, как будто, не выигрышная, а на самом деле - напротив: самыми простыми, лаконичными средствами создан блестящий образ титанического несовершенства и ничтожества. И, чтобы властвовать, Цезарь позволяет своим подданным быть плохими (а вернее, "плохонькими": гаденькими, подленькими, дрянненькими, т.е. мелкими, убогими прежде всего, а потом уж какими угодно). Более того - он этого требует от них. Брут требует противного: чтобы они были гражданами, высокими, достойными людьми. Так что понятно, за кем они пойдут.
      Дух Цезаря вселяется не только в цезарианцев (прежде всего Антония и Октавия), не только в плебеев ("да, мы сами - люди маленькие, но Цезарь возвышает нас"), но и в республиканцев. Вот, например, как погибает Кассий:
      Cassius
      Come hither, sirrah:
      In Parthia did I take thee prisoner;
      And then I swore thee, saving of thy life,
      That whatsoever I did bid thee do,
      Thou shouldst attempt it. Come now, keep thine oath;
      Now be a freeman: and with this good sword,
      That ran through Caesar"s bowels, search this bosom.
      Stand not to answer: here, take thou the hilts;
      And, when my face is cover"d, as "tis now,
      Guide thou the sword.
      Pindarus stabs him.
      Caesar, thou art revenged,
      Even with the sword that kill"d thee.
      Dies.
      Pindarus
      So, I am free; yet would not so have been,
      Durst I have done my will. O Cassius,
      Far from this country Pindarus shall run,
      Where never Roman shall take note of him.
      В переводе:
      
      КАССИЙ
      Подойди.
      Взял в плен тебя я в Парфии. Спасенный
      От смерти, ты поклялся мне тогда,
      Всё, что тебе я прикажу, исполнить.
      Исполни это - и свободен будь.
      Вот меч, и не простой: он тем прославлен
      Что Цезаря пронзил. И вот сейчас
      Он поразит меня. Лицо закрою -
      Уже закрыл. Теперь смелее бей!
      ПИНДАР ударяет его.
      Ликуй же, Цезарь. Меч, тебя убивший,
      Убийцу твоего и покарал.
      Умирает.
      ПИНДАР
      Эх, Кассий, Кассий! Вот твоя свобода!
      Да только что в ней радости, когда
      Она получена такой ценою!
      Всё кончено, уходит Пиндар прочь.
      Ноги его не будет больше в Риме.
      Вот она - зловещая ирония судьбы. Кассий мечтал дать свободу всему Риму, а в итоге освободил лишь одного раба, и то - высокомерно и безжалостно надругавшись над его душой, сделав его убийцей (т.е. накануне освобождения Кассий сделал рабскую зависимость Пиндара максимальной). Купленная такой ценой свобода стала Пиндару ненавистной. Дух Цезаря восторжествовал снова.
      Несколько замечаний о последних словах пьесы.
      Antony
      This was the noblest Roman of them all:
      All the conspirators save only he
      Did that they did in envy of great Caesar;
      He only, in a general honest thought
      And common good to all, made one of them.
      His life was gentle, and the elements
      So mix"d in him that Nature might stand up
      And say to all the world "This was a man!"
      Octavius
      According to his virtue let us use him,
      With all respect and rites of burial.
      Within my tent his bones to-night shall lie,
      Most like a soldier, order"d honourably.
      So call the field to rest; and let"s away,
      To part the glories of this happy day.
      Приведу наиболее известный вариант - М. Зенкевича:
      Антоний
      Он римлянин был самый благородный
      Все заговорщики, кроме него,
      Из зависти лишь Цезаря убили,
      А он один - из честных побуждений,
      Из ревности к общественному благу.
      Прекрасна жизнь его, и все стихии
      Так в нем соединились, что природа
      Могла б сказать: "Он человеком был!"
      Октавий
      За эту доблесть мы его как должно,
      Торжественно и пышно похороним,
      Положим прах его в моей палатке,
      Все воинские почести отдав.
      Войска на отдых! И пойдем скорее
      Делить счастливейшего дня трофеи.
      Итак, благородство Брута признают даже его враги, причем, старший и более опытный Антоний проявляет больше пафоса, хотя следовало ожидать обратного. Но и Октавий отдает должное погибшему герою.
      В своем переводе я дал несколько иную нюансировку:
      АНТОНИЙ
      Из заговорщиков лишь Брут был честен.
      Других толкнули зависть и корысть,
      Его подвигла мысль об общем деле
      На этот роковой, прискорбный шаг.
      Но смерть его достойна уваженья,
      И в жизни он прекрасен был во всем.
      В нем так слились природные начала,
      Как будто бы Натура изрекла:
      "Вот достоверный образ человека".
      ОКТАВИЙ
      И мы ему достойно воздадим.
      Внести покойного в мою палатку,
      Пусть там лежит до самого утра
      В великолепном боевом убранстве.
      (Антонию)
      Солдатам всем его почтить вели,
      А мы оценим, что приобрели.
      Напомню, что именно Антоний стал основным виновником гибели Брута: именно он своей гениальной речью пробудил гражданскую войну. Это он, так сказать, "съел" Брута - и сейчас проливает крокодиловы слезы. В то же время, широкая и сложная душа Антония пребывает во власти противоречивых чувств. В этот момент он растроган вполне искренне. К словам, которые есть у Шекспира: "И в жизни он прекрасен был во всем", я добавил фразу, естественную в данных обстоятельствах: "смерть его достойна уваженья" - именно это и произошло потом с Антонием: здесь, на вершине своего торжества, он словно провидит свою гибель. А вот Октавий не сентиментален. Из приличия он произносит "положенные", "ритуальные" слова, велит оказать почет покойному, но занимает Октавия другое. Во-первых, хотя он формально равен Антонию, уже здесь он начинает косвенно изъявлять претензии на главенствующее положение: он отдает приказ солдатам. Во-вторых, он приказывает и Антонию. Здесь я сделал микроскопическое дополнение: ремарки "Антонию" в оригинале нет. Может даже сложиться впечатление, что вся реплика Октавия у Шекспира по своему содержанию публична: он не скрывает от армии, что они с Антонием будут делить трофеи. Обращенные к одному Антонию, последние слова приобретают циничный оттенок: пусть это стадо рыдает (по нашему приказу) над последним римским гражданином - читай: оплакивает свою свободу, - а мы с тобой пойдем делить власть над миром. (И уже подразумевается, кто из них надеется на львиную долю.)
      Вот всё основное, что я хотел сказать о своем прочтении трагедии. Остальное она скажет сама. 2008
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Флоря Александр Владимирович (alcestofilint@mail.ru)
  • Обновлено: 25/05/2017. 139k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Перевод
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.