Корнющенко Дмитрий Ильич
"Жить - это выяснять"

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 17/02/2011.
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (chekanovandrey@mail.ru)
  • Обновлено: 08/08/2009. 17k. Статистика.
  • Сборник стихов: Обществ.науки
  • Заметки
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Послесловие к книге А.А. Любищева "Расцвет и упадок цивилизаций", Ульяновск - Самара, 1993 г.


  •   
      
      
      
      
      
       А. А. ЛЮБИЩЕВ

    Расцвет и упадок цивилизаций

    (Предварительный набросок).

    Русский лицей

    Ульяновск- Самара

    1993

       А.А. Любищев
      
      
      
      
      
      
      
      

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    "ЖИТЬ -- ЭТО ВЫЯСНЯТЬ".

      
       По случайному совпадению во время подготовки текста "Расцвета и упадка цивилизаций" к публикации, в "Литературной газете" появилась ст. В. Блинкова "Чевенгурский искус или Сеансы красной магии на волжских берегах", -- о бывшем заповеднике "Родина В. И. Ленина". Называя имена, которыми с большим основанием мог бы гордиться бывший Симбирск, автор пишет: "Но даже немудреный вопрос -- что можно узнать об Александре Любищеве, кроме лаконичных сведений на мемориальной доске у входа в старое здание пединститута, где выдающийся биолог трудился не в таких уж далеких 50-х годах, -- застал главного научного сотрудника "заповедника" врасплох.
       Да и то: кто такой Любищев "по сравнению с мировой революцией" и ее вождем? Так, пылинка, "исторический фон"..." ("ЛГ" N 37 от 15. 09. 93).
       Ирония автора статьи понятна. БСЭ. 3 изд. сведений о Любищеве не содержит. СЭС, 1982 упоминает Любищева со строк: "Герой повести Д. Гранина".
       Да, образованному читателю имя Александра Александровича Любищева (1890 -- 1972) стало известно после журнального, а затем отдельного издания повести Д. Гранина "Эта странная жизнь". М., "Сов. Рос", 1974. Как и другие биографические повести Гранина (вспомним недавнего "Зубра") книга произвела значительный эффект, хотя по тем временам автор о своем герое смог сказать далеко не все. Читателей особенно поражала "Система" планирования работы и самообразования, которой А. А. Любищев следовал до конца жизни.
       Серьезным профессиональным изданием является книга "Александр Александрович Любищев", Л., Наука, 1982. Тех, кого заинтересует подробная биография Любищева, его научная деятельность, мы отсылаем к этим работам.
       В настоящее время исследованием творчества и научного наследия А. Любищева занимается доктор биологических наук М. Д. Голубовский из С-Петербурга. Нам известны две публикации, подготовленные М. Голубовским в 1991 году: "Мысли о Нюрнбергском процессе", жур. "Звезда" N 2-91 и "Венгерская трагедия" -- фрагменты статьи "О смысле и значении Венгерской трагедии" -- жур. "Новое время" N 43-91. Обе работы типологически близки публикуемому трактату "Расцвет и упадок цивилизаций".
       Публикации в "Звезде" предшествует небольшое, но емкое введение М. Голубовского "Воинствующий идеалист", из которого можно узнать о научных, политических, философских взглядах и интересах автора, о мужестве ученого и человека.
       Кем же был А. А. Любищев? "Биологом, энтомологом, автором работ в области математической биологии, прикладной энтомологии, исследователем проблем систематической морфологии и эволюции" (СЭС, с. 732) ? Да, это его научный профиль. Но упомянутые выше работы, казалось бы, далеки от математической биологии. Хотя, как сказать. Даниил Гранин пишет в своей книге: "А работу о цивилизациях он затеял потому, что считал необходимым раскритиковать социал-дарвинистские взгляды крупнейшего английского генетика Рональда Фишера, который пытался социологию свести к биологии и доказать, что генетика -- ведущий фактор прогресса человечества, причина расцвета и упадка цивилизаций" (с. 70). Речь идет о предлагаемом читателю трактате. Это 1969 год. По словам Гранина, в этом же году он пишет "Уроки истории науки"; пишет воспоминания о своем отце; печатает в "Вопросах литературы" ст. "Дадонология"; разражается "Замечаниями о мемуарах Ллойд-Джорджа", пишет вдруг трактат об абортах, и -- эссе "Об афоризмах Шопенгауэра", а следом "О значении битвы при Сиракузах в мировой истории". (с. 68 -- 69).
