Слободкина Ольга
Р.М.Рильке "Дуинские Элегии". Элегия Пятая
Lib.ru/Современная литература:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Помощь
]
© Copyright
Слободкина Ольга
(
olga_slobodkina@mail.ru
)
Размещен: 09/04/2006, изменен: 15/01/2021. 13k.
Статистика.
Поэма
:
Перевод
ЭЛЕГИЯ ПЯТАЯ
Посвящается
фрау Герте фон Кёних
Но скажи мне,
кто они,
эти скитальцы,
еще скоротечней, чем мы?
С детства гонимые
(ради чего?)
некоей волей,
что недовольна всегда.
Вот она крутит их
и выгибает,
швыряет
и дергает,
и поднимает,
и подчиняет,
тут же отловит,
и, кажется,
что они падают к нам
из маслянистого воздуха
и приземляются плавно
на истертый,
истрепанных нитей ковер
из своих бесконечных прыжков и кульбитов,
ковер, затерявшийся в Космосе...
Прилипнут к нему, словно пластырь,
будто окраинное небо поранило землю.
И, не успев распрямиться,
снова шеренгой своей нарисуют
неясно гигантскую и прописную
латинскую
D
,
будто хотят нам сказать:
Dasein
- Бытие
или
Dastehen
- быть,
неумолимый обхват,
что крутит сильнейших мужчин -
вкруг и вокруг,
будто играет,
как Август Могучий,
что за обедом
согнуть мог одною рукою
тарелку из олова.
О, и вкруг этого центра
роза глядит,
расцветает
и снова теряет
свои лепестки.
Вкруг ее ножки
и пестика,
сраженных ее же пыльцой,
что опыляет
и плодотворит,
и родит
презрения фальшивейший плод,
так что они никогда не почувствуют
лощеный налет показного,
рождаемый
глупой ухмылкой.
И среди них -
тяжелоатлет,
хромой и морщинистый,
старый уже,
и теперь
он только бьет в барабан,
ссохшись под кожей своей,
будто когда-то
вмещала она
двух человек,
и второй
давно уж в могиле,
а этот его пережил
и продолжает свой путь,
оглохший
и иногда
слегка изумленный
под кожей своей овдовевшей.
Но молодой человек,
который бы мог оказаться
сыном монашки и шеи,
туго и мощно набит
мускулатурой и резвостью.
О, вы, все вы,
кому дали побыть
игрушкою боли,
когда, молодая,
она оправляется долго
после болезни...
И особенно вы,
кто падает денно
сотенно раз
недозрелым
с тяжестью,
знаемой только
плод`ом того дерева -
в едином движении
(идущим сквозь весны
и лето, и осень
быстрее воды
на несколько малых минут),
падают с шумом глухим
на могилу...
Порою
в паузе долесекундной
в лице твоем вдруг
может подняться
любящий взгляд,
обращенный
к матери, нежной так редко,
потом
он теряется в теле,
уходит с поверхности,
тонет,
этот застенчивый взгляд,
едва попытавшийся всплыть.
И снова
хлопнет мужчина в ладони,
и снова ты прыгнуть обязан,
прежде чем боль
к сердцу подступит,
всегда побежит впредь тебя,
почувствуешь ты
горение в стопах
в ожидании того,
что ее породит
и слезы подгонит к глазам...
И все же, вслепую...
улыбка...
О, возьми ее Ангел!
И ощипи ее,
травку целебную
с мелким цветочком,
поставь ее в вазу
и сохрани!
Пусть стоит она с теми блаженствами,
что закрыты от нас до поры,
вознеси ей хвалу
в урне прекрасной
с вычурной выспреннeй надписью:
Subrisio
Saltat
,
что значит -
"Улыбка гимнаста"
(иль акробата).
И тогда ты, дорогая,
ты, чрез которую прыгнули
самые сливки блаженств -
молчаливо...
Может быть, юбки твои
осчастливятся милой тобой
или зеленый шелк-электрик,
туго сжимающий
твою крепкую юную грудь,
почувствует,
что он изнежен вконец
и не нуждается боле ни в чем.
Ты
на показ выставляема
снова и вновь,
но всякий раз разно,
как безразличия плод
на колеблемой чаше весов -
публично,
на людях
и ниже плеч.
Но где,
где то Место -
я ношу его в сердце -
там
долго-предолго
они не могли представлять,
но распадались,
словно животные,
не подходящие к случке,
там,
где и гири еще тяжелы,
и тарелки
еще продолжают звенеть,
вихря бесплодного палки...
И вдруг
в этом трудном Нигде -
Невыразимая Святость,
Место, чье Несказанное Имя
не произносится всуе,
где чистое
слишком уж мало
неслыханно преобразится,
делая в воздухе сальто,
в пустотелое
нет, чересчур
,
там, где задача
и с многозначным числом
разрешается вдруг
без остатка.
О, Париж...
Площади,
площади,
бесконечное зрелище.
Модистка
Мадам Ламорт
подвешивает и вьет
неустанные мира пути,
бесконечные ленты,
находит петлицы для них,
для юбок цветки,
кокарды,
муляжные фрукты,
притворно умершие
для дешевых и зимних
шапок
Судьбы.
Ангел!
Представим, есть Место,
незнаемо нами,
где
на Неизреченном Ковре
влюбленные
подвиги смогут вершить,
которые здесь невозможны,
бесстрашно-высокие трюки