       Недавно опубликовано описание архива профессора Любищева. Вот еще, на выбор, названия работ: "Линии Платона и Демокрита в истории культуры", "О морозных узорах на окнах", "Философия и наука". По свидетельству М. Голубовского. за несколько месяцев до кончины (в 1972) Любищев пишет эссе "Научный атеизм и прогресс человечества". Заметим, что многое из перечисленного написано им в возрасте 79 -- 82 лет. В 72 года он решил сосредоточить силы на книге о системах Платона и Демокрита, полагая ее последним и главным трудом.
       А. А. Любищев -- один из самых оригинальных русских умов 20 века, энциклопедист, интегрировавший на профессиональном уровне самые разнообразные знания из смежных и не смежных наук и сумевший путем своеобразной внутреннеинтеллектуальной диалогики придать им высшую культурологическую форму, до которой, пожалуй, далеко еще современной отечественной культурологии.
       Мы не будем приводить известные имена энциклопедистов прошлого, среди которых место и ульяновского профессора. Назовем, может быть, менее известное имя: Порфирий (234 -- 305) -- универсальный философ поздней античности, поражающий своим широко ассоциативным мышлением ("О гроте нимф", жур. "Человек" N 3-93).
       Предлагаемый читателю трактат Любищева "Расцвет и упадок цивилизаций" вполне вписывается в тот ряд книг о развитии человеческого общества, который начинается "Россией и Европой" Н. Данилевского (1868) (с нею у автора есть определенная перекличка) и продолжается сочинениями таких мыслителей, как О. Шпенглер, А. Тойнби, И. Хёйзенга, В. Шубарт. П. Сорокин. Сюда же можно было бы отнести и работы недавно умершего Л. Н. Гумилева, с идеями которого у Любищева есть и точки соприкосновения, но еще больше точек расхождения.
       Чтобы обстоятельно проанализировать и достойно откомментировать работу Любищева, показать ее место в ряду других культурологических и социологических концепций XX века, понадобилась бы еще одна книга не меньшего объема.
       Остановимся лишь на следующем безусловном факте. Читатепь должен все время помнить, что трактат написан в начале 1969 г. Если вы более-менее следили за публикациями последних 7--8 лет на темы философии, истории, религии, социологии, то у вас может возникнуть эффект узнаваемости прочитанного.Кстати, такое же ощущение испытываешь и при чтении других работ автора.
       Что, например, нового для начала 90-х годов в таком резюме: "Венгерское восстание (1956) -- не контрреволюция, а настоящее народное и притом прогрессивное восстание..." Сейчас это аксиома, но написаны-то эти слова 25 декабря 1956 г, буквально по следам кровавой расправы с Венгрией советской армии. Многие ли тогда из соотечественников Любищева были способны на такую оценку, тем более в письменной форме?
       В сущности, книга Любищева -- своеобразная энциклопедия тех истин, откровений, правдивых оценок и выводов, которые постепенно впитывались нами в последнее, еще не завершившееся десятилетие. Обо всем он думал, сказал, написал с бесстрашием задолго до разрешенной гласности, а некоторых его положении современная общественная мысль еще едва коснулась. Любищевым предвосхищены все сегодняшние споры и свары, кажется, он уже знал, что будут российские интеллигенты говорить и думать об исламе и христианстве, о православии и католичестве, о русских и "русскоязычных" писателях, о смертной казни, о пользе и вреде межнациональных браков, о марксизме и атеизме, о Ленине, Сталине и Гитлере, о монархии и демократии, об антисемитизме, о гениальности и сумасшествии, о классовой борьбе и принципе дополнительности Н. Вора, наконец, об опасности охлократизации культуры, о которой заговорили лишь в самое недавнее время.
       Ко всем проблемам, как перечисленным, так и не перечисленным, Любищев подходит с позиции подлинно научного плюрализма, он за состязательность идей, за их диалог, в ходе которого может возникнуть и несогласие; лишь бы оно не приобретало форму любого вида догматизма. Может быть, самые яркие страницы его трактата -- воображаемый диалог еврейского мудреца Натана Мудрого и арабского правителя Саладина. Ценностная парадигма в анализе трех религий могла бы войти в систему идей мыслителей русского религиозно-философского ренессанса, как и сам Любищев вполне вписывается в культурный уровень среди пассажиров "философских пароходов" 1922 года. В этом году* когда по воле Ленина, Россия теряла свою интеллектуальную элиту, Любищев перенес сыпной тиф в тяжелой форме. Мистическое совпадение? Вспоминается и судьба его почти' одногодка А Ф. Лосева (1893 -- 1988), с которым Любищева роднит великолепное знание античной истории и культуры. Лосев был арестован в апреле 1930 г. в связи с публикацией запрещенных цензурой фрагментов "Диалектики мифа", а Любищев в этом же , 1930, чуть не арестован в связи с делом Н. Д. Кондратьева по так называемой "Трудовой крестьянской партии".
       Его научное предвидение, еретизм и бесстрашие переходили и в чисто житейское мужество и бесстрашие. При первом знакомстве с рукописью трактата возникло даже некоторое недоумение. Она носит следы тщательной правки, особенно необходимой в связи с очень плохим машинописным текстом. Так автор обычно готовится к публикации. Но где? Какой редактор-самоубийца согласился бы напечатать в конце 60-х годов хотя бы такое: "Коммунистическая мораль освящает все и, как указывал Ленин в одном высказывании, мораль то, что способствует успеху социалистической революции. Предательство во имя революции почтенно: Павлик Морозов, генерал "Мертвой зыби", предавший своих прежних товарищей"? У Любищева был опыт самиздата в середине 50-х годов, за что его и выпроводили на пенсию в 1955 г. Но зачем тогда ставить свою подпись, которая наверняка была хорошо знакома культурологам в штатском из местного ГБ? Мы не хотим сказать, что тогда не было людей, думающих как Любищев. Да сколько угодно, если судить по сегодняшним публикациям! Но на Красную площадь, протестуя против советской интервенции в Чехословакии, вышло всего 8 молодых людей (25 августа 1968). А он -- 79-летний старик, которого, может быть, с "философским пароходом" и не отправили бы, но... Вспомним биографию А. Д. Сахарова, личности куда более известной, чем Любищев.
       Видимо, престарелый ученый был уверен, что его работы понадобятся, будут печататься, и нужно, чтобы будущие читатели знали их настоящего автора -- таков наиболее вероятный ответ на вопрос о подписи.
       Он был уверен в необходимости для читателя своих мыслей, включая их в разные работы. Это подтверждает текстологический анализ "Венгерской трагедии", 1956 г., "Мыслей о Нюрнбергском процессе", 1965 г.. "Расцвета и упадка цивилизаций", 1969 г. Мы насчитали не менее 20 совпадении политического и философского характера, исторических примеров, имен известных деятелей в определенном контексте, литературных примеров, социальных, биогенетических явлений. Текстологически совпадают рассуждения о "Трех разговорах" В. Соловьева, замечания о брошюре Серебровского, о стерилизации, кесаревом сечении и абортах в "Мыслях о процессе" и в "Расцвете и упадке". В трех работах говорится о сталинизме и фашизме как однотипных явлениях (к этой же мысли в к. 50-х годов приходит В. Гроссман в арестованном в 1960 г романе "Жизнь и судьба".). Развитие политической мысли Любищева видно на меняющемся отношении к Ленину. Если в 1956 В. И. Ленин -- антипод Сталина, в известном смысле мудрый партийный и государственный деятель (иллюзия, которую после XX с. КПСС разделяли многие шестидесятники; впрочем, были и те, кто использовал имя Ленина, как единственный легальный способ для критики коммунистической системы), то в 1965 и 1969 гг. В. И. Ленин -- лицо, имеющее прямое политическое и идеологическое отношение к сталинскому террору и к фашизму. (И опять совпадение с В. Гроссманом -- повестью "Все течет", 1958).
       У Гранина Любищев говорит о себе: "Я -- кто? Я -- дилетант, универсальный дилетант. Слово-то это происходит от итальянского "дилетто", что значит -- удовольствие. То есть человек, которому процесс всякой работы доставляет удовольствие" (с. 9).
       Такие люди нередко приводят окружающих в недоумение и негодование: как это они берутся за все, откуда они столько знают, этого просто не может быть. Зато Любищевым восхищались его студенты.
       Во что же воплотился "дилетантизм" ученого? При жизни опубликовано около 70 научных работ. Всего же им написано свыше двенадцати с половиной тысяч страниц машинописного текста. Такой колоссальный объем наследия должен неизбежно сказаться на речевой деятельности автора. Диапазон огромных знаний в разнообразных областях не так-то просто излагается в процессе знаковой системы. Мы не найдем у Любищева легкости слога, блеска афористичности. Он излагает мысли медленно, подробно, и не спешит сразу же ошеломить читателя главной идеей, а приводит к ней постепенно, путем многих отступлении, житейских и бытовых примеров и наблюдений, казалось бы. не очень-то связанных с задачей, ведущей автора. Такую стилистику можно бы назвать "провинциальной", так писали в 18 -- 19 вв. люди, у которых были и время и мысли (Андрей Болотов, например) Стилистику, но не сами мысли, которые в действительности очень современны, а точнее -- опережающие современность.
       Из лингвистического анализа текста видно, какое значение Любищев уделяет придаточным предложениям, как часто он употребляет скобки, как много в его письменной речи вводных слов. Так излагает свои мысли индивид, имеющий на все свою точку зрения, но допускающий, что есть и другие взгляды, с которыми он готов спорить, не отвергать с налета. Хотя есть позиции, на которых он стоит непоколебимо: антирасизм, антимилитаризм, необходимость христианского идеала, связь идеологической и генетической наследственности.
       Этическая позиция А. Любищева, по свидетельству М. Голубовского, -- "двух станов не боец". Как известно, эти слова принадлежат русскому писателю и поэту 19 в. А. К. Толстому. Психологически эта линия выдерживается в оценке науки и религии, марксизма и идеализма, а литературно -- в частом цитировании поэзии А. Толстого. Видимо, он был любимым русским поэтом Любищева, хотя мировую поэзию он знал замечательно.
       Главные мысли автора трактата часто повторяются, укрепляется их позиция все более убедительными примерами и усиливается новыми логическими построениями. Композиция трактата представляет собою замкнутый круг. С позиций античной эстетики, круг -- символ гармонии, законченности, совершенства. Именно такое впечатление и остается после прочтения книги Любищева, если бы... Если бы не спорность некоторых его положений. Допустим, глядя на сегодняшнее состояние русской нации, можно было бы по-другому оценить значение генетической элиты. Но мы сами условились помнить, что трактат написан в 1969 г.
       Из теории грамматики Ноэма Хомского (1972) следует, что формы познания или мыслительные процессы индивида не могут быть менее сложными или творческими, чем это необходимо для применения правил порождения речи (М. Коул., С. Скрибнер -- Культура и мышление. 1977., М). С этой позиции все. что известно об А. А. Любищеве, человеке и ученом, адекватно отражается в его письменной речи как форме интеллектуальной деятельности.
       В публикации "Расцвета и упадка цивилизаций", в основном, сохранена своеобразная пунктуация автора, а также написание отдельных слов (сантиментальный и др.). Некоторые имена, географические названия и прочее приведены в современном словоупотреблении.
       Примечания к трактату носят вынужденно краткий характер. Многие хорошо известные имена и исторические события не комментируются

    КОРНЮЩЕНКО Д. И., КУДЕЛИНА О. В.


  • Комментарии: 4, последний от 17/02/2011.
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (chekanovandrey@mail.ru)
  • Обновлено: 08/08/2009. 17k. Статистика.
  • Сборник стихов: Обществ.науки
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.